ее чувства, чтобы она с теплейшим произволением и смиреннейшим расположением взыскала Бога. Если вследствие этого начнет, наконец, человек с твердою решимостью подвигаться вперед в соблюдении заповедей и непрестанно призывать Господа Иисуса, тогда огнь святой благодати [Лк. 12, 49] простирается и на внешние чувства сердца, ощутительно поедая терния человеческой земли. Поэтому бесовские советы и внушения уже далеко останавливаются от того места, где находится сердце с благодатью и лишь слегка затрагивают страстную часть души. Когда же человек подвигами во все облечется добродетели, и особенно в совершенную нестяжательность, тогда благодать все естество его озаряет в глубочайшем некоем чувстве, возгревая в нем теплейшую любовь к Богу. Тогда и стрелы бесовские угасают еще вне телесного чувства, так как веяние Духа Святого наполняет сердце глубоким миром, огненные же стрелы бесовские погашает, когда они еще несутся по воздуху. Впрочем, достигшего и в эту меру совершенства Бог попускает иногда подвергаться злому действию бесов, оставляя тогда ум его неосвещенным, чтобы свободное произволение [воля] наше не было совершенно связано узами благодати, не только ради того, что грех должен быть побежден подвигами, но и вследствие того, что человеку еще и еще надлежит преуспевать в духовной опытности. Ибо что почитается совершенным в обучаемом, то несовершенно в сравнении с богатством обучающего Бога в ревнующей о преуспеянии любви, хотя бы кто, трудясь над этим преуспеянием, взошел на самый верх показанной Иакову лестницы [Быт. 28, 12]»57.
VI. Утрата благодати. Этот вопрос непосредственно и внутренне связан с предыдущим, но по своей важности заслуживает вынесения в особый раздел.
Если диавол не может пребывать в уме вместе с благодатью, то как же, говорят, объяснить те случаи, когда заведомо известно, что он господствует в душе посредством хулы, неверия, отчаяния? Здесь два может быть объяснения: в одних случаях имеет место обучительное попущение Божие, в других — наказательное оставление Божие.
Попущение Божие, постигающее нас в воспитательных целях, «никак не лишает душу божественного света. При этом бывает только то, что благодать, как сказано выше, скрывает от ума свое присутствие, чтобы горечью бесовской подвигнуть душу со всем страхом и великим смирением взыскать от Бога помощи, испытывая в себе злое действие врага»58. Так мать, желая подействовать на своего ребенка, капризничающего и не желающего принимать грудь*,(*Подчиняться уставам кормления.) выпускает на краткое время из своих объятий, чтобы он, убоявшись окружающих его безобразных чужих людей или зверей каких-нибудь (ср. наше: «у-у, бука придет, возьмет»), в великом страхе и слезах, бросился опять в матерние объятия59. «Обучительное попущение сначала поражает душу великой скорбью, чувством унижения и некоторою мерою безнадежия, чтобы подавить в ней тщеславие и желание изумлять собою и привести ее в подобающее смирение. Но тотчас потом наводит оно в сердце умиленный страх Божий и слезную исповедь, и великое желание добрейшего молчания»60.
Отвращение же и оставление Божие предает душу, не желающую иметь в себе Господа, бесам как бы связанною. Душа предоставляется самой себе и исполняется отчаянием, неверием, надменностью и гневом. И это страшно. Не дай, Господи, никому испытать!..
Соответственно этим различным состояниям и врачевст-во против них надо употреблять разное. В первом случае мы должны приносить Богу обеты и благодарение, а во втором — непрестанное исповедание грехов, непрерывные слезы и большее уединение. «Впрочем, нужно знать, что когда, при обучительном попущении, бывает у души с сатаною борьба в схватке лицом к лицу, тогда благодать, хоть и скрывает себя, но неведомым образом помогает душе, чтобы показать ее врагам, что победа над ними есть дело одной души»61.
* * *
Вот в кратких словах все то, что необходимо на первых порах знать приступающему ко спасению. Если что-либо здесь явится непонятным — а я не думаю, чтобы читателю не встретилось никаких затруднений, потому что много вопросов пропущено, а некоторые требуют более специального объяснения, — итак, если что-либо здесь вызовет в читателе новые запросы ума, то пусть он их пока отставит в сторону — это частности. И они разрешатся с увеличением духовной опытности, с проникновением и погружением души все более и более в глубины стихии церковности. Кающемуся же нужно знать одно — что «без Бога ни до порога», что как тело без души, хотя бы тотчас после смерти еще ничего не потеряло в своем составе, но уже не имеет цены и привлекательности, так и добродетели, хотя бы мы их и все до одной совершили, без «небесной души», благодати, -мертвое дело (или тело, все равно); они не имеют никакой цены и никакой красоты и духовной художественности. И это чистое безумие — поститься, молиться, воздерживаться от жены и так далее, и все понапрасну. Тогда будут гораздо более правы безбожники, которые смеются над подвигами и воздержанием христиан и монахов, не веруя в будущую жизнь. Ибо, действительно, если там ничего нет, как они думают, то зачем и мучить себя здесь? Но если там есть все, а мы будем мучить себя здесь, чтобы не получить ничего (в случае труда ради самих добродетелей, то есть труда безблагодатного), то для такого рода поведения, действительно, нельзя подыскать подходящего названия*.(*Еще, повторяю, страшнее оставление человека благодатью из-за смертных грехов и нераскаянности в них. Будем молиться, чтобы с нами этого никогда не случилось, как с неверующими и нечестивцами.)
Поэтому станем спасаться так, как этому учит Господь, иначе мы сделаем бесполезным Его великий искупительный подвиг. Зачем бы Ему тогда нужно было и приходить? Но приходить Ему нужно было, чтобы по великой любви Божественной мы даром получили благодатные средства к спасению.
§ 4. О боголюбезном и духовном покаянии.
I. Установление таинства.
Оно установлено Самим Иисусом Христом (Ин. 20, 22-23; Мф. 16, 19; 18, 18).
II. Исповедь
1. Понятие о ней. Исповедь есть самый естественный способ выражения покаяния и раскаяния в грехах, ибо, по слову Христа, от избытка сердца уста глаголют (Мф. 12, 34). На существование <института> исповеди в первохристианской среде имеются указания уже с апостольских времен (Деян. 19, 18)1.
Но у первых христиан понятие о ней было шире, чем у нас. Под нею разумелся не единичный только акт устного исповедания грехов, как теперь, а известный круг покаянных подвигов, иногда многолетних2, о чем пойдет речь ниже.
2. Совершители чина исповеди. Покаяние — великое таинство3, и посему неудивительно, что совершение этого таинства было вверено Господом одним только епископам (Мф. 16, 19)4 . Отсюда следует, что исповедовать и старче-ствовать, иначе говоря — духовничествовать, не есть дело, для епископа сверхдолжное или не подобающее его сану (или молодости, ср.: 1 Тим. 4, 12), но простая обязанность (Иез., глава 33). Обязанность более приличная и, так сказать, более идущая к нему (о чем постоянно ему и омофор напоминает)5, чем к рядовому священнику, хотя у нас и не свыклись с этим представлением.
История древней и греческой Церквей учит, что святители всегда несли на своих плечах этот тяжелый крест. Многочисленны цитаты, показывающие, как епископы первых времен наблюдали за публичным покаянием6 и в то же время исповедовали помыслы мирян и старчествовали в узком смысле7. Об этом говорят божественный Василий Великий8, св. Иоанн Милостивый, патриарх Александрийский9, св. Никифор, патриарх Константинопольский10 и другие.
«Я не заставляю тебя… выйти на средину зрелища и окружить себя множеством свидетелей, — говорил некогда Златоуст11, — мне одному, наедине, скажи грех, чтобы я уврачевал рану и избавил тебя от болезни»12.
Не умножая цитат13, достаточно в заключение привести слова нашего отечественного святого — Димитрия Ростовского. В послании к иеромонаху Иосифу святитель пишет: «Аще бы кто и к нам, самому архиерею, хотел на исповедь прийти, путь ему благословен, и наша должность готовая»14.
Но на Руси дело сложилось иначе.
Что же касается пресвитерского чина, то принадлежащие к нему (священники, иеромонахи, игумены15 и проч.) пользуются властью духовника лишь ограниченно16 и чрез формальное разрешение17 епископов.
3. Канонические грехи. Как каялись в них у первых христиан? Каноническими грехами у древних христиан назывались следующие три, которые поначалу влекли за собою отлучение навсегда18:
1) отречение от веры,
2) блуд и прелюбодеяние,
3) убийство.
Но с III века, с падением первоначальной чистоты и ослаблением духовного горения, Церковь вынуждена быть снисходительнее: блудники и прелюбодеи стали приниматься в Церковь после принесения покаяния19. В жестокое гонение Декия (249-251 гг.), когда особенно много появилось падших, было допущено еще новое снисхождение: в Церковь стали принимать и отрекшихся от веры.
Однако покаяться в указанных грехах было не так легко20. Все кающиеся прежде всего разделялись на степени, или чины, которых было четыре21: плачущие, слушающие, припадающие и пред — или купностоящие22.
Была, кроме первой, плачущих, еще одна редкая и исключительная степень, это — обуреваемые23. Они изгонялись даже из притвора и должны были стоять на паперти, вне церковных дверей, под открытым небом, и в дождь, и в жару, и в холод, и в бурю. Отсюда их наименование24. Этой епитимий подлежали скотоложники, мужеложники и все вообще впадшие в противоестественные блудные грехи25. «За гнусные неистовства страстей, противные законам пола и естества, — говорит Тертуллиан26, — мы не только от порога, но и от крова церковного отгоняем, потому что это — не грехи, а чудовища».
Плачущие лежали распростертые ниц в притворе. При входе верных в церковь, они кланялись каждому в ноги и просили о себе святых молитв27. «Терзай свою душу воплями… припадай к ногам избранных…», — обращается св. Амвросий Медиоланский28 к одному грешнику, растлившему посвященную деву (по-нашему монахиню).
Слушающие уже допускались в церковь, но только до литургии верных, то есть, выслушав Апостол и Евангелие с поучением, они выходили вместе с оглашенными по возгласе диакона: «Оглашеннии, изыдите».
Припадающие стояли в средней части храма и приближались к самому амвону, где получали себе благословение (с возложением рук) епископа на выход из церкви.
Наименование чина («припадающие»)29 произошло от трогательной картины: кающиеся с рыданием и воплем падали в ноги мученикам, священникам, иерархам, обнимали их колени (как легко представить, со словами: «Не отступлю… умоли за меня Бога…»), целовали эти колени, стопы30, края самой одежды, стояли коленопреклоненные перед сидящим31 епископом, умилительно исповедуясь ему или получая от него разрешение… Эта картина подтверждается и историческим свидетельством — той гнуснейшей32 клеветой, которую распускали язычники про христиан и христианок, понимая и толкуя по-своему33 это смиренное коленопреклоненное положение их тела и целование колен. И до сих пор остался в церковной практике обычай становиться на колени во время чтения молитв пред исповедью (падение ниц)34, во время самой исповеди и чтения разрешительной молитвы после нее. Целование же колена у епископа сохранилось теперь только при хиротонии35.
Купностоящие, как показывает самое название,
