были несовместимы с их саном96.
На этом я историю медицины, поскольку она не противоречит заповедям Божьим, и кончу.
Но есть врачи и врачи. Их нельзя смешивать. Те имена врачей, которые я сейчас упоминал, святы. Их специальность не помешала им быть совершенными христианами. Однажды авве Антонию Великому даже было открыто Богом в пустыне: «Есть в городе (то есть в Александрии. — Еп. Варнава) некто подобный тебе, искусством — врач, который избытки свои отдает нуждающимся и ежедневно поет с ангелами трисвятое97. В Библии отличительным качеством богоугодных и богобоязливых (ср.: Исх. 1, 21) врачей служит то, что «они молятся Господу, чтобы Он помог им подать больному облегчение и исцеление к продолжению жизни» (Сирах. 38,14). Но есть, как мы видели, и иные врачи, которые и в Бога-то не веруют, которым до больных как братьев во Христе дела нет (ибо больные для них только «объекты» опыта), врачи, которыми даже сам мир возмущается. Понятно, что они не могут подать никакого исцеления больному, но приводят его — как кровоточивую в Евангелии — «еще в худшее состояние» (Мк. 5, 26). Исключения бывают только тогда, когда благодати и Промыслу Божию нужно для чего-нибудь подействовать через недостойные руки, то есть когда сам больной уже умоляет за себя Бога или окружающие люди молятся за него.
Понятно, почему у современных врачей бывают неудачи. Первого рода врачи не сами лечат, а Бог через них лечит. «Мы только руки на вас возлагаем, — говорили больным святые Косма и Дамиан в объяснение своих поступков и способа лечения, — силою же своею ничего не можем сделать. Все действие производит всемогущая сила Христа, Единого Истинного Бога, в Которого если несумненно уверуете, тотчас же выздоровеете…»98 А врачи второго рода, не будучи проводниками силы Христовой, беспомощны и всецело зависят от пресловутой науки, внешних обстоятельств, обусловливающих болезнь пациента, от собственного опыта и смекалки. Пытаются и они теперь «накладывать руки» (разумею лечение гипнозом, гипнотическими пассами), но лучше, если бы они этого не делали. Нельзя отрицать, что они проводят при этом силу, но силу — бесовскую.
Вот почему св. Иоанн Златоуст так категорически, особенно в последнем случае, утверждает о таких врачах: «…только кажется, что вылечивают, а на самом деле и не вылечивают, — совсем нет»99. Но говорить так, скажут некоторые, значит идти против очевидных фактов ежедневного выздоровления многих тысяч больных благодаря существующим больницам и врачам? Увы, последние и сами не все так думают. По этому поводу доктор Э. Вернадский, совсем не наш сторонник, говорит откровенно: «Лечение болезней существует, несмотря на большие недочеты в их познании, но только потому, что болезни, в сущности, излечиваются сами собою». И еще: «Львиная часть всякого излечения, а часто и все излечение, приходится на долю самоисцеляющей силы природы, а наше участие оказывает, в сравнении с нею, крайне ничтожное действие»100. Это все равно что сказать: Бог лечит. Так и будем говорить.
У меня речь может идти, конечно, только о христианских, церковно настроенных врачах, а внешних — что мне судить? Внешних же Бог судит, — говорит апостол (1 Кор. 5, 13). О врачах-христианах и о леченье у них я и поведу дальше свои рассуждения.
Служение больным, даже в качестве санитара или сиделки, — превосходная и полезнейшая для души вещь. Лишь бы оно совершалось с разумной целью101. Приведу слова старца Иоанна Прозорливца известной Серидовой обители, который говорит: «Сострадать же больным и помогать им врачеваниями — доброе дело» и «Врач, пекущийся о больном, получает награду»102 от Бога. Но для всего этого надобно, чтобы он был благочестив, чтобы как сам питался таинствами святой Церкви, так и своим пациентам не только не запрещал того же, но и первым делом советовал бы103. Он должен быть смиренным и думать не о своей славе, а о Бо-жией, помня, что «для того Он и дал людям знание, чтобы прославляли Его в чудных делах Его» (Сирах. 38, 6). Врач должен свои отношения с больным и предписания ему постоянно контролировать заповедями евангельскими и церковными, не насилуя без нужды его совести в отношении нарушения постов, целомудрия и тому подобного (раздеваться, например, во многих случаях совершенно излишнее дело — за границей существует целая медицинская школа, производящая диагнозы по одному лицу больного). Если врач будет так поступать, то сам увидит, что некоторые вещи — которыми, как мы видели, соблазнялось и возмущалось общество — личная совесть ему запретит. И в них легко ему разобраться. Например, случай, рассказанный Вересаевым про неудачную, со смертельным исходом операцию горла, он сам приравнивает к так называемому (в церковных канонах) невольному убийству, караемому епитимией в пять лет и более; случай с американским доктором Нитусом — есть уже «вольное», то есть сознательное, убийство. Епитимия ему — двадцать лет и более104. Сюда же относятся аборты, употребление таких средств, которые влекут за собою выкидыш и тому подобное, хотя наказание за них несколько (вполовину) и уменьшено105. Совесть доброму врачу подскажет, где он действует по долгу, а где по страсти.
Но ведь практически, скажут, все это невозможно выполнить. Для истинных своих рабов — а таких мало — Бог всегда найдет место и случай, чтобы они смогли без труда исполнить Его заповеди. Невозможно только для неверующих и не желающих спасаться, они сами создают себе эту невозможную обстановку, которая им приятна, с которой они и не желают расстаться. Что из того, что невозможно? Если невозможно, делай то, что возможно. Если и это совесть не позволяет тебе исполнять, уйди и делай то, к чему душа твоя стремится (вплоть до ухода в монахи). Поэтому правильнее вопрос задавать не о возможности или невозможности быть в настоящее время врачом, знакомым со всеми правилами науки, и одновременно истинным христианином, а о возможности и необходимости каждому исполнять заповеди Христовы в данном положении и по мере своих духовных сил (а брать Церкви под свое покровительство все без исключения современные дебоширства медицины, конечно, не годится).
Что же касается больных, то их дело менее ответственное пред законом Божьим. Их за перенесение скорби, мучений, страданий только венцы ожидают. Лишь бы они были смиренны. Во всяком случае греха нет лечиться. В ответах св. Варсонофия Великого одному мирянину читаем: «Касательно же того, чтобы показывать себя врачу, скажу: предоставить все Богу есть дело совершенного, хотя это и трудно, а немощнейшего дело — показать себя врачу, потому что сие не только не грех, но и знак смирения, когда он, как немощнейший, пожелал показать себя врачу. Но и тогда надобно признавать, что без Бога и врач не может ничего сделать; если же угодно будет Богу, Он подаст здравие больному»106.
Величайшие из святых сами в некоторых случаях не отказывались от медицинских средств. Стоит вспомнить только, как св. Василий Великий писал из пустыни (по нашему сказать — с курорта107), не без иронии над собой, к некоему большому гражданскому чиновнику, извиняясь за свое отсутствие в городе и невозможность встретить того как подобает: «Целый уже месяц лечусь водами самородно-теплыми, чтобы получить от этого какую-нибудь пользу. Но понапрасну, видно, тружусь в пустыне, или даже многим кажусь достойным смеха, не слушая пословицы, которая говорит, что мертвым не доставит пользы и теплое»108.
Припомним еще, как светильник Церкви св. Иоанн Златоуст писал из ссылки в письме к Олимпиаде (своей духовной дочери), благословляя ее позаботиться о своем здоровье и побуждая к тому собственным примером: «…твою честность умоляю и как величайшей милости прошу больше заботиться об излечении болезни твоего тела. Правда, и уныние109 производит болезнь; но когда еще и тело исстрадалось и совершенно ослабело и остается в большом пренебрежении, не пользуется ни врачами, ни благорастворенностью воздуха, ни обилием необходимых вещей, то сообрази, что отсюда бывает немалое приращение опасности. Поэтому прошу твою честность пользоваться и разными опытными врачами, и лекарствами, которые могут устранять такого рода болезни. Так и мы, за несколько дней перед этим, когда, вследствие состояния воздуха, желудок у нас был расположен к рвотам, воспользовавшись и другими родами попечения, а равно лекарством, присланным от госпожи моей, благопристойнейшей Синклитии, устранили болезнь, не встретив при этом нужды употреблять его больше трех дней. Поэтому прошу тебя и самой пользоваться им и позаботиться, чтобы нам опять послали его, потому что когда мы снова стали чувствовать расстройство, то опять воспользовались им и все исправили»110.
Такие примеры не единичны, их можно удвоить. Все они показывают, что и у подвижников даже есть известная свобода в отношении к своему телу, изможденному подвигами и скорбями, но что этой свободой надо пользоваться умеючи. Не имеющие разума Василия и Златоуста или даже просто доброго христианина, то есть новоначальные, должны и в дозволенном спрашивать благословения своего старца и духовного руководителя. «Кто имеет какую-либо болезнь, — учат древние святые111, — тот должен вопрошать о ней одного из отцов и делать все по его совету. Ибо иногда случается, что старец имеет дарование и тайно подает исцеление, так что и телесные врачи не всегда бывают нужны больному»112. Вопрошать старцев тем более необходимо, что нет таких определенных правил, по которым ясно было бы, кому и когда надо лечиться, а когда нет. Пол, возраст духовной и телесной жизни, обстоятельства и прочее видоизменяют ответ, который, как мы видели выше, может уклоняться как в сторону лечения болезни, так и наоборот. Впрочем, так и во всякой иной добродетели.
Желающие подвизаться должны все-таки помнить, что для них общий уклон должен быть в сторону воздержания от лечения, ибо часто бесы обманывают нас. Бывает так, что когда надо стать на молитву, кажется человеку, будто смерть пришла, а пересилит себя, моментально все как рукой снимет113. Поэтому тот же святой отец, который разрешал в одном случае лечиться, в другом — когда замечал у кого-нибудь излишнее пристрастие к телу — учил: «Брат! Вижу, что ты много заботишься о врачевании телесных болезней, и думаю, что отцы не заботились о сем. Второй помысл твой (предоставить все Богу. — Еп. Варнава) лучше первого, ибо второй заключает в себе совершенную веру в Бога, а первый (обратиться ко врачу. — Еп. Варнава) — неверие. Один заключает в себе терпение, от которого происходит искусство (опытность), а из сего рождается упование, не посрамляющее (Рим. 5, 4-5); другой заключает в себе (душевное) изнеможение — сестру малодушия, в которой живет маловерие — матерь сомнения, отчуждающая от Бога и низводящая людей в погибель. Один помысл делает людей друзьями Божиими, другой
