мне ничего не остается делать, как только ногами болтать, — люди все делают лучше меня»».
5) «Знаю еще и пятое бесстрастие, — заключает речь Лествичник38, — которое бывает в душе от многой простоты и похвального незлобия. По справедливости посылается таковым помощь от Бога, спасающаго правыя сердцем (Пс. 7, 11), и неприметно для них самих избавляющего от страстей: как и младенцы, когда с них снимут одежду, почти не примечают наготы своей».
Добро и вожделенно божественное бесстрастие, но — не всех оно удел. «Спастись и примириться с Богом всем не невозможно»39, но для того, чтобы быть бесстрастным, нужны и время долгое, и ревность пламенная (Рим. 12, 11), и труды великие, а главное — помощь Божия40. Ибо бесстрастие — это дар Божий41, как и все, что выше естества человеческого. А дары Свои Господь дает кому захочет, и не человеку здесь пытаться что-либо говорить, возражать или даже просто понимать (Рим. 9, 18-21). Ему нужно одно — смириться под крепкую руку Божию и делать предлежащее ему дело, не ожидая за это вообще никакой награды (Лк. 17,7-10).
Каков путь к бесстрастию? — Самый верный лежит чрез послушание и смирение42. Приобретенное чрез эти добродетели бесстрастие незыблемо, даже если бы человеку пришлось постоянно находиться посреди базара или пребывать в окружении человеческих пороков. Но приобретенное среди затвора посредством безмолвия, оно все-таки при частом сближении с миром не бывает непоколебимым43.
Разумные извлекут отсюда пользу и поучение.
III. Созерцание
Так как человек составлен из двух частей (из души и тела), то и все в нем требует двоякой заботы, сообразно с двойственностью его состава. Сначала, как мы видели, он трудится над приобретением телесно-душевных добродетелей, посредством их очищает себя от страстей, а потом переходит и к чисто духовному деланию — созерцанию. Но невозможно кому-либо возвыситься до области этого высшего деяния, если на практике не исполнить прежде низшего44. И об этом мною уже было говорено выше45, и еще несколько слов будет добавлено ниже.
Но что же такое самое созерцание? — «…три суть созерцания естеств, в которых ум возвышается, оказывает свою деятельность и упражняется: два созерцания естеств сотворенных, разумных и неразумных, духовных и телесных; и еще созерцание Святой Троицы»46.
Порядок этих созерцаний таков… Но, чтобы дело было понятнее, начну еще с деяний, предшествующих всякому созерцанию.
Прежде всего от человека требуется безупречность во всем его внешнем поведении47 и усердие по мере сил в телесных добродетелях48. Этим он угомоняет в себе плотские страсти и прекращает нечистые токи тела, хотя, конечно, еще ни о каком совершенстве речи быть не может. Это, так сказать, только распашка почвы и подготовка ее для будущего посева. И если человек на этом остановится и не засеет на поле своего сердца доброй пшеницы добродетелей, то оно опять зарастет вскоре сорными травами страстей и даже еще в большей степени, раз найдут те для себя почву разрыхленной и удобренной. Об этом Сам Господь сказал (Мф. 12, 42-45)49.
Итак, нужно человеку вступить в так называемое (у отцов) «умное житие», состоящее в непрестанном болезновании сердца о грехах, и в молитве, и в охранении себя от тайных страстей, чтобы не вторглась какая-нибудь из них в область сокровенную и духовную. «Все это есть дело сердца, — говорит св. Исаак Сирин, — оно-то и называется житием умным»50. В этом состоянии сердце человека утончается, ум становится острее и начинает постепенно смотреть на вещи прямо, а не противоестественно (чрез естество)51. Это самая низшая ступень созерцания, которое лучше назвать даже ведением52. Всходит же на нее человек, кроме всего прочего, посредством непрестанного изучения Священного Писания, которое помогает ему приобретать здравый взгляд на вещи.
Эта вторая степень доброделания в практическом отношении очень важна, и на ней нужно остановиться подольше, чтобы поговорить поподробнее. Выше было уже сказано, какое великое значение имеет исполнение заповедей Господних вообще с точки зрения закона Божьего — от них не освобождаются даже безмолвники, если они имеют хотя малое общение с братиями53; приведу теперь святоотеческое учение о необходимости хранения заповедей для очищения ума и стяжания им наивысшей чистоты, вводящей человека во дворы созерцания.
Прежде всего здесь нужно сказать следующее. Хотя цель монашеской и истинно христианской жизни заключается в том, чтобы достигнуть чистоты, или божественной любви (как бы ни назвать это состояние совершенства), но домогаться и просить это страстному человеку у Бога никак не следует. Иными словами, если бы кто из живущих в миру, услышав, что дары Св. Духа подаются через дерзновенную молитву к Богу, и бросив всех и вся, заперся бы в своей комнате на молитву и стал бы ходить в церковь для сего, начал бы поститься, изнурять себя и говорить: «Ах, как я люблю спасение», — то поступил бы неразумно и лживо. Ведь не из того, чего вожделевает человек, познается, что он любит, но из того, что он любит, делается заключение о том, чего он вожделевает, ибо чего не возлюбит человек, того и не будет вожделевать. Так и здесь. Если человек, находясь в страстном устроении, как будто стремится к этим великим состояниям и, вообще говоря, к Богу и говорит, что он любит чистоту и Бога, то это еще не значит, что он действительно Его любит, но если кто всячески старается на деле показать себя чистым и со всею ненавистью и гневом подвизается против страстей, сражаясь за заповеди Христовы, — то из этого уже можно выводить, что именно и Кого человек любит (Ин. 14, 21).
Ведь о любви к Богу все говорят, даже и неправославные, а о любви к ближнему — даже кощунники, богоборцы, неверующие. И слово это всякий произносит как свое собственное; однако же при произнесении таких слов движется только язык, душа же не ощущает того, что говорит. И многие больные не знают даже, что они больны. Ибо зло есть недуг души, и прелесть — гибель истины. И весьма часто люди, недугующие этими болезнями, объявляют себя здоровыми и у многих заслуживают похвалу. Но пока душа не уврачуется от зла и не будет приведена в естественное здравие, в каком создана; человеку невозможно вожделевать сверхъестественных даров Духа, ибо душа, болезнующая страстями, не ощущает чувством своим духовного, но желает и стремится к нему только потому, что слышала об этом от других, и по откровениям, почерпнутым из Священного Писания.
А если кто скажет, что молитвой можно всего добиться, то можно ответить такому — да, разумной и дерзновенной. А у грешника где же дерзновение, раз он погряз в страстях и потому подлежит гневу Божьему и наказанию геенной, и где его разум, когда он видит рядом с собою голодного и нищего брата и, вместо того чтобы послужить ему и утешить его, отворачивается под предлогом молитвы и каких-то «высших» духовных дел?54
Итак, ясно, что нужен другой порядок в прохождении доброделания, чтобы достигнуть человеку совершенства и созерцания, и рассудительные давно приобрели последние и уже обладают ими.
Порядок этот следующий. Сперва необходимо терпеливо, с принуждением себя бороться за чистоту. И если душа препобедит страсти, то приобретает себе эту чистоту; а истинная чистота сердца делает то, что ум приобретет дерзновение в час молитвы.
Но как заболевший сын не сомневается в своем отце и не просит у него такими словами: «Дай мне что-нибудь», «Сделай меня наследником», а старается сперва выздороветь и стать на ноги, и по выздоровлении имущество отца само собою становится его собственностью, так и разумный христианин или монах не должен рассуждать и просить у Бога: «Дай мне то-то и то-то». Ибо промышление Божие о нас выше того, какое бывает у отца о сыне. И потому следует нам смиряться, плакать о тех причинах согрешений, которые помимо нашей воли сделаны в помыслах или самым делом, и с сокрушенным сердцем говорить словами мытаря: Боже, милостив буди мне грешнику (Лк. 18, 13). С другой стороны, тайно и явно делать все, чему научил Господь, сказав: …егда сотворите вся поведенная вам, глаголите, яко раби неключими есмы, яко еже должны бехом сотворити, сотворихом (Лк. 17, 10), и притом так, чтобы совесть наша свидетельствовала нам, что мы действительно неключимы и имеем нужду в помиловании. Мы должны всегда помнить — и об этом уже было говорено довольно55, — что «не дела отверзают заключенную [страстями] дверь нашего сердца, но сердце сокрушенное и смирение души»56. Таким образом, больной всегда смиряется и прилагает попечение о выздоровлении от своих недугов (страстей), а потом уж домогается сделаться царем, потому что чистота и душевное здравие суть Царство души57. Принеся же покаяние и получив здравие души, грешник входит в область чистого естества и царствует во славе Отца Своего.
И никак иначе это не бывает. Ибо — расширю несколько и продолжу дальше предыдущие положения — если бы душа, будучи заключенной в темницу страстей, могла свободно возлюбить Бога, то не имела бы большой нужды спрашивать и дознавать о таинствах мира духовного, не требовала бы старческого окормления и руководства. Для нее достаточно было бы одних святоотеческих писаний, и всякий, окончивший духовную академию, одним дипломом приобретал бы себе вместе с тем и патент на звание «святого» человека, что говорить и думать, конечно, нелепо. Желать посредством исследования и расспросов уразумевать таковые тайны есть неразумие души, ибо и блаженный апостол Павел руководился не наукой или иным каким вещественным способом познания, когда сказал, что видел и слышал тайны и неизреченны глаголы, ихже не леть есть человеку глаголати (2 Кор. 12, 4), но «восхищением восхищен был в духовную область и видел откровение тайн»58. Итак, явно для всякого, что внешнее обучение и знание при наличии в человеке страстей не приносят пользы и недостаточны, для того чтобы открыть дверь, преграждающую путь к чистоте. Если же будут отъяты от души страсти, то ум просвещается и устанавливается на чистом основании естества и уже не имеет нужды в вопросах, потому что ясно сам видит блага, обретающиеся на своем месте59. Это все равно как наши внешние чувства: они ведь не вследствие обучения и вопросов ощущают и воспринимают окружающие вещи, но каждое чувство естественно, в силу имеющейся у него способности к этому, познает внешний мир, а если у него эта способность, как выражаются специалисты, атрофирована и почему-либо не действует, то, сколько ни учи и ни рассказывай человеку о том предмете, какой подлежит восприятию не действующим у человека чувством, последний не может иметь о нем здравого понятия. Так, сколько ни говори слепому
