вышеприведенных его слов должно распространить до пределов значения пророческих речений о Христе вообще. Наоборот, места 3, 17 и 12, 47 у Иоанна Богослова суживаются и ограничиваются в своем идейном содержании словами того же евангелиста (3, 18 и 9, 39), и надо немало духовного разума и богословского развития, чтобы установить истинное значение указанных мест даже при наличии этих определяющих параллельных текстов (Ин. 3, 18 и 9, 39).
Здесь мы наталкиваемся на антиномический параллелизм (так назову я его), или противоречия (антилогии). Дело заключается в том, что при сравнении двух или нескольких мест в Библии как будто имеется существенное разногласие у священных авторов в изложении одного и того же предмета или события, что, конечно, и недостойно их, и невероятно. Если принять во внимание, что такие противоречия встречаются нередко как раз в самых дорогих для каждого верующего местах Свящ. Писания, и притом в отношении предметов часто великой догматической важности, то попятно будет смущение неопытного и колеблющегося ума, пускающегося исследовать Слово Бо-жие. Очень многие из сомневающихся, а главное гордых, людей не выдержали этого искушения и не только пошатнулись (это еще не велика беда — редко ведь кто проносит теперь по базару жизни свой светильник веры непоколеблемым под напором сильных ветров неверия и страстей), но и пали, и даже погибли.
Бесконечная цепь душ, погибших в бездне сомнений или бесполезно-гордостных попыток разрешить самостоятельно библейские противоречия, тянется на протяжении всей истории христианства.
Нет нужды приводить имена этих обольщенных и обольстившихся людей, приведем лучше имена тех авторов, которые выступали против них в защиту подлинности и достоверности критикуемых мест Писания и так или иначе отстаивали истину христианства. Вот некоторые из них: Татиан (t 180 г.), св. Феофил Анти-охийский (+ 181 г.), св. Ириней Лионский (+ 202 г.), Тер-туллиан (+ ок. 211 г.), Климент Александрийский (t 217 г.), Ориген (+ 254 г.), св. Мефодий Патарский (+ ок. 312 г.) и много других отцов, которых имена и даже самые сочинения настолько известны, что не нуждаются в упоминании.
Специальных трудов и имен русских библеистов и экзегетов новейшего времени по данному вопросу — каковых сочинений следовало бы ожидать по причине все более и более усиливающегося неверия, — к стыду и осуждению нашему (на Страшном Суде), еще не появлялось. Из католиков на эту тему писали: Macri100, Schenk101, A. de Saint-Robert102, Juvet103, Jaugey104, Mangenot105 и многие другие.
Продолжим прерванную речь.
Противоречия, которые мутят и раздирают только собственные умы у гордецов, последние приняли за противоречия Писания. И случилось это от того, что чрез кривое (от греха) зеркало души, да еще закопченное мраком страстей, захотели они увидеть чистое Солнце Правды и Истины — Христа, Его прекрасный Лик. Они забыли апостола Павла, который сам — а он ум Христов имел (1 Кор. 2, 16) — оставил в своих писаниях нечто противоречивое и неудобовразумителъное (2 Петр. 3, 16) и сам же восклицал в изумлении и немом благоговении пред неисповедимыми тайнами Промысла: «О, бездна богатства и премудрости и ведения Божия! Как непостижимы судьбы Его и неисследимы пути Его!» (Рим. 11, 33.) Они забыли это и потому подвергаются тому суду, который изрек на них св. апостол Петр в приведенной выше цитате. Но нам нестыдно и небесполезно будет послушаться гласа того, который сам в молодости испытал бурю сомнений, страстных волнений и глубоких падений в бездну порока, душевных крушений при искании веры, смысла и ценности жизни, при занятии философией и учениями современных ему ученых и сектантов и который, наконец, после столь бурного плавания вынесенный Промыслом и всемогущею
Десницею Божиею на обломках своей жизненной ладьи и поставленный на твердый берег Церкви Христовой и ее спасительных догматов и таинств, в конце своей жизни, как квинтэссенцию своего горького опыта, написал эти краткие слова:
«Должно думать и верить всегда, что все, заключающееся в Писании, хотя иногда темное для нас, лучше и вернее всех наших мудрований»106.
Противоречия Библии — мнимые противоречия. Св. Дух, глаголавший в пророках (ср.: Евр. 1, 1), не может ошибаться. Если бы и нашлись явные ошибки, то их надо относить к людям (переписчикам, толкователям). Противоречия находятся не в Писаниях, а в наших развращенных душах и растленных грехом умах. Кривое правило и прямое кривит, — говорит ветхозаветный мудрец. Даже внешняя ученость и образованность помогает во многом не видеть противоречий там, где недоучка или окончивший только среднюю школу вязнет в них по колена. Когда кто-либо в моем присутствии не только из простых сектантов, но и так называемых интеллигентов, воспитанных на одной светской литературе, начинает с самоуверенностью обвинять Библию в непоследовательности, то он производит на меня такое впечатление, как будто (да и на самом деле, конечно, так) человек, которого вы до сих пор считали умным, порядочным и прилично одетым, стал вдруг перед вами показывать всю свою внутреннюю гнусность, начал раздеваться и совать к вашему носу свое нечистое и грязное белье и всеми силами доказывать, что все это, происходящее на ваших глазах, не сон, а настоящая реальность, так что вы, мол, не сомневайтесь, я, дескать, действительно таков, а раньше было одно ваше «воображение». Думается — да я и слыхал это от специалистов, — что такое именно впечатление получается у последних, когда больной сапожник или скучающая барыня начинают учить врача, как ему должно поступать, или когда ремонтный рабочий начинает критиковать действие инженера-путейца и тому подобное107. Им просто становится стыдно за невежество человека. Как это происходит, трудно объяснить, но невежество это бывает иногда и у ученых — положение, на которое я не раз принужден указывать в своих «Основах». Впрочем, от этого есть польза: смиренные люди становятся еще смиреннее, а гордецы имеют случай выслушать правду, которую им пли стыдятся высказать в лицо, или не высказывают потому, что не ведают ее. Так или иначе, они имеют случай пораздумать и тоже смириться.
Итак, говоря вообще, в большинстве случаев даже простое (противополагается мною мистическому постижению истины) глубокое изучение предмета помогает человеку разрешить то или иное противоречие. Три — четыре правила, преподанные на этот счет, помогут начинающему разобраться самому в каком-либо месте Библии, вызывающем его сомнение своим несогласием с другими текстами относительно того же предмета. Покажу частные способы р приемы научного разрешения антилогий.
1. Прежде всего, при встретившемся несогласии между двумя параллельными текстами необходимо исследовать, действительно ли то же самое событие описывается в тексте, возбуждающем наше сомнение. Может быть, оно только похоже, и тогда па самом деле существует разница между взятыми под подозрение местами Свящ. Писания. Например, читаем у Луки (18, 35-43) про исцеление Иисусом Христом в Иерихоне одного слепого, а у Матфея (20, 29-34) про двух. Спрашивается, в чем дело? Внимательное исследование текста показывает, что здесь два разных события, совершившиеся в одном и том же городе: при входе в Иерихон (Лк. 18, 35) Господь исцелил одного слепца, а при выходе (Мф. 20, 29) — еще двух других. Но у Марка (10, 46) и у Матфея (20, 29-34) одно событие, а что Марк, рассказывая, по-видимому, о последнем случае, говорит только об одном слепце, да и называет его еще по имени, может объясняться тем, что святой евангелист именно его одного знал в лицо, как самого известного в городе. Другие примеры: Мк. 14, 3-9; Лк. 7, 36-50; Ин. 12, 3-8 — Исх. 20, 5; Иез. 18, 20; Втор. 24, 16 — Притч. 4, 23 и Мф. 15, 19.
2. Затем требуется выяснить внутренний мотив описываемых действий и главную мысль двух, якобы противоречивых, мест. Возьмем два текста: «И было после сих происшествий, Бог искушал Авраама» (Быт. 22,1) и «Бог не искушается злом и Сам не искушает никого» (Иак. 1, 13). Очевидно, здесь необходимо точно определить, что называется, собственно, искушением? Понятие это не имеет устойчивого значения и определяется в зависимости от того, кто является действующим и кто — страдательным лицом. Если Бог посылает «искушение», то оно уже не искушение, а испытание кого-либо в какой-нибудь добродетели (например, Иова или, как здесь, Авраама), и страдательным лицом в этом случае является обычно праведник — человек, который в силах понести с радостью это искушение (Иак. 1, 2) и с честью выйти из испытания. Если же искушение приходит со стороны диавола (Мф. 4, 1), или, не вернее ли и ближе к делу сказать, от нашей собственной похоти (в широком смысле, Иак. 1,14), то оно является в собственном (то есть общепринятом) смысле искушением, гранича с чистым соблазном и склонением ко всему срамному, греховному, безнравственному. Действует в данном случае это искушение обычно среди грешников, которые им и прельщаются. Радоваться здесь, конечно, уже нечему, а надо плакать и умолять Бога о прощении. Однако не без попущения Божия происходит и этот вид искушения, ибо, хотя оно и выросло на почве наших личных страстей, но Господь попускает ему раскрыться для упражнения нашего в смирении и терпении и для сего подает нам силы, чтобы при всей нашей слабости мы могли его побороть (1 Кор. 10, 13). Так что и в этом последнем случае, хотя мы во всем виноваты сами и сами залезли в грязь, но при помощи Божией можем еще выкарабкаться и очиститься. Следовательно, и здесь никак Бога нельзя винить ни в соблазнении нас (ср. запретное древо райское)108, ни как причину зла, нельзя и оправдывать себя, поэтому и сваливать с себя вину на кого-либо другого. Из того же, что одно и то же искушение для одного является только испытанием и средством приобрести венцы победные, а для другого рвом погибели109, следует, что само по себе, по существу, оно не есть искушение, то есть опять-таки приходим к той же самой мысли, что ни Бог не искушает, ни диавол; ничто не может соблазнить и довести человека до погибели, если он сам не пойдет ей навстречу и сознательно не откажется от помощи Бога, хотя бы в виде к Нему краткой (и обязательной) молитвы (Мф. 6, 13).
Это кратенькое замечание110 об искушении с выяснением того, в чем существенная разница между двумя одинаковыми по внешности понятиями, может служить примером читателю, как нужно поступать ему и в иных случаях.
3. Необходимо еще принять во внимание цель, которую преследовал священный бытописатель при своем изложении. Может оказаться, что ею исключается описание таких сторон предмета, которые как раз, если бы были налицо, сгладили бы и уничтожили данную противоречивость.
