Божественном лицезрении, исполненном света и чистоты пренебесной. Вот и жизнь в Боге!
Единственное и неизбежное условие в такой жизни есть отрешение от себя и от всего тварного, или бесстрастие. Дух выйти должен из–мира сего в мир премирный и с собою не вносить туда ничего тленного. Како вшел ecu семо, не имый одеяния брачна, скажут тому, кто вшел бы туда, если б сие было возможно, с каким‑нибудь пристрастием, как бы в изорванном рубище. Но то несомненно, что при каком бы то ни было пристрастии не бывает восхождения к Богу. Бывает, правда, лесть в духе, когда ему чудится, что он живет в Боге. Но как привязанная птица и полетит, и опять падает на землю, хотя привязана за малейший член; как запорошивший глаз и открывает его, но ничего не видит им; так и имеющий пристрастие думает, будто углубился в Бога, но тем только себя обманывает. В сем состоянии бывают ложные видения, обольщения фантазии, а вместе — и обаяния сатаны, который любит и умеет пользоваться всякою нашею слабостию. Многие от сего изумились и навсегда погибли. Однако ж это не должно служить укором истине или останавливать усердие и желание ищущих. Следует только не забывать мудрых правил, оставленных богомудрыми отцами, то есть, устремляясь к Богу, не забывать и отрешения от всего и строже начать с последнего или преимущественно обратиться на него; потому что первое некоторым образом естественно духу, который по отрешении от держащих его уз чувственности не имеет куда войти, кроме области Божественной. В степенях сего отрешения различают сначала болезненное отторгание сердца от вещей чувственных через гнев, потом безвкусие к ним, а далее созерцание их из Бога, не отводящее от Бога. Для отрешения от всего, а равно и для жизни в Боге, всего лучше избрать желающим, способным, призванным особый род жизни — монашеский, или отшельнический. При сем удобнее то и другое является во всей своей чистоте и зрелости. И в порядке обыкновенной жизни сие невозможно, но сопряжено с большими трудностями и препятствиями. Лучше бывает, когда кто, утвердившись жить в Боге в удалении от мира, исходит или вызывается потом в общую жизнь на делание. В том жизнь по Богу имеет особое действие, тот есть представитель Бога для людей, разносящий Его благословение на все… Но опять, и к отшельничеству восходят по определенным правилам, отеческим образом, с долгим и опасным себя испытанием.
Вот куда восходят через Господа Иисуса Христа, чего наконец сподобляются и каким образом! Бог и Отец Господа нашего Иисуса Христа да даст вам по богатству славы Своея, силою утвердитися Духом Его во внутреннем человеце, вселитися Христу верою в сердца ваша, да возможете разу мети со всеми святыми, что широта, и долгота, и глубина, и высота… да исполнится во всяко исполнение Божие (Еф. 3: 16–19)!
б) Чувства и расположения к Богу — из созерцания Его творчества и промышления
Стоять на такой высоте исчезновения в Боге постоянно — многотрудно, при условиях нашей настоящей жизни. Внимание неизбежно совлекается оттуда в порядок временных отношений жизни. Но, благодарение Господу, оно может и при этом не отторгаться от Бога. Мы и здесь на каждом шагу встречаем Его, хотя не непосредственно, а, так сказать, в отражениях. Отсюда особый ряд обязательных для нас чувств и расположений в отношении к Богу, вытекающий из созерцания Его отношения к миру и особенно к человеку.
Бога, бесконечного по бытию и совершенствам, мы созерцаем не Творцом только и Промыслителем, но и Совершителем мира.
Бог есть Всеблагий, Всемогущий, Всепра–ведный и Премудрый Творец и Промыслитель всего мира, в особенности рода человеческого и тебя. Следственно,
аа) Ты весь Его; покорствуй же Ему как Владыке жизни, в чувстве всесторонней зависимости от Него. Начало жизни и сил и их хранение — от Бога. Он дал, Он и содержит: о Нем бо живем, движемся и есмы (Деян. 17:28). Должно же знать и чувствовать, что мы в Его деснице. Она держит нас над бездною ничтожества, в которое сами по себе мы поминутно готовы обратиться. Потому со страхом и заботливостью мы должны держаться и сами сей десницы, не отревать ее от себя и себя не отторгать от нее, а, обращаясь то к ней, то к тому, над чем висим, молитвенно лобзать ее, напрягаясь довесть себя до ощущения самого Ее как бы прикосновения к нам. Мы уже знаем, как важно сие чувство в нравственной жизни. Оно служит самою глубокою и твердою точкою опоры для свободы в склонении ее на решимость ходить в воле Божией, или пребывать в законе. А потом и во всякое другое время оно есть возобновитель или освежитель сей решимости, как, напротив, ослабление его есть мера нравственного расслабления. Кто видит пред собою царя, тот по мановению его готов и в огонь и в воду. Точно так же и кто ощущает на себе руку Владыки своей жизни, неудержимо порывается к исполнению того, что сознает исшедшим из уст Его. Чувство зависимости своей от Бога естественно нашему духу. Оно и есть в нем, только погружением в чувственность, заботами и развлечениями так зарыто, что не выникает из‑под их тяжести, как слабый огонь, заваленный пеплом. Потому нужно только отнять сии препятствия, чтобы дать силу тому чувству. Уединись от развлечений внешних в удаленный покой или овладей ночью, а от расхищений ума войди во внутреннюю храмину; отрешись от забот о всем, что теснит чувством нужды, изпраздни многое, чтобы было одно; если к тому и другому присоединить и обузданы плоти делом и мыслию, то быть не может, чтобы не ожило при сем родное духу нашему чувство. зависимости от Владыки нашей жизни. Но это отрицательные и будто приготовительные средства. Начни уяснять себе истины о происхождении всего от Бога, о своем явлении на свет; размысли, как жизнь возникает и сокращается совсем не по нашим расчетам, а по иным некоторым правилам и проч… Вообще, все надобно употребить, чтобы возбудить от усыпления и потом постоянно держать в силе и живости сие чувство зависимости от Бога. Оно стоит того, ибо само всепобедительно. С ним только творятся нравственные чудеса. И себя и других нравственно править можно только через Него.
бб) Все твое от Него. Способности и свойства души и тела, обстоятельства жизни, состояние и звание, место рождения, воспитание, служба, средства содержания, болезни и здоровье, скорби и радости, возвышение и понижение, возрождение, спасение, царство обетованное, вообще все, что только есть в нас и касается нас, есть от Бога и касается нас по Его воле. Он есть единственный всего распорядитель, никто не может расстроить Его намерений и ничто не может втесниться в Его планы против Его воли. И это как вообще касательно всего человеческого рода, так и в частности касательно меня, тебя и всякого отдельно. Сознавая сие —
Благодари Бога о всем. О всем благодарите, учит апостол. Сия бо есть воля Божия о Христе Иисусе Господе нашем (1 Сол. 5:18). Когда говорит о всем, исключает всякое различие радостного и нерадостного. Значит, за скорби во всех видах столько же должно благодарить, сколько и за радости; столько за малое, сколько и за большое, за прошедшее и настоящее, за постоянное и изменяющееся. Благодарение есть радостное чувство величия милости Божией к нам недостойным. Когда сие радостное чувство не подавляется и скорбями, или когда и скорби принимаются как благо, то отсюда рождающееся доброе состояние есть благодушие. Постоянное благодушие при продолжающихся скорбных обстоятельствах есть христианское терпение. Последний предел богоугодных расположений в отношении к своей участи, устрояемой Богом, за которым начинается уже не просто благодарность, а еще высшее чувство, это есть довольство своим состоянием и всем своим.
Все сии изменения чувств и расположение в отношении к Промыслу, нас устрояющему, сколько естественны в здравом духе, столько же имеют нужду и в поддержании, потому что беспрерывно подлежат опасности нападения со стороны суетливого и самолюбивого эгоизма. Поддержание их совершается посредством размышления или уяснения себе некоторых истин, сознание коих сильно и родит показанные чувства… Все они естественно вытекают из свойства самых расположений. Так —
1) Благодарение есть чувство милости Божией незаслуженной. Итак, развивай в мыслях обилие милостей Божиих, явленных в творении, промышлении и особенно в искуплении, доведи до сознания, что ты милостями сими всесторонне объят: что ни движение, то милость; что меньше дышишь, нежели получаешь милостей; что миг больше, нежели расстояние милости от милости — или что ты стоишь в них неисходно. Когда потом приведешь на мысль, что все это незаслуженно, что не только малой какой недостоин ты милости, но что, напротив, не милости, а постоянных казней стоишь одних; тогда дух не может остаться бесчувственным, не согреться теплотою любви Божией и не отозваться благодарнос–тию. Вообще, мера сих двух сознаний есть, мера благодарности, ее повышения и понижения, как, наоборот, неблагодарность исполняет сердце там, где или не знают благ, или считают себя их достойными, выставляют свои права на них. Неблагодарный Богу есть большой эгоист и вместе — невежда слепой.
2) Благодушие есть радостное или благодарное приятие скорбей и бед всякого рода. Главное в производстве сего чувства — это, кроме ясного видения, как скорби и беды исходят от руки Господней, есть еще ясновидение тех благ, которые из них истекают, и притом благ существенных и истекающих не как‑нибудь случайно из скорбей, а не иначе и возможных как под условием их. Как, например, очищение страстей, утверждение смирения, оставление грехов, крепость характера, приобщение Христовым страстям и проч. Когда это хорошо будет сознано, тогда не могут не возникнуть в душе сначала ростки желания, а далее жажда скорбей и бед. В подкрепление к сим возникающим чувствам должно приложить еще ясное сознание того, что мы стоим не только таких, но и несравненно больших бед, что и жизнь следовало бы отнять, а не только какое‑нибудь благо. И то убеждение уже значительно умалит болезнь сердца, что мы заслужили несравненно больше, а посылается нам меньше; когда же еще увидим и благо от скорбей, то примем их с распростертыми объятиями. А это и есть благодушие.
3) Терпение есть продолжающееся благодушие. Терпеть — значит не только несть скорби; ибо, когда они нашли, куда от них убежишь? Но, собственно, несть с радостию и веселием духа, почему оно и есть непрестающее благодушие. Оттого поддерживать его в себе должно тем же, чем и благодушие, обращая в том и другом случае особенное внимание на продолжительность
