Богом и Церковью при посредстве епископа или священника, то это не значит, что и в принципе она уничтожена. Она не уничтожена, а только, так сказать, концентрация, насыщенность подвигов эксомологисиса (епитимий) разбавлена водою снисхождения и милосердия до самой слабой степени. Тут дело не во внешнем самоистязании постами, долулеганием, бесчисленными поклонами. И в древней Церкви, как мы видели (и как еще увидим), никогда не ставили на них ударение. А дело во внутреннем подвиге и в чувстве глубокого и нелицемерного раскаяния. В этом смысле и наша исповедь, давно отменившая внешний эксомологисис, внутренний всегда подразумевает. Без него-то, как будет еще подробнее и яснее сказано, Бог не прощает грешника. И этот труд сердечный — труд всей жизни человека, как и пророк Давид сказал: …сие труд есть предо мною, дондеже вниду во святило Божие (Пс. 72, 16-17), то есть во святилище бесстрастия здесь, на земле, или во святилище Царствия Божия там, на небе. Что же касается внешних подвигов, то если их Церковь не наложит, наложит Бог, и даются опять-таки они только сильным и избранным (1 Кор. 10, 13; Евр. 12, 6-13). Таким образом, приходить в отчаяние и испуг от утверждения, что «Бог не простит грешника даром», нечего. Все устрояется Им непосредственно (например через болезни, семейные и общественные скорби и неурядицы, эпидемии) или опосредствованно (через пастырей Церкви), сообразно силам человека.
Замечаю, что здесь у меня имеются недоговоренности и что некоторые пункты мало выяснены, но оставляю их читателю для самостоятельной работы. Пусть он сам изучает вопрос по Священному Писанию и святым отцам. Перехожу к следующему вопросу: в чем же именно состоит подвиг покаяния?
Прибавлю только еще несколько слов о том, что хотя вообще Бог и требует трудов от человека, принесшего покаяние, но Сам иногда прощает его даром. А почему Он так поступает — на то Его Господня воля (Рим. 9, 18). Во всяком случае, касаться этого вопроса дозволено только одним бесстрастным, а не страстным. У таинников Божией благодати и созерцаний сказано: «Бог подает иногда даром; иногда же требует дел и очищения, и потом уже посылает дар; а иногда и после дел и очищения не дает здесь, но хранит, чтобы даровать созерцание на своем месте»158.
Примерами могут служить вышеупомянутые Моисей и Флавиан, бывшие разбойники, а также Мария Египетская, с одной стороны, и Таисия159 и неизвестная по имени блудница160 — с другой; соответственно в Евангелии: разбойник (Лк. 23, 43) и грешница (Лк. 7, 44-50).
В чем же состоят дела покаяния?
Всякая добродетель, как уже было сказано, является частью покаянного подвига и, следовательно, общего дела спасения. Но так как состояния греховности у людей крайне различны, то различны и добродетели, которые должны занимать преимущественное внимание кающегося. Конечно, интересно знать, какие добродетели нужно взращивать человеку, загрязнившему свою брачную одежду (Мф. 22, 11) — после лет неведения (Деян. 17, 30) или уже после обращения (1 Фес. 1,9) — и не имеющему дерзновения пред Богом или его потерявшему.
Некоторые из учителей покаяния в числе прочих добродетелей назначают пост, на что могут теперь (в наше слабое время) получить возражение, что не всякий может строго поститься по состоянию своего здоровья. Назначают и поучение в Слове Божием. На это возражают, что хотя теперь просвещение далеко подвинулось, но все-таки и неграмотных еще много161. Надо, следовательно, кающемуся знать, есть ли такие универсальные добродетели, которые ко всем бы подходили, во всяком положении и состоянии, и с успехом могли заменить вышеуказанные телесные добродетели. Не только есть, но и во многом превосходят последние, так как доставляют полное прощение грехов человеку и возводят его на ступень крайнего совершенства и чистоты.
Но прежде чем сказать что-либо об этой универсальной добродетели (в смысле доступности ее для всякого человека, больного и здорового, ученого и неграмотного), упомяну еще о связке из трех добродетелей Марка Подвижника, занимающей среднее место между универсальной добродетелью и совокупностью покаянных трудов, перечисляемых Великим Варсонофием*.(*Эти труды таковы: «пост, псалмопение, молитва, поучение в Слове Божием» (преп. Варсонофий Великий, преп. Иоанн. Руководство к духовной жизни. СПб., 1905. С. 446). — Прим, составителя) Славный ученый своего века и — что удивительно — такой же чудотворец, знаменитый египетский столетний старец Марк говорит: «Полагаю, что дело покаяния совершается тремя следующими добродетелями — очищением помыслов, непрестанною молитвою и терпением постигающих нас скорбей»162. Для очищения помыслов необходимо в нас горение духа (Рим. 12, 11), ибо если ум наш будет вял, а сердце теплохладно, то помыслы будут наседать на них, как мошки на остывший котел. А если последний кипит и бурлит, никто и ничто приблизиться не смеет163. И человек с горящим духом страшен для демонов. Весь он огненный, и в этом духовном пламени, с одной стороны, перегорают все его прежние страсти и очищаются помыслы, а с другой — опаляются всякие мысленные приражения врага. Терпением же постигающих скорбей выковываем мы себе смиренномудрие (Еф. 4, 2), которое, как сказано, само по себе уже заменяет для человека все покаяние. Непрестанная же молитва (1 Фес. 5, 17) служит связующим цементом между этими двумя добродетелями, сообщая им крепость и силу и привлекая на них помощь и благодать Божию, столь необходимую в духовной войне.
Но можно, говорю, и эту краткую покаянную формулу свести к еще более краткой, к одному духовному сердечному деланию, в котором, однако, все предшествующие добродетели заключены вместе, как семечки в одном общем «сердечке» яблока.
Об этом делании будет специальная речь впереди164, и называется165 оно — плачем.
С плача начинали и им кончали в своей жизни все великие отцы. Впрочем, потому-то они и велики, что плакали, будучи безгрешными, до конца жизни. Плач есть совершеннейшее из средств покаяния. Да и те отцы, которые предписывали телесные подвиги, не в них полагали силу, а в плаче. И действительно, только при плаче великие подвиги велики, а без него они — ничто. И наоборот, человек, не имеющий никаких подвигов, ни великих, ни малых, спасается плачем, хотя и не так скоро166, но однако же верно. «Скорби ума, — удостоверяет Исаак Сирин167, — достаточно к тому, чтобы заменить всякое телесное делание». «Видел я, — говорит еще другой наставник покаяния168, — немощных душою и телом, которые ради множества согрешений своих покусились па подвиги, превосходившие их силу, но не могли их вынести. Я сказал им, что Бог судит о покаянии не по мере трудов, а по мере смирения».
Не ограничивает силу плача и количество грехов. Как бы грешен человек ни был, он имеет надежду на спасение. «Посмотри, что сделала блудница, — утешает еще иной Великий169, — слезами своими омыла она ноги Владыки (Лк. 7, 38). Плач омывает всякого от грехов…»
Кратко сказать, плач и сокрушение духа (в чем и состоит истинное раскаяние) есть то единственное условие, которое ставит Церковь грешнику на исповеди и которое одно только необходимо для прощения грехов и для приятия милости Божией. Этим не отрицаются подвиги, не уничтожаются епитимий — кто сильно сокрушается, не может не взять на себя подвигов, — а определяется покаянным трудам естественная мера и своя значимость.
О необходимости и превосходстве сокрушения и плача пред телесным деланием говорит св. Симеон Новый Богослов:
«Кто много нагрешил… и кто в небольшие впал погрешности… да явит покаяние, — и покаяние не то, которое объявляется словами или показывается постом, сухоядением, долулеганием и другими подобными лишениями телесными, хотя и это идет к делу, но которое бывает в сокрушении и болезновании души и сердца, каковое показал и пророк Давид, при всем том, что жил в мире и был обременен многими необходимыми заботами [Пс. 37, 7-9].
Что также сделал Манассия [2 Пар. 33, 12-13] и все другие, покаявшиеся после него, о коих знаешь и сам ты, как-то: Петр, верховный из апостолов [Мф. 26, 75], мытарь [Лк. 18, 13], разбойник [Лк. 23, 42], блудница [Лк. 7, 38]? И что приводить многих, — что сделал блудный сын, иж-дивший отцовское наследие с блудницами и мытарями [Лк. 15, 18-20, 21]? За какие дела все эти получили прощение грехов своих? За посты ли свои или бдения? За милостыни ли, розданные бедным, или за другой тяжелый для тела труд? Нет, не за это получили они прощение, а за искреннее раскаяние, за сокрушение и болезнование сердца, за слезы, излитые ими из глубины души, по причине осуждения их совестью своею. Пришедши в чувство грехов своих, каждый из них осуждал, и окаявал себя, и плакал от души, и за это получал прощение грехов своих.
Это же самое бывает и теперь со всеми, прибегающими ко Христу с теплыми слезами и истинным покаянием. И ни пред кем из таковых не заключает и никогда не заключит человеколюбной утробы Своей благости человеколюбивый и всеблагий Господь»170.
«Знать, впрочем, надлежит, — прибавляет преподобный, — что для получения прощения грехов требуется не только искреннее от всей души раскаяние в них, но еще и твердое намерение не падать более в те же грехи и не возвращаться вспять [Лк. 9, 62]»171.
О действительности и благотворности покаянных слез говорят следующие случаи.
«Жил некто Викторин, — пишет св. Григорий Двое-слов, — который назывался и другим именем Эмилиана, достаточный человек; но так как при богатстве вещей преобладает греховность плоти, то он впал в некоторое преступление. Проникнутый размышлением о своей виновности, он сам восстал против самого себя, оставил в этом мире все и поступил в монастырь. В этом монастыре он показал такое смирение и такие подвиги покаяния, что все братия, которые там возрастали любовью к Богу, принуждены были презирать свою жизнь, когда видели его покаяние, ибо он со всем усердием души старался распять плоть, переломить собственную волю, потаенно молиться, омывать себя ежедневными слезами, желать себе презрения и страшиться почтения от братии172. Он привык вставать ранее всех братии на ночные бдения; и так как гора, на которой стоял монастырь, с одной стороны выдавалась, то он имел обыкновение выходить туда прежде бдений для того, чтобы тем свободнее ежедневно изнурять себя плачем покаяния, чем потаеннее было место. Но в одну ночь бодрствующий настоятель монастыря, увидев его тайно выходящего, тихо пошел за ним издали. Увидев его в горной пещере простершегося173 на молитву, он хотел дождаться, когда тот встанет, чтобы узнать самую терпеливость его молитвы, как вдруг пролился с неба свет на того, кто лежал простертым на молитве. И такая ясность распространилась на том месте, что вся часть той стороны побелела от того
