с вами знакомились.
И еще несколько слов о страхе как о причине возникновения религии. Как известно, английский ученый-биолог Чарльз Дарвин также разделял эту концепцию. И он, будучи сторонником традиционной теории эволюции, считал, что человеческий страх сродни страху животному, и поскольку именно страх создает богов, то, следовательно, некоторые зачатки религиозного чувства должны быть и у животных. Такая логика вполне правильная, и Дарвин рассуждал вполне логично и разумно, подводя под такие выводы. Но такая логика, можно сказать, сыграла злую шутку с самим основателем эволюционной теории, поскольку очевидно, что религия существует только у человека. Да, Дарвин говорил, что физиологический страх проявляется у животного и у человека одинаково, т. е. появляются некоторые нервные импульсы, начинают дрожать мышцы и другие физиологические реакции имеются. Но физиологические реакции могут быть исходные, а выводы, которые отсюда вытекают, тем не менее, совершенно отличные.
Да, Дарвин, правильно указывает на то, что животное, например собака, совсем иначе относится к своему хозяину, чем к другим людям. Она встречает хозяина, которого давно не видела, не просто радостно, а как бы с обожанием, выделяя его из всего остального мира. Но ни одна собака, ни одно высокоорганизованное существо никогда с таким же обожанием не относится к вымышленному объекту. Ни один собаковед не скажет, что собака уединяется в своей конуре для того, чтобы помолиться некоторому существу, которое она из-за страха перед палкой выдумала себе. Очевидно, что этого не может быть ни у низшего, ни у высшего животного. Но страх действительно существует у всех животных. Поэтому страх страху рознь. Одно дело — чисто физиологическая реакция у животных, а другое дело — оценка этой ситуации человеком. Человек — это существо разумное, и говорить о родстве человека с животными совершенно нельзя.
Еще одна концепция, которую мы должны рассмотреть, является наиболее популярной в ХХ в. особенно в нашей стране — концепция марксистская, согласно которой религии так же возникают на некотором этапе. И марксистская концепция превосходит названные мною концепции, в том числе и некоторые другие, тем, что она включает их в себя как необходимые элементы. Марксистская теория научного атеизма утверждает, что и страх действительно является тем элементом, что привел к возникновению религии, и обман, безусловно, также присутствовал, но всего этого недостаточно.
Прежде всего, марксизм упирает на классовые формы возникновения религии. Религии возникают только лишь в обществе тогда, когда возникают классы — класс эксплуатируемых и класс эксплуататоров. До этого религия не имеет истинных классовых корней. Были корни, конечно же, другие: психологические, гносеологические. Но эти корни должны были реализоваться только лишь с появлением классов, именно с появлением эксплуатации человека человеком. У эксплуатируемых возникает ситуация безысходности, и в силу неразвитости общественных отношений, в силу забитости эксплуатируемых они не могут осознать истинных причин своего бедственного состояния. И тогда они обожествляют эти силы, которые над ними довлеют. Народ создает сам себе утешение, как сказал Маркс, опиум. Религия есть опиум народа. Мне очень часто в советское время приходилось говорить с секретарями райкомов. Меня всегда поражало, что так называемые наши правители никогда не знали марксизма-ленинизма. Они, собственно, не были коммунистами. Я даже понимаю, что для них это хорошо, потому что если бы они изучили Маркса и Ленина во всей полноте, то ужаснулись бы. В спецхраны нужно было помещать не произведения Солженицына, Сахарова, Бердяева, Отцов Церкви, а, прежде всего, Маркса и Ленина. Закон самосохранения не позволял учащимся школ и институтов читать работы Ленина серьезно, так как если бы они прочитали их серьезно, то волосы у них встали бы дыбом так, как они встали у меня. Работа Ленина «Задачи союзов молодежи» — безнравственна. «Великий почин» призывает к террору, убийству рабочих, не участвовавших в субботниках, а ведь некоторые до сих пор считают Ленина самым человечным человеком.
Мы немного отвлеклись. Вновь вернемся к классовой теории. Религия есть опиум народа. Не опиум для народа, как любят иногда произносить для благозвучия марксистскую фразу. Народ сам создает для себя опиум, в котором он ищет утешения от своих страданий. У Ленина, в силу его меньшей интеллектуальной глубины, есть похожая на высказывание Маркса фраза. Ленин по-русски назвал религию — сивухой. Религия есть род духовной сивухи, в которой рабы капитала топят свое бесправие и нищету. Смысл не меняется — самогонка или опиум, у каждого народа свои обычаи. Но главное то, что религии создаются самим народом. Выводы марксистского научного атеизма: для борьбы с религией необходимо в первую очередь создание бесклассового общества. Любое просвещение, любые реформы в классовом обществе никогда не приведут к окончательной победе атеизма. Окончательная победа может быть достигнута только при коммунизме. Когда не будет эксплуатации человека человеком, тогда исчезнут самые главные классовые корни, исчезнут психологические корни, и можно будет достичь благосостояния людей, можно будет достигнуть огромных научно-технических успехов, и тогда исчезнет страх перед природой, поскольку человек будет полностью защищен.
На счет научности классовой теории сейчас вроде бы неудобно говорить. Классовая теория является совершенно ненаучной. Можно долго об этом говорить, но я приведу очевидный и простой пример. Если говорить о научности чего-либо, то логично обратиться к самим представителям науки, которые лучше, наверное, знают, что такое наука. В философии такими людьми, которые опираются на науку, являются позитивисты. Позитивизм — направление в философии, возникшее в начале XIX в., которое считает все философские проблемы псевдопроблемами, и единственным источником научного истинного знания, по их мнению, является наука. И философия должна опираться на науку и черпать свои познания только лишь из науки. Известный позитивист, несколько лет назад скончавшийся, Карл Поппер, представитель постпозитивизма, вывел такой критерий научности теории — критерий фальсификации. Научной является та теория, которая является фальсифицируемой, в смысле опровергаемой, т. е. теория, с которой можно спорить. Это теория, которую можно не ложно опровергнуть, а которую можно опровергать, поскольку она воспринимает аргументы, с ней можно спорить. Критерии истинности имеют давнюю историю. Это уже вопрос истории философии. Этот критерий один из наиболее поздних, наиболее приемлемых критериев. В качестве иллюстрации ненаучных теорий Поппер привел три примера того, какие теории не являются научными, поскольку не являются фальсифицируемыми. Это диалектика Гегеля, психоанализ Фрейда и научный коммунизм Маркса-Ленина.
Не фальсифицируемы, т. е. ненаучны они по простой причине. Диалектика Гегеля основывается на принципе единства и борьбы противоположностей, т. е. А равно не-А. Иначе говоря, ученый высказывает некоторую фразу. Ему возражают: «Нет, это неверно. Верно вот то-то и то-то». А он отвечает: «Совершенно верно. Мы ведь с вами сходимся в принципе — единство и борьба противоположностей. И это верно, и это верно». Понимаете? Противоположности борются — это бессмысленно, ненаучно. Это только в неком возбужденном философском уме возникает такая псевдонаучная теория. С ней нельзя спорить.
Психоанализ Фрейда также не является научным, поскольку если начинаешь спорить с психоаналитиком, то, как известно, он на тебя посмотрит ласковым взором, и скажет: «У вас, видимо, было трудное детство, у вас не до конца преодолен Эдипов комплекс, у вас были интимно-мечтательные отношения со своими родителями. Вам надо долго проводить психологический тренинг. Мы вас вылечим, и тогда вы будете думать совсем иначе». Это тоже ненаучный подход.
Ну и, разумеется, научный коммунизм, который люди старшего поколения прекрасно помнят, тоже не является научным.
Это концепции ненаучные. Поэтому так называемый научный атеизм, опирающийся на классовую теорию, является некоторой философской концепцией, философской в плохом смысле, т. е. ненаучной. Я, хотя и философ по образованию, но всегда призываю своих студентов и слушателей очень настороженно относиться к разным философским концепциям. Не все то, что выходит из под пера философов, является истинным. Бывают такие страшные вещи, как я уже сказал о Гегеле, Марксе и Фрейде, что ни о какой истинности и научности здесь говорить вообще не приходится.
Когда я учился в МГУ, я слушал лекции по научному атеизму. Тогда я еще был человеком невоцерковленным и лекции по научному атеизму слушал с большим интересом и с некоторым страхом. Я все ждал, когда же, наконец, меня припрут к стенке и приведут те неопровержимые аргументы, которые доказывают, что Бога нет. И после помню совершенно точно, когда я прослушал последнюю лекцию, то вздохнул сразу спокойно, свободно. Я узнал обо всех атеистических концепциях, понял, что все они высосаны из пальца и гроша ломаного не стоят.
Фрейдовская концепция концепцией не является. Это просто имитация того, до чего можно дойти в своем желании опровергнуть религию. То, о чем я сказал, когда говорил, что все концепции опровергающие религию, — это концепции ненаучные, а скорее попытка подогнать под ответ, заранее будучи уверенным в том, что Бога нет (это тоже форма веры — веры в то, что Бога нет). И те, кто это делал, пытаются найти некоторые аргументы.
Вы знаете, этот путь, концепцию, которую предлагает Фрейд, о сотворении религии. В своей работе «Тотем и табу» Фрейд приводит историю о том, как в некотором первобытном племени, от которого мы все с вами произошли, возникла религия. По концепции Фрейда, религия возникает на некотором этапе. В племени был очень мощный вожак, у которого было множество детей. Дети его очень любили, почитали, боялись. Но, почитая его и любя, и боясь, они очень завидовали, потому что все самки в этом первобытном человеческом стаде принадлежали ему. И тогда сыновья собираются и убивают своего отца, и съедают его для того, чтобы, съев, приобщиться к его силе. Вкусив его, они почувствовали чувство сытости. Потом, когда чувство сытости прошло, никакой силы у них не появилось, никакие самки к ним не прибежали, и они поняли, что совершили что-то нехорошее. Стало формироваться чувство вины перед своим отцом. В последующем это чувство вины стало приобретать характер религиозный. Они стали обожествлять своего отца, наделять его все большими чертами всемогущества, всеведения. Им казалось, что отец везде за ними смотрит, все видит. И они стали создавать культ, чтобы задобрить дух отца. Стали создавать моральные законы. Сначала возникает заповедь: не убий. Потом поняли, что нельзя вступать в половую связь с самками своего племени. Потом на определенном этапе они понимают, что в съедении своего отца хоть и есть что-то плохое, но это какая-то форма общения со своим богом. Создается христианство как форма убивания своего отца, культивируется, возникает причащение ну и т. д. Форма того, что мы назвали неврозом человечества, — миф, который создается в ХХ в. и выдается за научную теорию. Но согласитесь, что только лишь в таком нелогическом уме такая теория может быть
