жен и дев, хотя и прославленных. А раньше храмовая обстановка, при чудовищно-карикатурном одеянии барышни, при корсетах, французских каблучках, оголенных шее и груди, была для нее душна, невыносима; оттого ей и в церкви тяжело было находиться… Потому что все казалось чужим.
Итак, с погружением в глубину духовной жизни является необходимость в отказе сперва от ненужных и лишних вещей, потом от тех, к которым мы привыкли и которыми часто пользуемся, хотя и без особой нужды в них, и наконец от самых необходимых. Настает время подвигов. Необходимость в них возникает естественно, и обвинять монахов и подвизающихся мирян в изуверстве («И без этого можно спастись», — говорят обычно таковым) — значит не понимать сущности духовного делания и ни разу не коснуться его опытом даже из любопытства.
Это все можно хорошо видеть на следующем примере. Возьмем пресловутое «опрощение» Льва Толстого, его шитье сапог, косьбу, пилку дров… Вне всяких философских предпосылок (мы против них, если бы они и были, не стали бы протестовать сейчас), сам он дело объясняет так (в письме к Е. Попову от 1888 г., марта месяца): «Табак тоже бросил, две недели совсем не курил, раз только… И сапоги без табаку принялся шить»1.
Как только, следовательно, принял решение бороться со страстями, возникла необходимость чем-нибудь заглушить мучительную к ним тягу — отвлечь внимание хоть шитьем сапог. Конечно, у христианских подвижников все это осмысленнее выходит, ибо они свое внимание отвлекают от страсти, а плоть свою трудом ради Бога в подчинение духу приводят. И Бог благословляет и освящает и самый труд их телесный, так что они со всех сторон получают пользу — и духовно преуспевают, и от телесного делания смиряются, и получают чрез то благодать.
Еще пример. Тот же Толстой пишет В. Алексееву (от 1881 г., ноября месяца): «Сижу все дома, утром пытаюсь работать, плохо идет. Часа в 2-3 иду за Москву-реку пилить дрова. И когда есть сила и охота подняться, это освежает меня, придает силы… Но когда не хожу… — раздражение, тоска»2.
Итак, даже простой моцион барина, вроде пилки дров «от скуки» (что, конечно, нельзя смешивать со святым послушанием ради Господа, на той же работе в монастыре), служит аскетическим целям и утишает раздражение.
Отсюда же берет начало и спорт.
Mens sana in corpore sano: здоровый дух — в здоровом теле. Это изречение Ювенала близко принял к сердцу и делу культурный век, тем более что у него с язычеством одни и те же взгляды на душу человека, ее здоровье и назначение. Но как бы то ни было, на этом еще можно помириться. И Климент Александрийский3, знаменитый учитель первохристианской Церкви, так наставлял в своих лекциях в Огласительной школе в Александрии современных ему юношей, которые готовились еще к принятию христианства и недавно только отказались от языческого нечестия (т. е. были в состоянии оглашения):
«Если этим занятиям [гимнастическим] отдаются без отклонения от дел более важных, то это прекрасно и небесполезно. И женщины не должны уклоняться от телесных упражнений; пусть только не в борьбе и беганье взапуски они упражняются, а волну прядут и ткут и кухарке помогают, если нужно [работой по дому занимаются]… Из мужчин же одни могут бороться, другие в мяч играть, особенно на открытом воздухе; другие пусть довольствуются путешествием по стране и прогулками по городу… Борьба же, нами дозволяемая, должна проводиться не ради какого-нибудь суетного состязания, а для вызова испарины на теле; и не с бахвальством своей ловкостью должно приступать к ней… а в интересах столь необходимого и столь полезного здоровья… И все же во всем должно наблюдать меру и цель… Не должно рабом пожеланий быть и разнузданной жизни отдаваться, но не должно и в противоположных вещах меру преступать. Правое — в середине. Это — умеренный, мудрый образ жизни, свободный от обеих крайностей, роскоши, но и скряжничества».
Так Климент в 190 году по Рождестве Христовом поучал оглашенных. Снисходил к их немощи и языческому пристрастию к спорту и в то же время подводил под него здоровую основу и добрую цель. Со временем, когда они сделаются христианами, конечно, отбросят и это: будут подвижничатъ и подвизаться, вместо гимнастической арены, на поприще христианского телесного доброделания; будут себя «гнать к почести вышнего звания» (Флп. 3, 14) не ради укрепления физического здоровья, а ради принесения его в жертву Богу.
Итак, говорю, если бы здесь, на самой низкой ступени, человек остановился, используя невинные телесные упражнения в целях укрепления духовно-телесных сил, то после, отдохнув от внутреннего напряжения, с тем большей энергией и ревностью принялся бы за продолжение спасительного пути. Но диавол не дает ему на этом успокоиться. Он построил все дело так, что общественный спорт стал для человека полной душевной гибелью, сетью на поприще спасения, и не только для него самого, но и для всех его окружающих. Как же враг рода человеческого это сделал? Он ввел награды, почести, призы для возбуждения духа соревнования в участниках, завел международные турниры, чемпионаты, состязания, вызвал в душах целую бурю страстей — зависть к победителю, обиду и печаль в побежденном, злорадство у врагов последнего, тщеславие и гордость в друзьях первого. А выкинуть все это из человеческого обихода — значит, с культурной точки зрения, обесцветить весь интерес игры. И развивать страсти люди начинают в себе в этом отношении уже с детства. Посмотрите и прислушайтесь к детским играм. В них постоянно кто-нибудь «водит» и «мается». «Эй, мальчики (или девочки), кому маять?» — слышится из среды детских голосов.
Что же это такое за слово «маять»? В «Словаре» Даля4 читаем: «Маять, маивать кого, морить, мучить, изнурять, утомлять; истязать, томить, истомлять». И дальше — целый ряд примеров из обиходной речи.
Если мы от русского языка обратимся к значениям этого корня в других языках, то увидим то же самое. Исландское ma, mai — «тереть, терзать», mata — «приводить в затруднение, в беду»; шведское и немецкое matt — «усталый, утомленный»; хорутанское*(*словенское. — Прим, составителя.)
маяти — «двигать»; польское май, маячыць — «кружиться как заяц» (ср. санскритское mrj: причинная форма глагола mi — «двигаться»).
Таким образом, все построено на удовлетворении самолюбия, больше даже — на жестокости, злорадстве, желании поиздеваться над своим ближним, истерзать его, поставить в безвыходное положение, замучить, затравить… А старшие не только не придумали ничего, что бы направляло душу в другую сторону и умаляло страсти, но с приходом своих детей в возраст еще более растравляют в них эти греховные наклонности, создавая самую благоприятную обстановку для их процветания.
Но христианство па вещи смотрит по-иному. Если человек хочет возложить на себя особые телесные труды, то ему нужно соблюсти многие условия, чтобы они на Страшном Суде не стали ему в осуждение, а здесь, на земле, — пустой тратой времени.
1. Прежде всего, подвиги должны быть совершаемы ради Бога (1 Кор. 13, 1-3). «Доброе дело есть петь, молиться, поститься, совершать бдения, подавать милостыни, держать себя в уничижении, стать нищим любве ради Христовой, — говорит св. Симеон Новый Богослов5. -Однако же видим многих из братии наших, которые тщетно трудились и трудятся, совершая такие дела. И причина этому явна. Что бы пи делал кто, делает то для известной цели… Кто постится, молится, трудится и всякое другое делает добро с тою целию, чтобы освободил его Христос, тот всеконечно будет освобожден… А кто не жительствует жительством по Христе с такою целью, тот тщетно протрудится и перейдет в другую жизнь бедным и несчастным христианином.
Надобно нам и то знать, что весь подвиг диавола и демонов его и все козни, какие строят они всякому христианину, обращены на то, чтобы сеять между христианами непонимание сего и неведение о сем, чтобы они не знали показанной цели, но держали в мыслях, что могут спастись сами, посредством тех добрых дел, какие делают. Демоны нередко даже содействуют и молитвам, и милостыням, и постам, и бдениям, и всяким другим добрым делам, чтобы делающие их делали без означенной нами цели, держа, однако, в мысли, что делают настоящее добро, и чрез то оставались не уврачеванными от Христа. Ибо неотложен тот закон Христов, что Сам Христос не может уврачевать того, кто не познал своей болезни, не знает врача и не ищет его».
Для христианина посему странно видеть и читать такие, например, хвалебные отзывы, как о безбожнике Литтре — у Каро или у Сикорского в его «Всеобщей психологии с физиогномикой»6: «Литтре — французский энциклопедист, автор знаменитого словаря французского языка… «Этот философ, скромный, добрый, одаренный нежным сердцем и возвышенным умом, — человек с обширнейшей эрудицией, всеобъемлющей любознательностью и беспокойной любовью к истине» (Е. Caro. Е. Littre et positivisme)».
Господь Иисус Христос сказал: Иже несть со Мною, на Мя есть; и иже не собирает со Мною, расточает (Мф. 12, 30). Первая половина текста вполне определяет Литтре: будучи не в Церкви, он продолжиша, по Псаломнику, свое беззаконие (Пс. 128, 3) — своим учением открыто восстал на Христа. Для разумного видна и правда, заключающаяся во второй части евангельского стиха7. Если мы подвизаемся ради чего-либо иного, а не ради Бога, то не только не собираем себе ничего лучшего, не делаемся нравственно чище, но приходим в худшее состояние, чем то, в каковом пребывали в детстве. Но по внешности, конечно, лоск такой человек приобретает великий и, как гнилое яблоко, пока его не разломили, кажется прекрасным.
2. Господь сказал: Никтоже приидет ко Отцу, токмо Мною (Ин. 14, 6), и наоборот: Никтоже может прийти ко Мне, аще не будет ему дано от Отца Моего (Ин. 6, 65). Это потому, что Сын с Отцом единосущны: Аз и Отец едино ес-ма, — сказал про Себя Христос (Ин. 10, 30). Посему, если кто приступает работать Господеви, тот должен знать, что без Него он ничего не может сделать (Ин. 15, 5), ни одного доброго дела (Флп. 2, 13). Диавол не допустит, чтобы человек, дотоле ему работавший, вдруг, взявшись за ум, пошел за Христом. Всякий раз, как тот захочет что-либо доброе
сделать ради своего спасения — пойти, например, в храм и поклониться святым иконам, — враг далеко отбросит его от святыни, с помощью беснования или просто посредством возбуждения в человеке тяжести, лени, неохоты, отвращения, неверия — все равно. И если человек не захочет смириться и попросить у Бога помощи (обыкновенно тайный помысл ему внушает: «Подожди просить, ты сам поборешь врага и сделаешь доброе дело, а то цены ему уже такой не будет», или:
