только тогда, когда добились хотя бы меньшего.
«21 июля 1879 г. в дом умалишенных при харьковских богоугодных заведениях поступила для испытания умственных способностей крестьянка Харьковской губернии В. М. Подсудимая замужняя, 32 лет от роду, занималась домашним хозяйством, неграмотна, больная уже около двух месяцев и обвиняется в поджоге своей собственной хаты.
…В мае месяце у нее начали развиваться головные боли, бессонница, дурной аппетит и по временам безотчетный страх. Числа 15-16 больная вечером сразу почувствовала приступ ужасной тоски — тоски, доводящей до бессознательного состояния. Рядом с этим был безотчетный непреодолимый страх. Интересно то, что на больную нападал этот страх-тоска в то время, когда она входила в свой двор и свой дом, почему она стремилась уйти из дому. Одновременно с этим она имела галлюцинации зрения, слуха и осязания. Больной казалось, что как только вступала в свой двор, она идет среди огня: под ногами огонь, вокруг нее огонь, в глазах огонь и в голове огонь. Вокруг себя слышала шум и треск. Ее жгло снаружи, и огонь проникал внутрь. Всю ночь, забравшись в угол на печи, она на коленях молилась Богу и все-таки не могла оторваться от душившего ее страха, ужаса и тоски. К утру ей стало легче, и она ушла к сестре. Сестра не приняла М., боясь, чтобы не сказали, что она служит разлучницею между нею и мужем. Больная опять возвратилась домой. Весь день страх и тоска не покидали ее. Она не могла заниматься никаким делом. Сидела в постели и плакала. К вечеру опять та же история, и опять вся ночь бессонницы и ужаса. Так длилось 4 дня. После этого тоска и страх ослабели и галлюцинации прекратились. Больная была только печальна, плохо ела и пила, мало спала и много плакала.
К этому присоединялась забота о муже. Муж ее, занимаясь полевыми работами, нередко ночевал в поле. Подсудимой казалось, что муж ее бросил и проводит время с другими женщинами, почему она еще больше начала тосковать и плакать. Часто она придиралась к своему мужу и укоряла его в неверности. В таком состоянии колебания — то улучшения болезни, то ухудшения ее — М. пробыла до начала июля 1879 г. 5 июля больная опять подверглась сильному приступу тоски. Этот припадок был еще сильнее первого — и в этот-то момент она совершила преступление. Сама больная передает об этом следующее:
«С утра уже в этот день мне было нехорошо, ходила я с места на место, искала покоя и нигде не могла найти его. Тоска и мука не давали мне покоя. Взялась за работу, работа не идет на ум. Пришло обеденное время. Ничего не ела. Только и было, что грызла камфору, это меня несколько облегчало. Вечером сдоила корову. Принесла молоко, ткнула его в руки девочке, да бежать со двора. Побежала я в расправу, чтобы меня арестовали, так как знала, что сделаю что-то недоброе. Не успела я несколько отбежать, как муж догоняет меня и ведет домой. Я просила его отвести меня в расправу. Не послушался… Привел домой…
— Ложись, говорит, спать, я лягу в комнате.
Не могла я спать. Страх, тоска и внутренняя мука душили меня. Как огнем жгло меня в груди. Бросилась я на колени перед иконой, начала плакать, начала молиться. Не нашла покоя. Слезла на печь. Притаилась в уголке на коленях. Молюсь Богу. Плачу навзрыд. Нет покоя. Положила около себя девочку, может быть, не так страшно будет. Все то же. Страх, тоска, мука и огонь в голове и груди раздирали меня. Так и тянет меня повеситься, насилу удерживалась.
Вокруг меня скалки (искры) так и блещут. Шум и гром не переставая гремят. Кто-то постоянно окликает меня по имени: «Василиса, Василиса», — но чей голос — не знаю. Откликаюсь, — ничего не отвечает. Мне казалось, что муж стоит около меня и щелкает пальцами, а из пальцев сыплются искры. Вокруг меня какой-то удушливый запах, который как бы нарочно муж напускает, чтобы извести меня. Утром муж заставил меня доить корову. Возвратилась в хату с молоком. Страх и тоска продолжаются. Хочу заняться работой — не могу. Лягу на постель — не спится и не лежится. Пойду во двор — тоже нудьга. Прошу старшую девочку, чтобы она не уходила от меня.
Она сначала и была при мне, а потом ушла. Страх стал еще больший. Схватила я спички, схватила паклю, зажгла и бросила на чердак. Загорелось. Мне стало немного легче, но я все-таки сильно мучилась. Сначала я осталась в хате, хотела сгореть вместе с хатою, а потом стало жаль маленького ребенка, который был со мною. Его вынесла и сама вышла, тем и спаслась от огня»»106.
Приведу еще несколько примеров того, как вещи, в аскетике имеющие определенное, общепонятное значение, на которые приходится наталкиваться на каждом шагу, знакомые по опыту предания каждой верующей деревенской бабе, в курсах психиатрии описываются как нечто странное, новое, чудное, подозрительное, происходящее от ненормально развитых телесных органов.
«В некоторых случаях, — читаем мы в одном таком курсе, — галлюцинации могут быть односторонними. Меланхоличка Seppili видела левым глазом с левой стороны дьявола и постоянно слышала с левой стороны его голос».
Ученый итальянец никогда, очевидно, не читал Евангелия и не знает, какое значение имеет правая и левая сторона; впрочем, на Страшном Суде он узнает (Мф. 25, 33). А пока он думает, что вся беда в глазу находится. «Офталмоскопическое исследование, — продолжаю выписку, — дало гиперемию choroideae, — такое же поражение, по мнению автора, было и в периферии органа слуха»107.
Нельзя замолчать психиатрам того, что галлюцинации бывают и у «психически здоровых людей», даже у таких, как Гете, Байрон, Вальтер Скотт, Спиноза, и многих других108. Но эти явления бесов таким «гениям» и «корифеям» культуры нынешние ученые просто замалчивают, а прежние, дореволюционные, оставляют без объяснения и, конечно, не желали бы тоже упоминать, да по долгу «беспристрастного» исследователя считали нужным это сделать.
Не находим мы объяснения и в тех случаях, когда так называемая галлюцинация наблюдается не у отдельного человека, а у сотни, тысячи и больше людей вместе. Ученые просто нагло и кощунственно называют, например, явление из божественного мира «эпидемической галлюцинацией» и думают, что сделали все, что от них требуется, объяснили.
Так, Verga описал такой случай.
«В Соrаnо, в итальянских Апеннинах, на улице явилась Мадонна, одетая в черное, с текущими слезами, окровавленная и с грозными речами на устах к народу.
Население пришло в волнение. Массы народа выходили на холм с мольбой к Мадонне и оттуда падали назад, как бы пораженные молнией (за дерзость, что в грехах осмеливаются подходить близко. Ср.: Исх. 3, 5; Нав. 5, 15. Но интересно, как же от собственной мечты в мозгу приходилось падать «как бы пораженным молнией» именно около того места, где стояла Богоматерь, а не где-либо еще? Что это за пристрастие к определенному месту? — Еп. Варнава).
Все это крайне возбудило окрестное население, и толпы народа стекались, чтобы убедиться в чудесном видении. Устраивались целые процессии с пением духовных песен и церемониями. Дело грозило принять колоссальные размеры. Только экстренные военно-полицейские меры уничтожили сборища и прекратили существование самой галлюцинации»109.
Я сказал, что ученые не объясняют дела потому, что набор слов в их книжках, который относится к описанию того, что происходит в области зрительных, слуховых, осязательных представлений от видения человеком постороннего духа (при так называемой галлюцинации), ничего не дает для объяснения природы явления, то есть действий самого духа и даже факта его присутствия. А если бы неверующая наука знала природу главной причины всех этих «галлюцинаций», то ей бы не пришлось и ломиться в открытую дверь, и доказывать, что дважды два четыре.
Поясню это на следующем и последнем примере.
Один больной, образованный (неверующий, как видно из текста, который я сокращаю) человек, страдавщий алкоголизмом, рассказывал проф. Сикорскому о следующих «галлюцинациях», то есть о явлении ему бесов. «Ему казалось, что через толстую каменную стену в комнату его влетали фантастические птицы, не то вроде павлина, не то вроде рыбы, напоминающие своими размерами и отчасти формами фигуру человека. Эти птицы плавно и без малейшего шума влетали в комнату, пронизывая толщину стен и окон, которые не представляли им ни малейшего сопротивления; птицы носились по комнате, ничего не задевая».
С каждым днем состояние больного улучшалось, и вот — первые два разговора с больным (в подлиннике они записаны все «по свежим воспоминаниям», отчасти стенографически) и объяснения профессора.
« — Каким образом могло случиться, что птицы, которых вы видели, могли влететь через окно, не разбив стекла, или пройти через каменную стену, не разрушив ее?
В ответ на вопрос больной с живостью и особенной настойчивостью ссылался на свидетельство своих органов чувств (зрения). Когда ему указано было на физическую невозможность факта, чтобы птица могла проникнуть в окно, не разбив стекла, он с живостью пояснил, что птица проходила через стенку плавно, тихо, без всякого шума, указывал пункты, через которые она проходила, но более всего основывался на том, что он «это видел собственными глазами».
Несколько дней спустя на предложенные ему те же вопросы и сомнения он отвечал:
— Это действительно странно и кажется невозможным, но это было так же верно, как то, что мы с вами говорим.
…Приведенный сейчас пример показывает, что у больного сохранилась способность зрительных представлений и зрительного мышления, дававшая ему возможность воображать (галлюцинаторно) полет птиц, но у него вполне отсутствовали осязательно-мышечные ассоциации — касательно встречи мягких тел с твердыми (в данном случае птицы со стеной, стеклом)… Изложенные факты показывают, что в известных случаях из установленного мыслительного обихода выпадает деятельность некоторых сфер или центров, и сообразно тому ослабляются определенные ассоциации, и мысль становится, так сказать, односторонней или однобокой»110.
Не говоря уже о том, что здесь ученый профессор не объясняет и не может объяснить, почему действуют одни ассоциации и не действуют в данный момент другие111, но и не догадывается о некоторых иных вещах, которые я ему предложу вместо ответов больного.
Как птицы112, говорят, могли пройти чрез каменную стену и окно, не разрушив и не разбив их? Основываясь на том, что нам Свящ. Писание и Свящ. Предание открыло о природе демонов113, странно и невозможно было бы признавать обратное, то есть что нематериализованный дух разрушает материю. Может он и это сделать, но когда ему это нужно. Потому «без всякого шума» проходили «птицы» через вещественные препятствия, что имели природу наших мыслей, или, вернее, души.
Дух (человеческий) видит духа (злого). Странно тут требовать какого-то звона разбитых
