себя одежду и прошел через город бесстрастно32. Таковые уже не заботятся и не боятся, как бы не соблазнились люди, потому что они молитвою получили силу всех невидимо пользовать. А кто из них о первом, т. е. о соблазнах, еще заботится, тот изъявляет скудость второго дарования; ибо где Бог готов исполнить прошение, там мы все можем сделать»33.
IV. Польза и плоды смирения
1. Довольно часто святые отцы ставят следующий вопрос:
«Если от одной этой страсти (речь идет о гордости. — Еп. Варнава), безо всякой другой, некто (т. е. диавол. — Еп. Варнава) ниспал с неба, то должно исследовать, не возможно ли смирением, и без других добродетелей, взойти на небо?»34
И все отвечают — возможно.
Великое утешение, и даже единственное, для немощного, особенно телом, человека35.
Св. Иоанн Лествичник, задавший этот вопрос, сам же и отвечает на него так в ином месте:
«Возлюбленный! Знай, что удолия36 умножат пшеницу (По. 64, 14) и плод духовный в себе. Сие удалив есть душа смиренная, которая посреди гор, трудов и добродетелей, всегда пребывает без возношения и неподвижною.
Не постился я, говорит Давид, не бдел37, не лежал на голой земле38, но смирихся, и спасе мя Господь вскоре39 (Пс. 114,5)».
С другой стороны — одни подвиги без смирения не спасают человека40.
Приведу еще несколько выдержек из святых отцов в доказательство справедливости обеих этих логик.
«Смирение и без дел многие согрешения делает простительными, — говорит св. Исаак Сирин41. — Напротив того, без смирения и дела бесполезны, даже уготовляют нам много худого… И если приобретем его, соделает нас сынами Божиими и без добрых дел представит Богу, потому что без смирения напрасны все дела наши, всякие добродетели и всякое делание».
Старец и духовный отец преп. аввы Дорофея, св. Иоанн, именуемый Пророком, на вопрос первого, «каким путем скорее можно достигнуть спасения: трудами ли или смирением», ответил: «Брат!
Истинный труд не может быть без смирения, ибо сам по себе труд суетен и не вменяется ни во что. Писание говорит: виждъ смирение мое и труд мой, и остави вся грехи моя (Пс. 24, 8). Итак, кто соединяет смирение с трудом, тот скоро достигнет цели.
Имеющий смирение с уничижением42 также достигает, ибо уничижение заменяет труд. А кто имеет одно только смирение, тот хотя и успевает, но не так скоро»43.
2. Смирение, сходя к человеку с неба, приносит ему с собой оттуда великие дарования. Эти плоды заключаются, во-первых, в том, что смиренному покоряются свои собственные душа и тело, все их чувства и отправления. Теперь ему не надо ухищряться и придумывать разные способы, как бы научиться смирению, но само оно пребывает в его сердце свободно, естественно, без труда, без понуждения.
И хотя «…приял он в себя некое дарование великое и превышающее всю тварь и природу, но… на себя смотрит, как на грешника, на человека, ничего не значащего и презренного в собственных своих глазах, — объясняет это состояние, исходя из собственного опыта, божественный Исаак Сирин44, — и [хотя]… вошел он в тайны всех духовных существ и во всей точности совершен стал в мудрости всей твари, сам себя признает ничего не значащим. И этот неухищренно, но без принуждения таков в сердце своем».
Во-вторых, и вся внешняя тварь покоряется человеку, достигшему в меру совершенного смирения. Единственное исключение из общего порядка представляют только родные ему по плоти — собратья, злые люди, которым, впрочем, Бог попустил до времени свободу восставать и против Него Самого. И хотя они ничтожны и, как прах пред лицом ветра (Пс. 1, 4), так и они пред смиренным, но им позволяется иногда унижать и оскорблять последнего, чтобы ему придать в будущем веке большую славу, а их сделать вконец безответными (за то, что, видя его смирение и терпение в скорбях, наносимых ими, не покаялись и не вразумились).
Но между тем как в очах таких людей пренебрегается смиренный, — продолжу выписку из св. Исаака Сирина, — «у всякой твари соблюдается честь ему. Приближается ли смиренномудрый к губительным <хищным> зверям, — едва только обратят взор свой на него, укрощается свирепость их: они подходят к нему, как к своему владыке, поникают своими главами, лижут руки и ноги его, потому что ощутили от него то благоухание, какое исходило от Адама до его преступления, когда звери собраны были к Адаму и нарекал он им имена в раю. Это отнято было у нас, но обновил и даровал нам это опять пришествием Своим Иисус. Сим-то и помазано благоухание человеческого рода. Приближается ли также смиренномудрый к смертоносным гадам, — едва только приблизится ощущение руки его и коснется их тела, прекращается едкость и жестокость смертоносной их горечи, и своими руками давит их, как саранчу. Приближается ли он к людям, — и внимают ему, как Господу. И что говорю о людях? Даже демоны, при всей наглости и досаде своей, при всей высоковыйности своего мудрования, когда приходят к нему, делаются, как прах; вся злоба их теряет силу, разрушаются козни их, бездейственными остаются злоухищрения их»45.
§ 1. Необходимость молитвы.
Бог знает сердца молящихся (Мф. 6, 8). Поэтому, как недоумевают некоторые, зачем же молиться? И какая нужда Богу в наших прошениях? Подобные вопросы задавались еще святым Василию Великому, Иоанну Златоустому1 и другим. Конечно, Богу наша молитва не нужна. Извещать и напоминать Ему о нашем существовании не требуется; как бы мы малы и ничтожны ни были, Он нас не проглядит. Материальные предметы, вроде храмов, икон, ладана, елея, которыми мы чествуем Его, для Него лично также не надобны. Он Сам сказал чрез Своего апостола: Бог, сотворивый мир и вся, яже в нем… не в рукотворенных храмех живет, ни от рук человеческих угождения приемлет, требуя что, Сам дая всем живот, и дыхания, и вся… (Деян. 17, 24.)
Но молитва нужна нам самим. Зная это, Господь снисходит к нашей немощи, проявляющейся, пока мы здесь, на земле, даже в таких грубых формах, как вышеперечисленные, и говорит в виде заповеди:
Просите… ищите… толцыте… (???????… ??????? … ???????) (Мф. 7, 7).
Однажды же сказал народу целую притчу, чтобы показать, како подобает всегда молитися и не стужати (си) — ???????? — «не терять присутствия духа, не приходить в расслабление, в уныние» (Лк. 18, 1), — если будем нескоро услышаны или даже совсем не услышаны. Ибо пользу от молитвы все равно получаем, а что касается неполучения самого просимого, то оно не стоит в связи с кажущейся неценностью нашей молитвы и якобы неслышанием нас Богом2.
Но почему же нам нужна молитва? — Так мы созданы. Дух у нас от Бога — к Нему и льнет. От Него единого и свет, «пищу» своего рода, получает. «Как телесные глаза, видя свет, освещаются, — говорит св. Иоанн Златоуст, — так и душа, устремляясь к Богу, озаряется неизглаголанным, блистающим Его светом»3. В противном случае, «если кто не молится Богу, душа такого оставляется лишенною Божия просветления, божественной силы и покоя от демонских искушений; и демоны непрестанно возбуждают в ней непотребные движения, похоть нечистую, позывы на блуд, неправду, тщеславие, гордость, самомнение»4. Кратко сказать, душа человека, переставшего молиться, вскоре замирает, а потом и совсем умирает, и воскресить ее тогда силен один только Бог. Молитва для души — это то же, что воздух для тела, conditio sine qua non — условие, без которого она не может существовать. И корни этого условия, повторяю, уходят глубоко в основы общего религиозного бытия человека5.
Обращаясь теперь от общего рассмотрения религиозных отношений человека к Богу к частным проявлениям его духовной жизни, мы опять должны прийти к заключению о необходимости для него молитвенного общения со Христом и всеми святыми.
«Странно, — говорит тот же златословесный учитель Церкви, — что слуги наши, получив от нас что-нибудь со стола, благодарят нас и отходят с добрым словом, а мы, наслаждаясь столь великими благами, не воздаем Богу и такой чести»6.
Но главное, чего человек не должен — а истинный христианин и не может — забывать, это потребность в постоянном душевном очищении. «Ежечасно надлежит нам знать, — говорит св. Исаак Сирин7, — что во все 24 часа дня и ночи имеем мы нужду в покаянии». Как же тут не молиться!
«Подлинно блаженное дело — не грешить, — выпишу еще слова знаменитого соотечественника сего блаженного сириянина8, — а согрешающим не отчаиваться, но плакать о том, в чем согрешили, чтобы слезами опять улучить блаженство. Посему прекрасно всегда молитися и не стужати, как говорит Господь». Молитва для желающего победить в себе страсти, или, что одно и то же по производимому ими действию, демонов, — единственное «оружие мира» и «непобедимая победа» (кондак св. Кресту).
Великой действенности молитвы в деле охлаждения страстей не могут не прославить и «божки» мира сего. Поэт, который, судя по его письмам, особенно нуждался в этих свойствах молитвы, воодушевленно убеждает:
Молись! Дает молитва крылья
Душе, прикованной к земле…
Молись, когда глухим потоком
Кипит в тебе страстей борьба..
.Молись, молись! Души все силы
В молитву жаркую излей…
Кто плачет о своих грехах, тот смиряется. А смирение есть признание своего собственного недостоинства и бессилия сделать что-либо доброе без помощи Божией. Да оно так и есть на самом деле (Ин. 15, 5)9. Отсюда у человека новое побуждение взяться за молитву. Он видит, что совершенно беспомощен, что врагов у него кругом великое множество, и видимых, и невидимых. Кто же в мире будет настолько могущественен, что поборет за него их всех? Нет такого помощника. И вот, смирение спасающегося человека поручает последнего Непобедимому Заступнику, Око Которого недремлюще и сила непреодолима. Личный опыт скоро удостоверяет такого человека, что, действительно, молитва к сему Невидимому Страшному Хранителю есть великий покров от нападающих на него, и спасающийся после сего начинает прибегать к этому средству постоянно.
А что действительно молитва низводит нам помощь Божию, приведу пример из обыденной жизни, только не нынешней, а времен св. Иоанна Златоуста. Последний в одной из своих бесед сообщает, что некоторые из его паствы только и спасались что молитвою от разъяренных своих начальников или чиновников некоторых учреждений.
«И это часто многие делали, — говорит он. — Когда начальник внутри судилища кричал, грозил, выходил из себя, бесновался, они, оградив себя пред дверьми крестным знамением и помолившись в уме немногими словами, входили и заставляли судью перемениться, укрощали его и делали из свирепого кротким. И ни место, ни время, ни молчание не было для них препятствием к такой молитве. Ведь для молитвы нужно не столько слово, сколько мысль,
