образу сотворил бесстрастным. Созданным же по образу разумею по отношению не к телу, но к душе, которая невидима…
Посему никто да не хулит Бога, будто бы Он в наше естество вложил страсти и грех. Бог в каждое из естеств вложил то, что служит к его возрастанию. Но когда одно естество входит в согласие с другим (например, когда телу приятно какое-либо лакомство, и душа этому соизволяет. — Ей. В.), тогда оно обретается не в том, что ему свое, но в противоположном тому. А если бы страсти были в душе естественно, то почему душа терпела бы от них вред? Свойственное естеству не вредит ему».
Так же говорят и другие отцы35.
Люди с противоположным образом мышления, о которых вскользь упоминают вышеуказанные священные авторы, всегда были, есть и будут. Были они при жизни последних, невероятное множество ходит их и среди нас. Объясняется это тем, что болезнь их, то есть душевная слепота, происходит от страстей, от которых они не хотят избавиться.
«И таких кто в силах убедить, что они больны? — говорит св. Симеон Новый Богослов36. — Ибо они самую эту болезнь свою почитают здоровьем и желают всегда творить волю плоти и все, что требует их похоть и естество. Как невозможно убедить тех, кои вышли из ума, сознать, что они действительно вышли из ума, так и тех, которые валяются в страстях и, состоя в рабстве у них, не чувствуют своего им рабства, никто не может довесть до сознания, что они находятся в таком худом состоянии, или убедить их перемениться на лучшее. Они слепы и не верят, чтобы кто-нибудь был зрячим. Как же их убедить, что и для них возможно, чтобы они открыли очи свои?.. Страстные думают, что и все другие также страстны, и судят всех по себе…»
Стоит только открыть какую-либо книгу по любой отрасли знания, чтобы увидеть, что человечество, столь гордящееся своим прогрессом, на самом деле не подвинулось ни на шаг вперед пред древними, обожествлявшими свои страсти и расставлявшими на своих улицах и площадях «идолов» в виде художественных статуй, олицетворявших эти страсти.
Еще Лессинг хвалил азартную игру в карты, потому что она-де доставляет целебное внутреннее волнение! А современные ученые с кафедры и в книгах поучают, что «страсти возвышают и могут служить нашим украшением. Без любви (половой? — Еп. В.), честолюбия и вызываемого этими двумя аффектами воодушевления человек не был бы в состоянии возвыситься над общим уровнем и выдвинуться из окружающей грубой среды».
«Страсти, — говорят дальше, — принадлежат к необходимым проявлениям нормальной человеческой души, и нельзя применить название «человек» к существу, не имеющему никаких страстей, если только это возможно».
И еще:
«Страсть есть прирожденная принадлежность человека»37.
Можно впасть в ужас от такого безумия, высказываемого публично людьми, которым поручен надзор — такова ирония князя мира сего! — над безумными. Но если есть между ними разница в мыслях, то только та, что первые высказывают их на свободе, перед аудиторией студентов и людей, считающих себя интеллигентами, а вторые — в палате подобных себе сумасшедших психиатрической больницы. Я вовсе не бранюсь здесь, но просто раскрываю наглядно текст св. апостола Павла, что безумие бо их явлено будет всем (2 Тим. 3, 9; Пс. 91, 7).
Действительно, здесь что ни слово, то извращение святой истины.
Истина говорит, что страсти есть срам, а мир называет их украшением.
Истина учит, что гордость и похоть между злыми и бесчестными страстями злейшие и бесчестнейшие и что где только тень от них падает, там все умирает (Мф. 5, 28), а мир считает их источниками всех благ.
Истина заповедует смиряться, а мир — возвышаться.
Истина проповедует, что страсти нам неприрожденны и правый человек (Еккл. 7, 29) — бесстрастен, а мир, наоборот, только того человека и считает «нормальным» и в собственном смысле человеком, природе которого присущи страсти, и притом неисцельные…38
Число и порядок страстей. Распорядок их и число у различных святых отцов неодинаковы — в зависимости от того, с какой стороны они их рассматривали: входили ли в исследование их по источнику происхождения каждой, или делили страсти по тем способностям, к которым они относятся, или говорили о них еще с какой либо иной стороны39. Но нужно заметить, что построить стройную систему, которая не была бы искусственной, а отвечала внутреннему существу самого дела, едва ли возможно. Тот из отцов, который обладал гениальным умом в нашем смысле и крайней духовной рассудительностью — в святоотеческом, кто сам построил в высшей степени прекрасную и органически связную систему добродетелей и пороков, божественный Иоанн, автор Лествицы, и тот говорит40:
«Что касается до меня, я скажу о сем (о том, какая страсть от какой происходит, когда и как действует): взы-щеиш в злых разума, и не обрящеши (Притч. 14, 6)».
И в другом месте передает фразу достоблаженных рассудительных святых отцов своего времени, которых он вопрошал по этому поводу, что «в безумных страстях нет порядка или разума, но всякое бесчиние и неустройство».
Действительно, например, безвременный смех иногда происходит от беса блуда; а иногда от тщеславия, когда человек сам себя внутренне бесстыдно хвалит; иногда же смех рождается и от наслаждения пищею.
Многоспание происходит то от пресыщения, то, наоборот, от поста, когда тот, кто постится, тщеславится; то от уныния, а то и просто от свойства организма.
Многословие иногда рождается от объядения, а иногда от тщеславия.
Уныние происходит и от наслаждения, и от отсутствия страха Божия в человеке.
Хульные помыслы — исчадия гордости; но часто появляются от осуждения наших ближних в этом же грехе; иногда от бесовской зависти.
То же можно сказать о жестокосердии, о пристрастии, о лукавстве, лицемерии41 и обо всем бесчисленном множестве прочих страстей и пороков. В этом-то и состоит коварство бесов, что они нападают на человека врасплох, неожиданно, придумывая в искушениях все новые комбинации.
Поэтому некоторые из рассудительнейших отцов не стыдились говорить о страстях, перечисляя их без всякого порядка. Так поступил священномученик Петр Дамаскин. Перечислив 298 страстей, он дальше прибавляет42: «Эти страсти нашел я упоминаемыми в Божественных Писаниях…
В порядке же не мог расположить, да и не покушался на это… ибо беспорядочны все бесовские действия и имеют одно только намерение, в котором равняются между собою — неравные и нечестивые, — губить души принимающих их злейший совет»43.
Но если трудно проследить внутреннюю зависимость этих трехста и более страстей и наметить определенные законы, по которым бы они всегда действовали во всех отдельных случаях и мелочах, то в общем относительно главных страстей и их проявлений это сделать вполне возможно, В этом смысле можно говорить об аскетике как науке и, если брать вопрос по его важности, как «науке из наук». И содержание этой науки о страстях у святых отцов настолько обширно и превосходит многократно глубиной знаменитые исследования самых выдающихся психологов, что желать еще более обширного изучения действия страстей нам, новоначальным, просто грешно. Они, видевшие и невидимые всеми козни бесов воочию, как те ни перемешивали страсти, могли, по смирению, говорить о недостаточности и несовершенствах своих трудов, но нам вполне достаточно и того, что после них осталось. Поэтому, если я вслед за отцами и упомянул вначале о невозможности исследовать страсти во всей их глубине и точном распорядке, то сказал это, подразумевая трудность понимания для нашего плотского разума тех тонких духовных действий и зарождений страстей, которые видимы и познаются опытом только на высших степенях подвижнической жизни, а не разумел здесь невозможности перечисления грубых страстей и раскрытия их действий в обыкновенной обстановке.
Кратко об этом можно сказать следующее. «Прежде всех страстей — самолюбие», — говорит преп. Исаак Сирин в согласии со всем сонмом святых отцов — аскетов и богословов44. Из него рождаются три другие начальнейшие страсти, как говорит преп. Симеон Новый Богослов45: «Всякий человек, рождающийся в мир сей, трем бывает раб страстям: сребролюбию, славолюбию и сластолюбию». Эти страсти, в свою очередь, рождают пять или шесть главных других, что составит семь-восемь страстей, которые опустошают весь род человеческий: чревоугодие, блуд,сребролюбие, гнев, печаль, уныние, тщеславие и гордость. Некоторые последние две страсти соединяют в одну.
От какой же страсти какая именно рождается? «Матерь блуда есть объядение; уныния же матерь — тщеславие; печаль и гнев рождаются от трех главных страстей (сластолюбия, славолюбия и сребролюбия); а матерь гордости— тщеславие»46.
Но в силу неизъяснимых козней бесовских, о чем было сказано выше, все восемь страстей очень удобно также соединяются и выводятся одна из другой. Так, от чревоугодия необходимо происходит блудная похоть, от блуда сребролюбие, от сребролюбия гнев, от гнева печаль, от печали уныние. Но, впрочем, здесь взаимное преемство страстей кончается. Следующие две — тщеславие и гордость — стоят особняком от них. Они не только не родятся от предыдущих, но и стоят к ним в обратно пропорциональной зависимости: чем сильнее человек питает первые шесть страстей, тем слабее вооружаются против него две последние, и чем менее дает потачки первым бесам, тем больше своими добродетелями привлекает к себе и тем возвеселяет двух последних демонов (хотя это и может казаться странным)47. Иногда же и попарно связываются: блудная похоть с чревоугодием, гнев с сребролюбием, уныние с печалью, а гордость с тщеславием.
Подробности о происхождении и качестве каждой страсти в отдельности будут указаны при изложении самих страстей. Во всяком случае, вышеуказанные главные страсти, от которых происходит и все бесчисленное множество прочих, несмотря на некоторую свою беспорядочность в сочетании, определенно представляют известную систему сопротивных действий, как и противоположные им добродетели. Это очень облегчает человеку борьбу с демонами, ибо, изучая их приемы, он некоторым образом может предвидеть их нападения. Ведь если бесы и разнообразят борьбу, придумывая новые хитрости, то все же на основе известных принципов, да и то делают это в отношении уже опытных подвижников. А к нам, грешным, они применяют старые и избитые приемы соблазна. Иногда просто диву даешься той великой наглости бесов, с какою они предлагают человеку приманку, почти даже не скрывая от него, в какую бездну она его заведет. Все равно как глупому голавлю рыбак подсовывает под нос вместо живой мухи пустой крючок с пушинкой. И клюет…
Залоги (причины) страстей. «Подлинно упорен, труден и неудобен подвиг, совершаемый нами среди дел житейских, — свидетельствует преп. Исаак Сирин48. — Сколько бы человек ни мог соделаться непобедимым и крепким, однако, как скоро приближается к нему то, что служит причиною приражения браней и подвигов, — не оставляет его страх и угрожает ему скорым падением, даже более, нежели при явной брани с диаволом. Поэтому, пока
