мне патриарх.
Когда патриарх произнес эти слова, я увидел мурина, который стал бить меня огненным жезлом и облек меня в железную броню. Я упал к ногам патриарха, неистовствуя. Тогда патриарх простер ко мне руку, и узы языка моего разрешились. Но я семь месяцев провел, мучимый лютым велиаром, представляя собою для всех зрелище, достойное сожаления. Нужно было связывать меня железными цепями. Я бил себя и всех меня окружавших; ел человеческие извержения. Христолюбивые люди, сожалея обо мне, одевали меня, потому что я скитался нагой, терзал свое тело и одежду, мучая себя и толкая встречающихся. От недостатка в пище, от грязи и нечистоты, в которых я лежал и валялся, тело мое покрылось струпьями, подобно чешуе. Христолюбцы города Александрии, увидев некоторых скитских отцов, привели их ко мне. Но отцы, видя меня, не узнавали. Тогда христолюбцы сказали:
— Это сын Прокопиев, принявший монашество у аввы Исайи.
Отцы сказали:
— Окажите любовь, доставьте его в скит. Христолюбцы приискали проводника с верблюдом,
дали ему золотую монету и, связав мне руки и ноги, отправили в скит.
Скитские отцы собрались в великую церковь, совершили всенощное бдение, молились о мне и, помазав все тело мое елеем, отгнали от меня беса. Однако раны и струпья продолжали меня мучить. Тогда я, недостойный и грешный, рассказал им подробно все, случившееся со мною, всем поведал мое бедствие и умолял, чтобы явили мне милость — умолили старца принять меня на покаяние и не допустить ко мне нового искушения от беса. Старцы пошли и привели отца Петра, другого ученика аввы Исайи, бывшего со мною. Он, увидев меня лежащего и тело мое, сгнившее от ран и струпьев (отцы, желая преклонить старца к милости и сожалению, сняли с меня одежду, в которой я был, и нагого положили на рогоже), повергся на меня, и не было конца слезам его. Я лежал в трепете, не смея и взглянуть на него. Поплакав довольно, отец Петр встал, взял некоторых из отцов, пошел и привел авву Исайю. Когда я увидел старца, идущего ко мне, то воззвал:
— Раб Божий, помилуй меня, прельщенного бесом! Не оставь меня в совершенную радость и веселие душегуби-тельному врагу! Довольно я наказан, был мучен по справедливости!
Старец, поплакав довольно, спросил меня:
— Чадо! Познал ли, что падение бывает наказанием для гордых?
— Познал, отец мой, — отвечал я, — познал из того, что случилось со мною, и научился из того, чему подвергся! Я уверовал, что Господь правосудно воздает каждому по делам его.
Старец, знаменовав меня крестным знамением, сказал:
— Бог, содетель всякой твари, да простит мимошедшее и да исправит будущее.
Положили меня на одр и отнесли в келью. Через несколько дней я исцелился благодатию Христовою и молитвами старца. Исполнились на мне слова пророка: браздами и уздою челюсти их востягнеши, не приближающихся к Тебе. И еще: многи раны грешному (Пс. 31,9-10). Отцы скита, видя, что все случившееся со мною достойно описания, призвали Пиония, искусного краснописца, и приказали мне с точностью и подробностью рассказать ему все. Краснопи-сец, написав повесть, поместил в первой книге, в которой помещены статьи о мечтаниях и искушениях бесовских22. После этого я уже пребывал с отцом моим Исаиею, во всем ему повинуясь»23. Сими словами закончил преп. Елисей свой назидательный рассказ.
Таким образом, мы видим, что человек, зараженный «мнением» относительно собственной правоты, готов на любые преступления. История, действительно, показывает многочисленные примеры, когда люди их и совершали, мняся службу принести Богу (Ин. 16, 2).
IV. Мечтательность
Этот род прелести есть следствие неуместной деятельности воображения во время молитвы. Когда мы молимся, то ум должен у нас молчать, а сердце говорить. Никаких образов не должно быть, как равно, впрочем, и сердце должно содержать себя в благочестии, то есть должно быть сокрушенно и смиренно (Пс. 50, 19). Один из величайших делателей сокровенной молитвы, достигший истинного созерцания божественных вещей, преп. Симеон Новый
Богослов, так описывает мечтательное молитвенное делание прелестников этого типа:
«Отличительные свойства [сего] образа [молитвы] таковы: когда кто, стоя на молитве и воздевая на небо руки свои, и очи свои, и ум свой, держит в уме божественные помышления, воображает блага небесные, чины ангелов и обители святых, и кратко, все, слышанное в Божественных Писаниях, собирает в ум свой и рассуждает о том тогда во время молитвы, зря на небо, и подвигает тем душу свою к вожделению и любви Божией, а иной раз извлекает даже слезы и плачет.
…При этом образе (молитвы, если кто на нем одном останавливается, бывает, что мало-помалу молящийся так) начинает кичиться в своем сердце, сам того не понимая. Ему кажется, что делаемое им есть от благодати Божией в утешение ему, и он молит Бога сподобить его всегда пребывать в таком делании. А это есть… знак прелести…
Такой человек, если убезмолвится крайним безмолвием (то есть сделается затворником), то ему едва ли можно не сойти с ума… Но если и случится, что не сойдет он с ума, все же невозможно ему будет стяжать добродетели или бесстрастие. Стоя на этом пути, прельщаются и те, которые видят свет телесными своими очами, обоняют благовония своим обонянием, слышат голоса своими ушами и подобное. Некоторые из таких взбесновались и в безумии ходят с места на место. Другие прельстились, приняв диавола, преобразившегося и явившегося им в виде Ангела света, а они того не распознали и остались неисправимыми до конца, не желая слышать совета ни от какого брата. Иные из таких сами себя лишили жизни, быв подвигнуты на то диаволом; иные бросились в пропасть; иные удавились. И кто может пересказать разные прелести, какими прельщает их диавол, когда они неисчислимы?..
…Если же и случится кому из употребляющих сей образ (мечтательной молитвы. — Еп. Варнава) не пострадать ни от какого из тех зол, о коих мы сказали, по причине сожительства с братиями [потому что им подвергаются особенно те, которые живут уединенно], то все же он всю свою жизнь проведет, не преуспев в духовной жизни»24.
Примером этого прелестного делания являются:
• Католическая мистика
Выше уже были указаны случаи ненормального духовного устроения католических святых25. Здесь я еще укажу на некоторые черты из жизни одного из самых знаменитых подвижников Запада, именно — Франциска Ассизского. В нем соединились вместе указанные крайности: необузданное тщеславие и самомнение, с одной стороны, и чудовищная мечтательность и воспаленное воображение — с другой. (Стоит оговорить здесь, что в действительности часто совмещаются оба вида прелести и разделяют их в аскетике так для удобства описания и для более легкого наблюдения за самим собой.)
Итак, Франциск Ассизский начал свой подвиг со следующих гордых слов26: «Знаете ли, что будет день, когда весь мир преклонится передо мною?» Чем дальше, тем эти страсти (тщеславие и гордость) росли в нем все больше. Через пять приблизительно лет после вступления на стезю, которая должна была привести к его прославлению, 14 сентября 1224 года, на рассвете, находясь около своей кельи, Франциск так уже молится ко Христу: «…я прошу Тебя только о двух милостях… Первая — это, чтобы я… мог душою и телом пережить все те страдания, которые Ты испытал… И вторая милость… чтобы… я мог почувствовать всем существом моим ту неограниченную любовь, которою горел Ты, Сын Божий…» Если просьба вторгается в мир сказок, то было бы странно, если бы она не исполнилась. Ибо, как в сказках, так и в прелестном состоянии, все желания человека исполняются, ибо там и здесь заправилы одни — бесы, всегда охочие угодить страстям и мечтаниям человеческим. И мы видели уже27, что Франциск получил, как ему казалось, то, о чем он молился…
Что касается деятельности его воображения, то в этом отношении Франциск превзошел всех своих предшественников: он мог свободно силою воображения, сосредоточенного на крестных страданиях Спасителя, разгонять свою кровь по соответствующим направлениям, то есть к местам язв Господних на руках, ногах и правой стороне груди; так что кровь наконец пробивалась наружу и образовывала шрамы, получившие названия «стигматов».
Представление в уме событий из жизни Христа привело к тому, что Франциск даже стал внешним образом копироватъ28 их. Что, конечно, есть дело гордостное. Наконец, он скончался со словами: «Я исполнил то, что должен был исполнить… Я возвращаюсь к Богу; да умилосердится Он над вами»29. А сам как будто бы уже не нуждался в милосердии?..
• Индийская мистика
Хотя она не христианская, и даже настроена враждебно по отношению к христианству, но я позволю себе сказать несколько слов по поводу ее учения о способах развития в человеке внутренней силы, потому что всеми подобными учениями, родственными между собою, слишком сейчас увлекаются, а люди времен антихристовых, к которым нам нужно готовиться, едва ли не будут воспитаны целиком на этой мистике оккультистов, представляющей полную противоположность христианской.
У индийских йогов (особенно этому учит Раджа-Йога)30 все дело заключается в развитии воображения и фантазии. «Воображение — это та способность, которая больше всего имеет значения в индийской мистике», — говорит писатель, взявшийся в свое время распространять оккультные идеи в русском обществе31. Столь выдающаяся роль воображения с практической стороны объясняется очень просто. При отсутствии идеи Личного, Живого, Любящего Бога, что же остается делать человеку, когда на него надвигаются события, которые он не в силах предотвратить? Верующий христианин поплачет, помолится, и Бог совершит для него, если нужно будет, и чудо. А так как йоги, при всей их близости к демонам (о которой имеющим низшую степень посвящения не сообщается), не в силах изменить определения Божий, зависящие от покаяния человека и наличия у него правой веры, то они измыслили свое «спасение», — именно, — защищаются от несчастий, во-первых, верой в фатализм («что будет, то будет, ничего не поделаешь, нечего заранее посему и волноваться») и, во-вторых, воспитанием своего духа таким образом, чтобы при возможных ударах судьбы (эпидемии, войне, личном несчастье, приближении смерти) не растеряться и постараться замкнуться в своем внутреннем мире, наглухо отгородясь от внешнего. Этот мир фантазии дает йогу, благодаря долгому самовоспитанию, иллюзию внутреннего спокойствия32. Понятно, что на высших степенях посвящения, когда йоги входят в непосредственные отношения с демонами и «активная» или «пассивная» концентрация33 переходит в состояние погружения в нирвану, прелесть сообщает человеку полную нечувствительность к миру. И они этим довольны, говоря о сем, как о чем-то великом.
V. Врачевства против прелести
«Никак не прими, — говорит преп. Григорий Синаит, — если увидишь что-либо чувственными очами или умом, вне или внутри тебя, будет ли то образ Христа, или ангела, или какого святого, или если представится тебе свет…