есть безобразие, неумеренность, излишество4. К сему еще замечание. «Всякая добродетель, а преимущественно пред всеми нищета, имеет отличительным признаком свободное произволение. А что не от произвола, то и блаженным не делает»5. Приведу из классической древности два примера, иллюстрирующие данное положение.
Философ Сенека, воспитатель императора Нерона, после того как его, по приказанию последнего, пытались отравить, стал питаться только дикими плодами и пить ключевую воду6. Но это не была, конечно, добродетель в христианском смысле, и даже христианин, принявший такой же образ жизни при подобных обстоятельствах, не мог бы считаться «крайним постником», потому что поступки его были бы вынужденными.
Точно так же у знаменитого римского поэта Катулла, этого Пушкина латинской поэзии, по его собственным словам7, «пауки в карманах гнезда вили» —
…nam tui Catulli
Plenus sacculus est aranearum, —
но его нельзя назвать нестяжательным, потому что он лишился богатства из-за конфискации своего имущества в эпоху междоусобий.
«Все добродетели хороши, но надобно, чтобы они имели и голову и ноги, подобно телу; и как телу нельзя быть без головы и ног, так и им. Ноги добродетели — смиренномудрие; а глава — любовь. Совокупность добродетелей можно еще уподобить колонне, которой основанием служит смиренномудрие и верхом (капителью) любовь, которая есть престол Божий. Под любовью находятся благоутробие, сострадание, милостивость, щедродательность, незлобие, великодушие, благотворительность и человеколюбие, которые вместе с нею делают человека богом8 по благодати. Окрест же смиренномудрия стоят послушание, терпение, признание человеческой немощи, благодарение Богу за все, все почитая благодеянием, коим Он благодетельствует нам, т. е. и десное и шуее: славу и бесчестие, здоровье и болезнь, богатство и бедность и прочее… А произвольная нищета, пост, обуздание гнева и языка и всякой другой бессловесной похоти состоят под игом правды…»9
Из многих добродетелей, приведенных здесь св. Симеоном Новым Богословом (у преподобного перечислено больше, часть я выпустил), некоторые суть главные, другие — второстепенные10. Для новоначальных, к которым я, собственно, простираю речь, не нужно знать больших тонкостей, необходимое же будет указано в свое время. Важно знать только то, что между всеми добродетелями существует глубокая связь, для показа чего и выписана предыдущая цитата из преп. Симеона Нового Богослова, а какая именно связь, знать необязательно. Ибо если новоначальным показать порядок добродетелей, то они увидят, что он не одинаков не только у святых отцов11, но и в разных местах Священного Писания12, а это потребовало бы новых объяснений. Некоторые духовные писатели их дают13, но, опять-таки, не договаривают до конца. Требуется объяснить еще и то, почему же святые отцы, и впереди их всех Священное Писание, подчеркивают наличие среди добродетелей великой стройности и органической взаимосвязи, тогда как среди противоположных им пороков сего не видим14, и нельзя ли вышеуказанное внешнее разногласие у отцов объяснить тем беспорядком, какой мы замечаем среди страстей (с другой стороны, чем, наоборот, объясняется планомерность демонских нападений — нельзя же отрицать, что бесы хитро и ловко воюют против нас, — и как она соотносится с известным порядком в добродетелях?)… И много еще потребуется выяснить вопросов, которым не обладающие духовным разумом не в силах дать применение в своем практическом обиходе, и потому вопросов бесполезных.
Посему я лучше перейду к вопросу о том, как распознать подлинно добродетельную жизнь и, в частности, являются ли добродетелью отдельные добрые дела. Этот вопрос очень важен, ибо, во-первых, не зная о нем ничего, можно впустую, бесплодно, напрасно проработать всю свою жизнь; причем иногда еще так случается, что чем больше человек делает добра, тем становится в душе хуже и гнуснее (само собою разумеется, что добро тут не при чем, и за него он кое-что получит на Страшном Суде); во-вторых, в настоящее гиблое и лживое время, когда диавол у большинства людей извратил все мысли, или, как апостол выражается, в нихже бог века сего ослепи разумы (2 Кор. 4, 4), как раз сильно распространены учения о так называемой автономной, позитивной, гетерономной и всякой другой морали, якобы имеющей ценность независимо от всякой религии.
П. О естественном добром устроении души. То, о чем я хочу здесь писать, красноречиво свидетельствует против тех ленивцев, которые постоянно стонут, когда их понукают к доброделанию: невозможно-де спастись, «сил нет», «выше меры человеческой» добро творить, «веры нет», да и нет возможности верить и так далее.
Но вот Сам Господь15 и Его святые ясно уверяют нас, что все наши самооправдания несостоятельны и приведут в конце концов только к осуждению.
Действительно, зла и страстей по естеству нет в человеке, и Бог не творец страстей16. Наоборот, Он даровал нашей природе многие добродетели. Так, человеку свойственны милосердие, ибо и язычники милосердствуют; любовь, потому что часто и бессловесные животные проливают слезы, когда их разлучают; надежда, потому что мы взаймы берем и взаймы даем, и сеем, и в плавание пускаемся, надеясь обогатиться; вера, ибо мы всегда готовы поверить… Но мы часто слышим: «Не могу верить», «Нет сил верить». Мы также слышим и следующее: «Нынче только дураки в Бога верят»17, «Я не ребенок, чтобы верить этому»… Следовательно, люди признают, что вера все-таки существует, только веруют-то люди, не уважаемые в обществе. Но Господь как раз в том худого не видит, и даже больше — каждому предлагает смириться и подтверждает то собственным Словом — а оно ведь у Него закон: аще не обратитеся и будете яко дети, не внидете в Царство Небесное (Мф. 18, 3). И опять чрез Своего апостола говорит: буяя — ?? ???? (безумное) — мира избра Бог, да премудрых посрамит (1 Кор. 1, 27). Но так как мир не приемлет яже Духа Божия: юродство бо — ????? (глупость) — ему есть, и не может разумети (1 Кор. 2, 14), то по его «премудрости» (1 Кор. 2,4, 5,6,13) в число «безумных», «сумасшедших», «глупых» попали, начиная с Самого Господа Иисуса Христа (Мк. 3, 21), и Его апостолы (Деян. 26, 24; 1 Кор. 4, 10), и пророк Давид (1 Цар. 21, 14), и многие другие.
Итак, никто не должен клеветать на веру. Да потом, хотя вера и Божий дар (Еф. 2, 8) (как и все добродетели, даже естественные), она проявляется и у неверующих (обычно в детстве, когда сердце чисто и неосквернено срамными страстями, и посему не боятся приступать к Богу и веровать в Него), но они сами ее теряют… Следовательно, на Страшном Суде все неверующие и безбожники будут судиться за то, что потеряли дар Божий, а не за нечто такое, чего никогда и не имели…
«Итак, — заключу этот отдел словами св. Иоанна Лествичника18, — если, как мы здесь показали, любовь есть добродетель естественная нам, а она есть союз и исполнение закона [Рим. 13,10; Кол. 3,14], то значит добродетели недалеко от нашего естества. Да постыдятся же те, которые представляют свою немощь к исполнению их».
Хорошо говорит в своем «Шестодневе» о естественных
добродетелях св. Василий Великий19, который развивает и иллюстрирует многочисленными примерами вышеуказанную аналогию между чувствами животных и человека. Приведу некоторые из них.
«И в нас есть естественные добродетели, — говорит он, — с которыми душа имеет сродство не по человеческому научению, но по самой природе. Никакая наука не учит нас ненавидеть болезнь, но сами собою имеем отвращение ко всему, что причиняет нам скорбь; так и в душе есть какое-то не учением приобретенное уклонение от зла… По этой-то причине для всякого похвально целомудрие, достойна одобрения справедливость, удивительно мужество, вожделенно благоразумие. Эти добродетели душе более свойственны, чем телу здоровье.
Чада, любите отцов; родители, не раздражайте чад (Еф. 6, 4). Не то же ли говорит и природа? Не новое что советует Павел, но скрепляет узы естества. Если львица любит рожденных ею и волк вступает в бой за своих волчат, что скажет человек, и заповедь преступающий и природу искажающий, когда или сын не уважает старости отца, или отец, вступив во второй брак, забывает прежних детей?»
Далее св. Василий Великий приводит несколько случаев, из которых видно, что животные, как это ни странно, часто превосходят человека. Не без иронии он отзывается об ученых, пишущих в своих кабинетах головоломные формулы, едва могущих или вовсе не могущих приобрести даже и ту долю сообразительности, какою обладает пес… А что говорить про область чувств? Здесь люди неизмеримо слабее твари. Но почему же так пал современный (Василию Великому и нам) человек? Потому что потерял всякое понятие не только о сверхъестественных, но и о естественных добродетелях и впал в состояние противоестественное. Но обратимся к подлинным словам великого богослова:
«У бессловесных неодолима взаимная любовь между детьми и родителями, потому что создавший их Бог вознаградил в них недостаток разума избытком чувств. Почему ягненок, выскочив из хлева, среди тысячи овец [ср.: Иов. 1,3; 42, 12] знает самый цвет и голос матери, спешит к ней, ищет своих собственных источников молока? И хотя он встретит тощие матерние сосцы, довольствуется ими, пройдя мимо многих сосцов, обремененных молоком. И мать в тысяче ягнят узнает своего. Один у всех голос, и цвет тоже, и запах подобен, сколько представляется нашему обонянию; но у них есть какое-то чувство, которое гораздо острее нашего представления и по которому для каждого легко распознать собственное свое… У тельца нет еще рогов, но он уже знает, где у него вырастет оружие. Все это служит доказательством, что всяким животным природное ему не изучается и что в существах ничего нет беспорядочного и неопределенного, а напротив того, все носят на себе следы Творческой премудрости, и каждое показывает в себе, что оно снабжено нужным к охранению собственного благосостояния20.
Пес не одарен разумом, но имеет чувство почти равносильное разуму. Что едва изобрели мирские мудрецы, просидев над этим большую часть жизни, — разумею хитросплетение умозаключений, — тому пес оказывается наученным от природы. Ибо, отыскивая звериный след, когда найдет, что он разделился на многие ветви, обегает уклонения, ведущие туда и сюда, и тем, что делает, почти выговаривает следующее умозаключение: или сюда поворотил зверь, или сюда, или в эту сторону. Но как не пошел он ни туда, ни сюда, то остается бежать ему в эту сторону. И таким образом, чрез отрицание ложного, находит истинное. Более ли сего делают те, которые, чинно сидя над доскою и пиша на пыли, из трех предложений отрицают два и в остальном находят истину?
А памятование милости в этом животном не пристыдит ли всякого неблагодарного к благодеяниям? Рассказывают, что многие псы, когда господа их были убиты в пустом месте, умирали над ними…21
Что же скажут те, которые
