свободно, как бы браком, сочетаться с Божественным повелением, с законом Божиим, как в браке, давши обет верности заветам Христа Спасителя даже до гроба.
Но увы! Грех проник всю природу человеческую, помышление сердца человеческого — зло от юности его (Быт.8:21). Богатотворными даровании украсився от крещения, паче нищету злых возлюбих, и чуждь бых добродетелей окаянный аз (среда 5–й седмицы, утро, 8–я песнь канона). А зная слабости нашей природы, не дремлет и враг человека. Как древле в раю, изощряется он всеми силами, чтобы снова сделать своими данниками, снова взять к себе в плен тех, кого освободил Христос Спаситель. Зная, что только по свободному произволению людей усвояются ими блага, приобретенные Кровию Богочеловека, древний обольститель старается и теперь прельстить человека тленными и мимотекущими благами чувственными, старается направить его свободу в противоположную сторону от нетленных благ небесных. В тайне ловя по вся дни вселукавый, ищет мя пояти и снедь сотворити (вторник 5–й седмицы, 8–я песнь канона). Он направляет свое вражеское оружие, дабы уязвить человека, впустить в него яд греха и тления. Он на пути к добродетели строит всякие препятствия, дабы человек, запнувшись о прилоги змеиные, разбившись демонскою лютостью, не избежал его сетей, не вышел на свободу чад Божиих. Коварный враг знает, что человек не прельстится очевидным злом. Поэтому он всегда прикрывает его чем?либо хорошим, смешивая зло с добром. «Не имел бы и силы порок, — говорит святой Григорий Нисский, — не прикрашенный ничем хорошим, привлекающим обольщаемого к пожеланию. А ныне смешана несколько природа зла, внутри имеет пагубу, как скрытый некий обман, а по наружности показывает обольстительное некое представление добра… Подлинно доброе по природе своей просто и однолично, чуждо всякой двойственности и сочетания с противоположным, а злое разнообразно и прикровенно, иным чем?то признается и иным оказывается на опыте; и ведение его, то есть дознание на опыте, делается началом и причиною смерти и тления»[20]. Злоба льстивого запинателя ослепляет очи души человека; он весь омрачается прелестьми борца (четверг 1–й седмицы, стихира на Господи, воззвах).
И стремится вселукавый враг обнажити падшего, ослепленного человека, отнять у него все его богатства, или, вернее, его самого побуждает бросить Богом дарованные блага, забыть, пренебречь указанными Христом средствами приближаться к Небу, к Богу. И ослепленный человек сам идет навстречу врагу. Рожденный в грехах, он к язвам первородного греха прибавляет язвы своих собственных падений. Подобно тому, как и древле в раю, человек противится Божией воле, не желает подчиняться ей. Рассудив своим непостоянным умом, что он может обойтись без опеки Творца своего, гордый человек выплевывает Его отеческие удила, направлявшие его только ко благу и удерживавшие от зла. Получивши через крещение право обитать в стране безгрешия и жизни, он в этой благодатной стране сеет грязь, серпом жнет колосья лености, и связавши в снопы плоды дел своих, расстилает их не на гумне покаяния. Как исступленный не хочет помнить, что он имеет достоинства сына Благого Отца, но сам себя лишает славы, богатство зле иждив благодати (среда 3–й седмицы, утро, самогласен на стиховне), расточая его своими грехолюбивыми произволениями, обнажившись по своему безумию от всего, что дал ему Отец, он оставляет высоту добродетели, к которой зовет его и направляет Христос, и снисходит в глубины греховные по своей собственной воле, не желая разуметь стези спасительные Христовы (ср.: вторник 4–й седмицы, 9–я песнь канона). Как дикий конь, вырвавшийся на свободу, предавшись вольным стремлениям сластей, человек оставляет спасительные пути и направляется по гибельным дорогам, ведущим прямо в ад, куда и устремляется он, тьму глубокую имея окрест сласти, и страстей поползновения, и бурю искушений (среда 5–й седмицы, 9–я песнь канона).
Покинув отчий дом, сам удалившийся от Отца, он, как блудный сын, отходит в страну злобы и там в удалении от Бога, лишенный Божественной пищи, он становится ласкателем (тунеядцем, приживальщиком) у скверного гражданина, который и посылает его, ведущего распутный образ жизни, на свое душетленное село, где он пасется вместе со скотами, работая сластям (ср.: среда 3–й седмицы, утро, стихира на стиховне). Поработивши достоинство свое страстям, человек подлинно становится скотом, живет в скотских помышлениях греха, скотское любит житие. Душа его обрастает греховными помышлениями ума и оледеневает разнообразием страстей, так что становится нечувствительною к призывам Божией благодати, не замечая по причине греха Божиих чудес (ср.: вторник 5–й седмицы, 8–я песнь канона). Его уши оглохли к слышанию голоса Божия. Связанный, как бы оковами, безмерною злобою, богатый страстями и сластями, как богач, он, подобно нищете Лазаря, беден добродетелями. Его ум уранен, тело расслаблено, дух болезнует, очи отягощены от беззаконий, и он не может воззреть и видеть высоту небесную. Прельщенный прелестью горького греха, немощный и расслабленный им, принявший в душу смертоносную язву, сокрушенный и оскверненный многими грехами, помраченный смрадом их, он спит на одре сластей тяжелым болезненным сном, часто даже не подавая признаков жизни, как бы полумертвый. Он и не замечает, какая жестокая буря обуревает его окаянную душу, страстей треволнения готовы потопить ее, грех влечет ее во всеконечную пагубу, и она готова совсем погрузиться в глубокую пучину сластей, а через то, конечно, последует и ее удаление от Бога. Так человек, по своему свободному изволению удаляясь как бы из Иерусалима от Божественных заповедей и достигши страстей Иерихонских, привлеченный сюда бесчестною славою житейских попечений, подпадает, как разбойникам, — помыслам [21], и они совлекают с него одежду благодатного сыноположения. И остается он, покрытый язвами и как бы бездыханный, лежать на житейском пути. Но как бы ни был грешен человек, сколь велики и многочисленны ни были бы греховные раны его, он все же остается образом неизреченной Божией славы. Его богоподобная душа по самому существу своему стремится к Богу.
Созданная для наслаждения неземною красотой небесной, но удалившаяся от этой единственной и абсолютной красоты, душа тоскует по ней и, не имея возможности наслаждаться ею, старается заменить ее хотя бы красотою земной. Отсюда стремление человека к изящному, его увлечение прекрасным, его преклонение пред искусством. Но вся эта условная красота, если не соединяется с мыслью о красоте абсолютной, не только не дает удовлетворения тоскующей душе человека, а, наоборот, приносит ему лишь еще большее разочарование, еще больше усиливает его тоску, ибо земная, по большей части греховная, страстная красота не может утолить духовный голод человека, и пища скотов не может насытить его богоподобной души. Как бы глубок не был греховный сон человека, его душа все же не может совсем позабыть о своем божественном происхождении, об утраченных благах. Да, это так, что после падения «человека, каким создал его Бог, не стало более в мире»[22]. Но, с другой стороны, «несправедливо иные, введенные в обман лжеучением, утверждают, что человек решительно умер и вовсе не может делать ничего доброго»[23]. Сколь сильная буря страстей ни обуревала бы его, как велики ни были бы его падения, каким тяжелым камнем он ни был бы отягчен, в глубине души его все же теплится божественная искра. Хотя он и сыновства погреших, блудно пожив и забвением Божиих даров иждив богатство (вторник 3–й седмицы, вечер, на стиховне), но все же он причастен образа Божия. Внутренний законодатель — совесть, сколь сильно ни заражена она греховными язвами, все же время от времени — то в виде непонятной тоски и неудовлетворенности благами мира, то в виде укоров за недобрые, греховные поступки — обличает его, старается пробудить от греховного сна, напомнить ему о его высоком назначении как сына Божия, как купленного дорогою ценой — излиянием Крови Христовой. И переживает человек страшную душевную раздвоенность. Земные блага не дают ему полного удовлетворения. Внутренний голос совести, попечительные увещания матери Церкви побуждают его стремиться к благам духовным и просить о защите Крестом его — страстьми преклонена, враги запинаема, обычаем лукавым влекома (понедельник 4–й седмицы, 8–я песнь канона). Но с другой стороны, его греховная природа, козни врага и собственная злая воля задерживают его в плену греха. И лежит он поверженный, покрытый смердящими струпами и недоумевает (ср.: среда 5–й седмицы, утро, стихира на стиховне). Буря грехов, окружающая его, смущает его сердце. Он хотя продолжает пребывать в злом обычае, но боится и трепещет, зная, что смертию не прекратится его бытие. Он люто недоумевает и скорбит, желая выбраться из пучины грехов, желая оставить сытость страстей и напитать свой ум, алчущий всякого блага, и в то же время не переставая грешить и нарушать Божественные повеления.
Где же выход из того положения, в котором находится теперь человек, созданный по образу Божию, искупленный Кровию Христовой, предназначенный для жизни святой и праведной, для наслаждения небесной красотой и богообщением и в то же время не перестающий грешить и падать, удаляясь от Бога и удаляя Его от себя своими грехами?
Глава вторая
Покаяния отверзи ми двери, Жизнодавче, утренюет бо дух мой ко храму святому Твоему, храм носяй телесный весь осквернен: но яко Щедр, очисти благоутробною Твоею милостию. Неделя мытаря и фарисея, на утрени
Тяжело, плачевно и гибельно положение грешника. И если не хочет он вечной погибели, то должен поскорее пробудиться от греховного сна, поскорее оставить состояние беспечности и нерадения. Но одними своими силами греховный человек этого сделать не может. Нужна высшая, Божественная помощь, ибо мы сами от себя, без Божией благодати даже и помыслить не можем что?то доброе (см.: 2Кор.3:5). Как для пробуждения от естественного сна в непривычный час нужен будильник, подобным же образом и в жизни духовной. Милосердый Отец, желающий всем спастися и в познание истины прийти (среда 5–й седмицы, стихира 9 (Фита — А.) на Господи, воззвах), употребляет многочисленные разнообразные средства для пробуждения спящего во грехах. «Нет вещи в мире и происшествия в жизни, кои в руках Промысла Божия не могли бы служить средствами к пробуждению грешника»[24].
Любовь Божественная постоянно зовет его восстать от сна. Призывный голос Божий раздается и в явлениях видимой природы, и в происшествиях жизни общественной и его личной, и внутри самого человека, в совести его, которую один святой отец называет «соперником, потому что сопротивляется всегда злой нашей воле и напоминает нам, что мы должны делать, но не делаем»[25], и в нарочитых благодатных воздействиях и явлениях, и особенно через Церковь Свою Святую. Но, как уже было замечено, Господь не хочет насильно навязывать наделенному свободой человеку Своих благодеяний. «Приходящая к человеку благодать, — говорит преподобный Макарий Египетский, — нимало не связывает его воли принуждающею силою и
