не видали света.
Думая, что я сплю, старший толкает в бок младшего, Оба встают, опоясываются и воздевают руки к небу. Я смотрел на них, но они не смотрели на меня. Тут я видел, что демоны, как мухи, кружились около младшего. Одни хотели сесть на уста его, другие на глаза; и я видел, что ангел Господень с огненным мечом ограждал его и отгонял от него демонов. А к старшему они не могли приближаться.
Около утра странники опять легли. Но я сделал вид, будто просыпаюсь. Они сделали то же. Старший сказал мне:
— Хочешь ли, мы пропоем 12 псалмов?
— Хорошо, — отвечал я.
Тогда младший пропел пять псалмов и после каждых шести стихов пел одно аллилуиа107. И при пении каждого стиха огненный луч выходил из уст его и восходил на небо.
Подобным образом, когда и старший отверзал уста для пения, из них выходила как бы огненная вервь и достигала неба.
И я также проговорил несколько стихов и, уходя от них, сказал:
— Помолитесь обо мне! Они поклонились молча.
Итак, узнал я, что старший уже был совершен, а младшего еще искушал враг. Чрез несколько дней старший брат почил, а в третий день после него и младший».
Когда отцы приходили к авве Макарию, он водил их в келью умерших братии и говорил:
— Пойдите, посмотрите, где мучились юные странники!108
• Авва Палладий, епископ Еленопольский, автор знаменитого «Лавсаика», рассказывает о Павле Препростом109, как он достиг величайшей святости, через что он так прославился в древних отцах:
«Некто Павел, сельский земледелец, чрезвычайно незлобивый и простой нравом, сочетался браком с женою, весьма красивою, но бесчестного поведения: она уже давно грешила, только муж не знал этого. Однажды, пришедши с поля домой внезапно, он застал свою жену грешащею с другим. Посмеявшись немножко, он сказал любовнику ее:
— Так, так, поистине говорю, мне все одно. Вот, клянусь Иисусом, я не хочу больше жить с нею! Вот ты живешь с ней, ну, и детей корми, а я ухожу и буду монахом…
И тотчас все бросив, уходит из дому, никому не говоря ни слова, не ославляя скверной женщины, обходит восемь монастырей и, пришедши к блаженному Антонию, стучится в двери.
Антоний, вышедши, спрашивает его:
— Что тебе нужно?
— Хочу быть монахом, — отвечал Павел.
— Не можешь, — сказал Антоний. — Тебе уже шестьдесят лет. Ступай лучше опять в свое село, работай и живи в трудах, благодаря Бога. Ты не можешь перенести скорбей пустыни.
— Я все буду делать, чему ты научишь меня.
— Я сказал тебе, — продолжал Антоний, — что ты стар и не можешь быть монахом. Ступай отсюда. Если же тебе хочется быть монахом, то поди в общежительный монастырь, где много братии, которые могут снисходить к немощам твоим. А я здесь живу один, ем через пять дней и то не досыта.
Этими и подобными словами Антоний отгонял от себя Павла и, чтобы не пустить его к себе, запер дверь и три дня не выходил из-за него, даже для своих нужд.
А старец все стоял и не отходил.
На четвертый день Антоний, по необходимости отворив дверь, вышел и, увидев опять Павла, сказал ему:
— Отойди отсюда, старец. Чего ты от меня домогаешься? Нельзя тебе здесь остаться.
— Невозможно мне умереть в другом месте, как здесь, — отвечал Павел.
Посмотрев на него и видя, что с ним ничего нет съестного, ни хлеба, ни воды, и ничего другого и что он уже четвертый день остается совсем без пищи, великий Антоний подумал: «Как бы он, не привыкши поститься, не умер, и не положил пятна на мою душу…» И после этого принял Павла к себе, сказав ему:
— Можешь спастись, если будешь послушен и станешь делать все, что услышишь от меня.
— Все буду делать, что ни прикажешь, — отвечал Павел. И начал Антоний в следующие дни вести такую суровую жизнь, какой не вел и в ранней юности.
Искушая Павла, он сказал ему:
— Стой здесь и молись до тех пор, пока я приду и принесу тебе работу.
Потом, ушедши в пещеру, смотрел на него в окно и видел, как он, палимый зноем, простоял на том месте целую неделю неподвижно.
Затем, намочив пальмовых ветвей, сказал ему:
— Возьми и плети веревку вот так, как я.
Старец плел до девятого часа и с великим трудом сплел веревку в 15 локтей длиною. Посмотрев па плетенье, великий Антоний был недоволен им и сказал Павлу:
— Дурно сплел, расплети и начни снова.
Между тем Павел уже четыре дня ничего не ел — в таких преклонных летах! Антоний изнурял так Павла для того, чтобы этот старец, вышедши из терпения, убежал от него и бросил монашество. Но тот расплел веревку и начал плести ее снова из тех же ветвей, хотя это было уже труднее прежнего, потому что ветви крутились от первого плетенья. Антоний Великий, видя, что старец и не пороптал, и не помалодушествовал, и нисколько не оскорбился, даже вовсе не изменился в лице, сжалился над ним и при захождении солнца сказал ему:
— Не съесть ли нам, отец, кусок хлеба?
— Как тебе угодно, авва, — отвечал Павел.
Это еще более тронуло Антония, что он не побежал тотчас же, как услышал о пище, но отдал на его волю.
— Так поставь стол, — сказал Антоний старцу.
Он сделал это. Антоний принес и положил на стол четыре сухих хлебца, унций по шести каждый [по полфунта], и размочил для себя один, а для него три. Потом начал петь псалом, какой знал, и пропев его двенадцать раз, столько же раз молился, чтобы и в этом испытать Павла. Вместе с Великим молился и старец. И еще усерднее его.
После двенадцати молитв, Антоний сказал ему:
— Пойди, ешь.
Но как только он сел за стол и стал брать хлеб, Антоний сказал ему:
— Сиди и не ешь до вечера, а только смотри на хлеб. Наступил вечер, а Павел все не ел. Тогда Антоний сказал ему:
— Вставай, помолись и ложись спать.
Павел так и сделал. В полночь Антоний разбудил его на молитву и продолжал молитвы до девятого часа дня. Приготовив потом трапезу, он опять пригласил к ней Павла. И они сели есть уже поздно вечером110. Антоний Великий, съевши один хлебец, другого не брал. А старец, евши медленнее, не успел еще съесть и начатого им хлебца. Антоний сказал ему:
— Если ты будешь есть, то и я, — отвечал Павел, — а если ты не будешь, то и я не буду.
— Для меня довольно, — сказал ему Антоний, — я монах.
— И для меня довольно, — отвечал Павел Великому, — и я хочу быть монахом.
Тогда они встали, и Антоний прочитал 12 молитв и пропел 12 псалмов. После молитв они уснули немного первым сном, потом опять встали и пели псалмы от полуночи до самого дня. Затем Антоний послал Павла обойти пустыню, сказав ему:
Сделав это и застав у Антония несколько братии, Павел спросил его, что он прикажет ему делать.
— Ни слова не говоря, служи братьям и ничего не вкушай, пока братия не отправятся в путь.
И так целые три недели Павел не вкушал ничего.
— Почему ты молчишь? — спросили его братия. Павел ничего не отвечал. Тогда Антоний сказал ему:
— Что ты молчишь? Поговори с братиями. И он стал говорить.
Однажды Павлу принесли сосуд меду, и Антоний сказал ему:
— Разбей сосуд, пусть мед весь вытечет. Он так и сделал.
— Собери опять мед. И это было сделано. Потом Антоний говорит ему:
— Собери мед в другой раз в раковину так, чтобы не было в нем никакого сору.
Еще велел ему Антоний целый день черпать воду и выливать на землю. В другой раз раздрал у него одежду и приказал сшить ее, и тот сшил снова.
Сей муж стяжал такое послушание, что ему дана была от Бога власть изгонять бесов.
Великий Антоний, видя, что старец ревностно подражает ему во всяком роде подвижничества, сказал ему:
— Смотри, брат! Если ты можешь ежедневно так подвизаться, то оставайся со мною.
— Может быть, ты покажешь мне со временем и больше что-нибудь, не знаю, — отвечал Павел, — но что доселе ты делал при мне, все это и я делаю легко.
На другой день после этого Антоний сказал Павлу:
— Во имя Господа, ты уже стал монахом. Уверившись наконец вполне, что раб Христов Павел,
хотя весьма прост и неучен, но совершен душою, блаженный и великий Антоний
спустя несколько месяцев, при содействии благодати Божией, устроил ему особую келью, поприща за три или за четыре от своей, и сказал:
— Вот ты, при помощи Христовой, стал уже монахом. Живи теперь один, чтобы испытать искушение и от демонов.
Прожив год в уединении, Павел Препростой за высокое совершенство в добродетели подвижнической удостоился дара изгонять демонов и целить всякие болезни»111.
Не задаваясь столь высокими целями, как достижение совершенства, каждый спасающийся может, тем не менее, видеть на себе самую ощутительную пользу от послушания в виде непоколебимого мира и спокойствия души: как будто никаких и скорбей для него в мире не существует, и бранен бесовских никаких он не испытывает… Немного уже было об этом сказано выше, приведу еще слова преп. аввы Дорофея112.
«Ничто не приносит такой пользы людям, как отсечение своей воли, и поистине от сего человек преуспевает более, нежели от всякой другой добродетели. И как человек, который идет путем, найдя на нем жезл и взяв его, с помощью этого жезла проходит большую часть пути своего, так бывает и с тем, кто идет путем отсечения своей воли. Ибо отсечением своей воли он приобретает беспристрастие, а от беспристрастия приходит, с помощью Божиею, и в совершенное бесстрастие. Можно и в краткое время отсечь десять хотений своих. И скажу вам, как это.
Положим, что кто-нибудь, пройдя небольшое расстояние, увидел что-либо и помысл говорит ему: «Посмотри туда». А он отвечает помыслу: «Истинно не стану смотреть», и отсекает свое хотение и не смотрит. Или встречает празднословящих между собою, и помысл говорит ему: «Скажи и ты такое-то слово», а он отсекает хотение свое и не говорит. Или говорит ему помысл: «Пойди, спроси повара, что он варит», а он не идет и отсекает хотение свое. Он видит что-нибудь, и помысл говорит ему: «Спроси, кто принес это», а он отсекает хотение свое и не спрашивает. Отсекая же таким образом свою волю, он приходит в навык отсекать ее и, начиная с малого, достигает того, что и в великом
