суров и труден, однако же идущий им приобретает чудные дарования…»
Но особенно сильно и доказательно, красочно и благоговейно, непорочно и возвышенно говорит о чистоте, красоте и достоинстве обоженной плоти человека дивный созерцатель тайн Божиих, св. Симеон Новый Богослов. Вот слова на этот предмет из его «Божественных Гимнов»:
«Мы делаемся членами Христовыми, а Христос нашими членами. И рука у меня несчастнейшего и нога моя -Христос. Я же жалкий — и рука Христова и нога Христова. Я двигаю рукою, и рука моя весь есть Христос, ибо Божественное Божество, согласись со мною, нераздельно; двигаю ногою, и вот она блистает, как и Он. Не скажи, что я богохульствую, но приими это и поклонись Христу, таковым тебя содевающему. Ибо если и ты пожелаешь, то сделаешься членом Его. И таким образом все члены каждого из нас в отдельности сделаются членами Христовыми и Христос — нашими членами; и все неблагообразные члены Он сделает благообразными, украшая их красотою и славою Божества Своего; и мы вместе с тем сделаемся богами, сопребывающими с Богом, совершенно не усматривая неблагообразия в теле своем, но все уподобившись всему телу — Христу, а каждый из нас — член Его — весь Христос есть.
Итак, узнав, что таковы все, ты не устрашился или не постыдился признать, что и палец мой — Христос, и детородный член? — Но Бог не устыдился сделаться подобным тебе, а ты стыдишься стать подобным Ему? — Не Ему пoдобным стыжусь я сделаться, но чтобы Он стал подобным постыдному члену; я заподозрил, что ты изрек хулу. — Худо, следовательно, ты понял меня, ибо не это — постыдное. Члены Христовы суть и скрытые члены, ибо они бывают покрываемы; и потому они важнее прочих (1 Кор. 12, 22-24), как незримые для всех, сокрытые члены Сокровенного, от Которого в божественном сочетании дается и семя Божественное, ужасно вообразившееся в Божественный образ, дается от Самого Божества, ибо от всего Божества весь Бог тот, Кто соединяется с нами, — о страшное таинство! — и поистине бывает брак, неизреченный и Божественный… Итак, если ты облекся во всего Христа всею своею плотию, то ты без стыда будешь помышлять о всем том, о чем говорю я. Если же вовсе нет, или ты душою своею только облекся в малый покров пречистого хитона, Христа, говорю, то все прочие члены, будучи в ветхом одеянии, в одном, конечно, месте и стыдятся. Имея же совершенно нечистое тело, или лучше — облекшись в нечистое, как ты не будешь краснеть? Когда я говорю это ужасное о святых членах, и вижу великую Славу, и просвещаюсь умом; когда даже и плоть моя несмысленная радуется, ты видишь свою плоть оскверненною, припоминаешь свои непристойные деяния, и ум твой, как червь, всегда пресмыкается в них. Потому ты и приписываешь Христу и мне стыд и говоришь: не стыдно ли тебе говорить о постыдном, лучше же — низводить Христа в постыдные члены? Я же снова говорю тебе: усмотри Христа и в женских ложеснах и помысли о том, что в ложеснах, и о Том, Кто вышел из ложесн, которые прошел и Бог мой, изойдя оттуда»95.
«Теперь обдумайте вы слова мои и рассудите, истинны ли они. Я же с дерзновением возглашаю, что если я не мудрствую и не говорю, что говорят и мудрствуют апостолы и святые отцы, если не повторяю только Божиих словес, сказанных во св. Евангелии… да будет на мне анафема от Господа Бога и Спаса нашего Иисуса Христа чрез Духа Святого как на человеке, учащем инаково от того, чему учили божественные апостолы, — и вы не заткните только уши свои, чтобы не слышать слов моих, но побейте меня камнями и убейте, как нечестивого и безбожного»96.
Как эти рассуждения святых отцов — аскетов, монахов — недосягаемо высоки, чисты, величественны и отстоят далеко от пресмыкающихся по земле интеллигентских рассуждений по «половому вопросу». Как все у последних грубо, убого, пошло, затасканно, замусоленно, цинично. Возьмите сальные (или засаленные, все равно) книжки Розанова и К°: начать их читать после Иринеев, Мефодиев, Афанасиев, Симеонов — то же, что войти с благоуханного «Луга»97 ярким солнечным днем в темный вонючий чулан или загаженный закоулок. А еще упрекают монахов в извращении светлых идеалов Христовых, Его радостного учения! Обвиняют в ненависти к плоти, в бегстве от природы! Да что может быть извращеннее интеллигентского миропонимания и отношения к природе? Сам бывший интеллигент, позже принявший духовный сан, известный священник П. Флоренский98, философ, математик, историк — кратко сказать, энциклопедист, и не только широкий, но и глубокий, пишет об интеллигентском мировоззрении и нечувствии:
«Ни есть, ни, тем более, вкушать интеллигент не умеет, — не знает даже, что значит вкушать, что значит священная еда: не «вкушают» дар Божий, ни даже «едят» пищу, а «лопают» химические вещества. Совершается лишь животная, голая «физиологическая функция», — мучительностыдная; и «функциею» этою брезгуют, ее стыдятся. Стыдятся и делают; вот почему интеллигент цинично ест, бранится цинично, с вызовом, с оскорблением стыдливости своей и чужой».
• Обвиняют еще святых отцов-аскетов в том, что их труды переполнены описаниями блудной страсти, что похоть, которая их мучила неестественно целую жизнь, придает-де их творениям совершенно психопатологический характер. На это нужно сказать следующее.
1. Говорящие так совершенно не понимают, ни что такое подвиг и борьба с диаволом (по опыту не знают, конечно, а не понаслышке), ни что такое монашество, ни что значит целомудрие. Целомудрие святых и истинных монахов может в глазах мирских людей показаться крайним развратом, но оно, несомненно, выше всякого плотского мудрования, и человеческой природы, и всего мира; и не мирянам нужно монахов, то есть святых, учить, а наоборот, монахам мирян. «Свет монахов суть ангелы, — говорит величайший из рассудительных святых отцов», — а свет для всех человеков — монашеское житие».
2. Люди, достигшие бесстрастия, — а таковы все святые монахи, взявшие с благословения Божьего на себя труд писать об этих вещах, — если пишут, то, понятно, не для собственного удовольствия. Даже светские писатели, отводя этот упрек от себя, говорят, что они пишут для того, чтобы предостеречь общество от заразы. Итак, или сознайтесь, что вы, писатели, находите наслаждение, и притом скверного рода, в изображении действительно развратных сцен, раз святых отцов упрекаете за раскрытие уловок блудного беса как за бесчестное занятие, или признайте за ними право писать об этих вещах, как признаете его за докторами, юристами и, наконец, даже за собой.
3. Святые не стыдятся говорить, что в свое время были одержимы блудной страстью. Их заслуга в том, что они ее победили. Этой борьбой с демоном блуда и победой над ним достойно — сказать по-нашему, по-грешному, — и похвалиться. Святые же, победив и демона тщеславия, воздают лишь славу Богу, поборовшему диавола в них и за них. Они хотят показать, что может сделать человек при помощи благодати Божией, и тем самым хотят спасти от отчаяния маломощных, желающих спастись и пребыть в целомудрии, небрачными, но терпящих насилие от плоти и диавола. А светские писатели чем могут похвалиться в этом отношении100 и что могут в своих романах преподать другим против тонких помыслов сего демона? Они этих вопросов не ставят, да им их и не суметь поставить.
4. Чего же хотят эти обвинители монахов? Чтобы душа человеческая, душа народная гнила заживо от смрадной заразы? И была оставлена гнить? Не сами ли они упрекают как белоручек тех, кто боится «замараться» от рассмотрения подобных вопросов? Христос не среди блудниц ли вращался, не с ними ли разговаривал при всех, не в обществе ли, сидя «в гостях» — следовательно, открыто — принимал услуги от самых «известных» в городе (Лк. 7,37 и след.)? О, какое окаянное ложное целомудрие и окаменевшее для добродетели сердце! Сами сгнили от разврата и венерических болезней, а упрекают других в нечистой жизни. А все — дело бесов, которые не хотят, чтобы многие получили пользу от этих духовных хирургических инструментов, которыми исторгаются корни сластолюбия и которые можно приобрести даром у опытных врачей, святых отцов-аскетов.
5. Еще несколько слов по поводу современной жизни. Наш век весьма изолгался. Всем можно писать по половому вопросу. Даже женщины, как мы видели, решили не отставать. И лишь пастырь церковный — которому, собственно, одному только и дело-то до этого — молчит. Но что всего страннее, даже и это молчание кажется людям недостаточно молчаливым. Хотя пастыри и молчат, «урезав» и подчистив откровенные места в творениях самых славных и знаменитых святых отцов и учителей Церкви, прицепив кое-где «фиговые листочки», — тем не менее, пусть вполголоса, но древние подвижники все еще говорят. Уж, кажется, донельзя стеснили святоотеческую литературу, всего два-три десятка книжек в обращении ходит, и те изданы макулатурно, тогда как порнографические светские сочинения издаются на голландской или японской бумаге и несут на себе печать внимательности и любви издателей, но и этого мало — всячески стараются еще досадить святым отцам. Вот сколь велики их сила, влияние и значение! Демоны это знают хорошо.А почему бы нашим предстоятелям церковным, если они сами не могут говорить в меру древних святых отцов, не издать дешево, общедоступно, прилично, соответственно технике XX, а не XVI века, полностью творения святых отцов, которые стоят непереведенные!101 По всякому ремеслу за ничтожную плату можно получить руководство в изящном издании, только руководства по спасению души не считают нужным издавать, а если издадут, то, конечно, так, что никто в гостиную на стол не положит, постыдится. А ведь можно хотя бы видом привлечь, а там человек, может, и внутрь заглянет… Но закончу на этом. Сколько ни написать, все мало будет, а благоразумный человек с двух слов тебя поймет, — даждь премудрому вину, сказано в Писании, и премудрейший будет (Притч. 9,9).
§ 4. Наука, литература и искусство как руководители жизни.
Творчество, по существу, есть дар Божий, а на практике — это почти всегда дар демонический.
Еще в Ветхом Завете Бог говорил пророку Моисею про Веселеила, который должен был художественно украсить скинию по образцу, показанному Моисею на горе Синайской (Исх. 25, 40): «Я исполнил его Духом Божиим — ????? ???, мудростию, разумением, ведением и всяким искусством…» (Исх. 31, 3. Ср.: Притч. 2, 6; Сир. 1,1).
В Новом Завете апостол Иаков, названный брат Господень, пишет, что «всякое даяние доброе и всякий дар совершенный нисходит свыше — ??????» [то есть с неба] — «от Отца светов» (Иак. 1, 17; 1
