Кор. 12, 8).
Таким образом, дух художественного творчества и научной проницательности должен, в силу своей природы, освещаться отблесками Невечернего Света и Божественного Духа. Но не то мы наблюдаем в действительности.
С погружением человечества в язычество и с удалением от христианства богоподобный дух его потерял остроту зрения и способность к пророческой вдохновенности и небесным восприятиям и, наоборот, стал легко доступен таинственным темным влияниям злой силы. Тонкость психической организации у гениальной или талантливой натуры доставляла к этому особенно благодатную почву. Так, повторяю, возлюбиша человецы паче тьму, неже свет (Ин. 3, 19), что демонское влияние нередко оказывалось довольно ощутительным и сказывалось в этих натурах активно или пассивно, но во всяком случае определенно — активно, когда им демоны прямо приоткрывали на основании своей изворотливости и догадок будущее или скрытое для других настоящее, направляли их таланты в ложную сторону; пассивно, когда философы, поэты, художники подвергались темному, неясному воздействию бесов без непосредственного сношения с ними. Так появились лживые пророки со способностью к так называемой дивинации1, от которой предостерегает Своих последователей Сам Христос (Мф. 7, 15; особенно Мф. 24, 24); у древних греков и римлян «поэт» и «прорицатель» слились в одно понятие (vates)2; демонический характер творчества наложил тяжелый отпечаток на науку и искусство всех времен вплоть до сего дня3. Демонизм может быть разной силы и степени. Начинаясь с открытого сатанизма, он ниспадает до уровня простых предчувствий, нездорового чувственного возбуждения или ложного и извращенного понимания дела, на самом деле совершенно ясного.
Само собою понятно, что влияние это на ученого или художника находится в прямой пропорциональной зависимости от его отношения к церковной жизни (и его участия в ней), к самой Церкви; верует он во Христа, принимает св. таинства, живет чисто и целомудренно — можно прислушаться к таковому4, а если он неверующий, в жизни похабник5, в Церкви (православной, разумеется) не состоит, то — беги, досточудный, от него, как от самого диавола, хотя бы за ним шла слава и всего мира и хотя бы он был одарен печатью величайшего гения.
Любопытно, что дивинация у художников нынешнего времени носит характер бесовской прозорливости. Прежде всего, многие из них люди ненормальные, проведшие немало времени в домах для умалишенных, — лучшее ручательство за то, что бывшие им видения (носящие у психиатров название галлюцинаций), на самом деле, были настоящими бесовскими привидениями. Их творчество насыщено мотивами демонического злорадства по поводу того, что христианство должно погибнуть в будущем, что скоро должна произойти мировая катастрофа (которая начинается у них великой войной 1914 г.), после чего произойдет свержение всех корон и воцарение антихриста. Таковы, например, «прозрения» Рериха6, Стабровского7, Чурляниса8 и других.
I. Наука
Здесь надо различать науку и науку, то есть духовную, божественную и плотскую, светскую, человеческую. Первая, по апостолу, чиста, мирна, кротка, благопокорлива, вторая — земна, душевна, бесовска (Иак. 3, 15, 17). Христианин должен пользоваться, прежде всего, первой; но в случае надобности может прибегать и ко второй. Как поступать в последнем случае, учит св. Григорий Богослов. «Полагаю, что всякий, имеющий ум, — говорит великий богопросвещенный отец Церкви, — признает первым для нас благом ученость, и не только сию благороднейшую и нашу ученость, которая, презирая все украшения и плодовитость речи, емлется за единое спасение и за красоту умосозерцаемую, но и ученость внешнюю, которою многие из христиан, по худому разумению, гнушаются как злохудожною, опасною, удаляющею от Бога. Небо, землю, воздух и все, что на них, не должно презирать за то, что некоторые худо уразумели и вместо Бога воздали им божеское поклонение. Напротив того, мы… от создания будем заключать о Создателе, как говорит божественный апостол, пленяюще всяк разум во Христа (2 Кор. 10, 5)… В науках мы заимствовали исследования и умозрения, но отринули все то, что ведет к демонам, к заблуждению и во глубину погибели»*. (Св. Григорий Богослов. Творения. Ч. 4. М., 1889. С. 50-51. Слово 43. — Прим, составителя.) Отсюда понятны слова апостола Иакова: не предметы, подлежащие научному исследованию, мерзки и бесовски, а направление науки, дух ее. Как избежать тлетворного сего влияния, подробнее сказано будет после, а сейчас только замечу, что когда я говорю в этой книге о несостоятельности и вреде науки и шире — всей культуры, то разумею их ложное, демонское направление, в котором для истины и благочестия не остается пространства ни одной пяди, ни одной сотой. Понятно, что слабые души могут пользоваться этой самой наукой (например математикой и инженерно-архитектурным искусством для постройки храмов, железными дорогами для поездки к святым местам или по необходимым делам, а не в качестве, следовательно, туристов), и этого будет довольно с них; сильные же, вооруженные невидимою силою, простираются на большее — входят открыто и безбоязненно в самый стан сопротивника и наносят ему смертельные раны у него же самого в доме, то есть изучают его лжеучения, исследуют внимательно его ядовитые произведения искусства, вскрывая их гниль и смертоносные жала. А слабым душам надо затыкать уши и бежать от всего, несогласного с учением Церкви. И не позволять себе рассуждать. Учить, если заставляют (в школах), учи, знай, но относись, как к срамным словам, услышанным на улице или считанным с забора. Так как в миру теперь все против Бога направлено, то вреда не будет, если и на всякую науку так будешь смотреть — на историю, литературу, естествознание и прочее. Лишь бы мы все делали с мыслью о Боге и ради Бога, а не просто ради гнушания самими предметами.
1. Прикладной характер науки. Если одна наука -божественна, а другая — по характеру своему бесовская и крупицы истины в ней надо вылавливать, как блестки жира в пустых щах, то понятно, что к одной надо стремиться и изучать ее, а другую терпеть и все силы направлять, чтобы как-нибудь приложить ее к полезному и духовному делу. Так как сама по себе она не имеет ценности, которую находят в ней ученые, то оставим их увлекаться своими гипотезами, как ребенка, радующегося новым сочетаниям бусинок в калейдоскопе, а мы тем временем подумаем о том, что можно взять из нее для защиты нашей веры. Собственно, надо бы, чтобы все ученые мира работали только для Бога, исследовали Его творение в целях прославления Его Самого, изучали свойства природы для того лишь, чтобы человеку не комфортабельнее жилось, а легче было исполнять заповеди Господни (печать, например, не для «культурных» целей надо бы употреблять, а на проповедь Слова Божьего). Так как ученые и не думают это исполнять, то пусть делают христиане, что могут, выполняют вместо них. Когда наше время придет — после уничтожения всей культуры и самой земли со всеми ее делами (2 Пет. 3, 19), тогда настанет Царство Единого Бога, и все будет чинно, светло, славно, направлено на богоугождение и прославление Творца.
«Не стоит тратить свое время на расследования бесплодные, — говорит учитель первохристианской Церкви, Климент Александрийский9. — Науки человеческие для истинного христианина представляют собой занятия лишь предуготовительные, впрочем, помогающие ему, насколько то возможно, не только воспарять умозрением к истине и утверждаться на этом непоколебимом основании, но и опровергать софизмы возражений против истины. Христианин должен быть знаком со всем курсом школьных наук и со всей эллинской мудростью, только он относится к ним, не как к имеющим значение существенное в себе, — он видит в них лишь полезную принадлежность, по времени и обстоятельствам даже необходимую. В руках еретиков науки служат средством для распространения лжи и зла, в руках же христианина они служат орудием к укреплению добра и истины».
2. В чем заключается истинная философия? Философия есть синтез, завершение всех наук. В чем же состоит для христианина «сумма всех наук», «наука из наук»? — Не в том, однако, что называется в миру философией. Хотя Климент Александрийский говорит, что христианин должен изучить всю мирскую книжную мудрость, но это относится к христианину, живущему в миру среди еретиков и желающему их же оружием защитить свою веру, и притом в целях прикладных, апологетических, о которых сказано было выше. Ну, а зачем же вся мудрость внешняя тому, кто не поставлен, как пастырь или учитель церковный, на то, чтобы бороться и даже жить вместе с еретиками? Например, зачем она тому, кто хочет в молчании созидать в себе храм душевный Богу, обитель для пребывания в ней Св. Духа? — Конечно, незачем. Но ведь изучать добродетели делом, поучаться молитвенно в Законе Божием день и ночь — не настоящее ли призвание христианина? — Несомненно. Не является ли «наукой из наук» прохождение в монашестве духовного делания, как о том говорят святые отцы?10 -Всеконечно. Следовательно, кто, по зову Духа Божьего, углубится в доброделание, отринув всякую науку и возненавидев самый мир, не лучшее ли дело сделает в этом самом мире, не изучит ли высшую науку, какая только есть?
— Истинно, истинно так.
Покажи же мне, скажет читатель, свидетельства. — Охотно, и из святых отцов приведу; приведу даже и свидетельства светских писателей, живущих в миру.
1. «Простоту и неприуготовленность духовного учения никто да не сравнивает с пытливостью любомудрствовавших о небе [то есть астрономов, астрофизиков нынешних],
— говорит св. Василий Великий11. — Сколько красота в женах целомудренных предпочтительнее красоты любодейной, столько же разности между нашими учениями и учениями внешних».
2. «Велико любомудрие в том, чтобы мир почитать мертвым, но еще большее и гораздо важнейшее в том, чтобы и самому быть как бы умершим для него», — учит св. Иоанн Златоуст12 о существе истинной философии.
3. Он же сказал: «В том и состоит важнейшая часть любомудрия [философии], чтобы не быть привязанным и пристрастным к настоящей жизни»13.
4. Он же: «Терпение зла… есть подвиг любомудрия»14.
5. Вот еще приговор, подходящий к любомудрию — философии XX века и ее ученым: «Великое благо любомудрие — разумею то любомудрие, которое у нас. У язычников все только слова и басни; а самые эти басни не заключают в себе никакого любомудрия, потому что у них все делается ради славы»15.
6. Еще, не поленюсь, выпишу из того же Златоуста: «Кто презирает почести, тот и любомудр [философ], он знает дела человеческие, а в знании-то дел Божеских и человеческих и состоит любомудрие [философия]»16.
7. «Но нет, нет ныне таких философов! — восклицает св. отец. — А потому нельзя найти и примера. Есть, впрочем, между монахами, между мирянами же нет. Что между монахами находятся такие примеры, в доказательство можно привести многих, но я укажу на одного из многих».
