просветлением я всецело обязан простому чтению одной книги, — говорит Гейне, думая, что от этих слов действительно дело станет очень «просто» (einfach) и чудо несколько умалится. — Одной книги? Да, и это старая простая книга, скромная, как природа, и естественная, как естественна природа, книга, которая деловито (werkeltagig) и просто выглядит, как солнце, которое нас греет, как хлеб, который нас питает… — и эта книга, коротко говоря, есть Библия9. Совершенно справедливо называют ее Священным Писанием. Кто потерял Бога в душе своей, тот может снова найти Его в этой книге, а кто никогда его не знал, на того повеет от нее дыханием Божественного Слова»10.

Нет нужды приводить в пользу Библии еще больше отзывов (которых вообще немало)11. И этого, вышедшего из уст такого кощунника, как Гейне (одна его знаменитая фраза при последнем издыхании чего стоит!), достаточно разумному человеку для преклонения пред благодатной силой Слова Божьего.

-Так как человек не может освободиться от того или иного влияния Библии, хотя бы этого и желал, то естественно, что в нормальном состоянии она для него делается необходимой. Это новое качество Библии как Слова Божьего — необходимость — связано с другим — всеобщностью распространения ее, несмотря ни на какие препятствия.

Многие светские авторы, даже из еретиков, хорошо выясняют это. «Лучшие книги, — говорит Studemund, — переводятся на европейские языки: на немецкий, английский, французский, итальянский, русский, пожалуй, также и на датский, шведский и нидерландский языки. Редко случается, чтобы сочинение какого-нибудь знаменитого писателя было переведено на десять языков, между тем Библия переведена более чем на 400 языков, и с каждым годом число переводов увеличивается…

Никому бы в голову не пришло переводить Гете или Шекспира для кафров или эскимосов, и переводы эти не читались бы… Некоторые даже из культурных людей чуждой нам культуры (автор разумеет индийцев. — Еп. Варнава) не в состоянии войти в духовный мир этих великих поэтов»12.

Другой западный автор A. Cordes обращает внимание на то, что «по своей жизнеспособности Библия представляет нечто исключительное в истории. Ни на одну книгу в мире не выпало столько оскорблений, преследований и проклятий, как на нее, — и все же она не погибла. Множество книг умирают от внутренней своей несостоятельности сами собою, а об эту книгу, как о скалу, разбиваются предрассудки и равнодушие, огненная ненависть и злоба неверия. Библии нечего бояться конкуренции на книжном рынке: много «бессмертных» произведений человеческого гения появилось после Библии, но Библия продолжает стоять между ними все на том же первом месте. Вольтер предсказывал, что в конце XIX столетия Библию забудут и что она сделается редкостью, которую можно будет найти только у старьевщиков и в музеях древностей; а на деле XIX век оказался временем чрезвычайного распространения Библии, какого мир прежде не видел, и, как говорят, в самом доме, где некогда Вольтер писал свое пророчество, помещается теперь Лондонское Библейское Общество!»13

• Все вышеуказанные признаки Библии как Слова Божия все же являются до некоторой степени естественными.

По крайней мере, неверующие в свое оправдание могут ссылаться на большое распространение и своих книжек среди общества, могут говорить о могущественном действии научных произведений на состояние умов человечества и на самую культуру; наконец, не только могут не находить никакой святости в учении библейском, но и видеть в нем одну только безнравственность14.

Возможность подобного отношения к предметам, его не заслуживающим, всем нам еще в детстве показал знаменитый И. А. Крылов в своих баснях «Петух и жемчужное зерно», «Мартышка и очки», «Свинья под дубом».

Но есть еще некоторые качества у Священного Писания, которые по их внутренним свойствам должны быть отнесены к сверхъестественным, а по внешним обнаружениям -быть неуязвимыми, даже если человек иногда в ослеплении и «прет против рожна», по выражению Самого Христа (Де-ян. 9, 5).

Только сознательное упорство противится им без всяких серьезных доводов и основательных возражений. Я говорю о чудесах и пророчествах.

Надо сказать, что верующая душа их ждет от Библии вполне естественно. Если последняя есть Слово Божие, если истинный Автор ее — Святой Дух, то надо же как-нибудь выявиться этому более ощутительным образом, чем все упомянутые до сих пор свойства Священного Писания. Сам человек жаждет чудесности для лучшего своего удостоверения в истине Божественных Писаний. Не желать ее и мучиться ею (чудесностью) могут только гордецы, живущие лишь грубыми построениями рассудка, а не все проницающей, непорочной верой. И Бог не оставил без утешения верующую душу и окружил тысячелетнее происхождение Библии многими чудесами и пророчествами.

Что Библия, по самому существу своему, есть боговдох-новенное слово святых пророков — чудо, произведенное Духом Святым, говорит св. апостол Петр:

«И притом мы имеем вернейшее пророческое слово, -пишет он верным в своем Втором Послании (1, 19-21), ссылаясь в доказательство истины преображения Господня на Священное Писание, — и вы хорошо делаете, что обращаетесь к нему как к светильнику, сияющему в темном месте, доколе не начнет рассветать день и не взойдет утренняя звезда в сердцах ваших, зная прежде всего то, что никакого пророчества в Писании нельзя разрешить самому собою. Ибо никогда пророчество не было произносимо по воле человеческой, но изрекали его святые Божий человека, будучи движимы Духом Святым».

О самих чудесах и пророчествах будет сообщено после.

II.. Богодухновенность Священного Писания

Если Библия есть Слово Божие, то что это значит? Все ли в ней божественно до последней буквы и запятой или есть что принадлежащее и человеку? И в какой степени?

Божественный апостол законополагает обо всем этом ясно, точно и определенно, не позволяя иметь двух мнений.

Все Писание, — говорит он,— богодухновенно, ??????????? (2 Тим. 3, 16).

Здесь две мысли, на которых зиждется не только весьобраз мыслей, еретический или православный, но и весь уклад жизни, поскольку он зависит от первого.

Положения эти следующие: во-первых, все, в полном объеме, до последнего слова, Писание — богодухновенно; во-вторых, Автор его — Св. Дух. Святые отцы разобрали этот вопрос всесторонне с единодушным согласием и обычной ясностью, которая нам теперь уже не под силу, когда мы хотим сами по себе изъяснять что-либо. Начну со второго положения.

Писание, говорит св. Григорий Богослов, есть «книги, которые Дух начертал языком святых мужей»15. Легко каждому припомнить, что и пророк Давид уверяет нас в том же, когда божественною благодатию изрекает: Язык мой — трость скорописца (Пс. 44, 2).

Но тогда — как же? На долю человека ничего не остается? Воля его связывается, как в гипнозе, и он произносит слова в бессознательном состоянии, как прорицательница языческая Пифия или как «пророк» в хлыстовских радениях, на которого «накатил» дух? Прочь такое богохульство.

Веруй, если не владеешь сам даром пророчества и не знаешь на собственном опыте, как оно действует в человеке, что здесь и Святой Дух изрекал всецело Свою волю, и человек не стеснялся в своей свободе мышления, чувства и воли, но сохранял нетронутыми все характерные черты своей личности.

И дуси пророчестии пророкам повинуются, — говорит апостол Павел (1 Кор. 14, 32), а не наоборот; не надо думать так, что будто бы, например, пророк Давид в предыдущем случае был простым, механическим орудием, «тростью», пером в руках Св. Духа. «Видишь ли? — обращая, по обыкновению, внимание на каждый оттенок мысли, указывает св. Иоанн Златоуст. — Самое дарование повинуется тому, кто его получил. Духом же здесь он называет действие Его»16.

Подробнее выясняет вопрос о свободных взаимоотношениях между Духом Божиим и человеческим св. Василий Великий17.

«Некоторые говорят, что они (священные писатели) пророчествовали в исступлении, так что человеческий ум затмеваем был Духом, — пишет святой отец. — Но противно обетованию Божия наития — богодухновенного делать изумленным, так чтобы он, когда исполняется божественных наставлений, выходил из свойственного ему разума и, когда приносит пользу другим, сам не получал никакой пользы от собственных своих слов.

И вообще, сообразно ли сколько-нибудь с разумом, чтобы Дух премудрости делал человека подобным лишенному ума и Дух ведения уничтожал в нем разумность? Но свет не производит слепоты, а напротив того, возбуждает данную от природы силу зрения. И Дух не производит в душах омрачения, а напротив того, возбуждает ум, очищенный от греховных скверн, к созерцанию мысленного. Посему нет невероятного, что лукавая сила, злоумышляющая против человеческой природы, приводит разум в слитность; но нечестиво говорить, что то же самое действие производит присутствие Божия Духа. Притом, если святые мудры, то как им было не постигнуть того, о чем пророчествовали? Ибо сказано: сердце премудрого уразумеет, яже от своих ему уст, во устнах же носит разум (Притч. 16, 23)».

Обратимся теперь к другой мысли апостола.

«Все (????)18 Писание, — говорит он, — богодухновенно».

Если бы божественный Павел и не добавил этого слова все, то и тогда всякий верующий в Бога как должно необходимо пришел бы к мысли, что раз Библия богодухновенна, то — в полном составе и никак иначе.

Действительно, если бы священные писатели обладали только человеческим умом, хотя бы и гениальным, то не могли бы всего предусмотреть, нигде не ошибиться, там написать более блестяще или глубоко, здесь — менее. Но сила Божия не такова: она не умаляется, все равно взвешивает, за всем надзирает, ничего, даже самого малого, не упускает.

Затем, в человеческом произведении, каково бы оно ни было по глубине и серьезности, всегда можно и должно находить важное и неважное, более духовное и более плотское, все постольку, поскольку человек тяготеет к двум полюсам — страстному и бесстрастному, к земле или к Небу. Но в Слове Божием — все важно, и оно учит только о Небе и, говоря о самых грубых пороках (Песнь Песней) или о ничтожном цветке (Евангелие от Матфея о лилии), постоянно имеет целью направить нашу мысль от тленности всего земного и от грязи к Богу и чистоте.

Поэтому-то величайшие светила Церкви относились с таким благоговением к Священному Писанию и вдумывались в каждое его слово.

«В богодухновенных словах нет ничего напрасно сказанного, даже и до единого слова», — говорит св. Василий Великий19.

«Полагаю, что заключающееся в Писании не без цели написано, — вторит ему его несравненный друг, украшение Церкви Божией, св. Григорий Богослов20, — и не одна куча слов и предметов, собранная для развлечения слушающих, не какая-нибудь приманка для слуха, служащая только к забаве. Такова цель баснословии и тех эллинов, которые, не много заботясь об истине, очаровывают слух и сердце изяществом вымыслов и роскошью выражений. Но мы, тщательно извлекающие духовный смысл из каждой черты и буквы, нимало не согласны думать (сие было бы и несправедливо), чтобы и самые малозначительные деяния без какой-либо цели