веры».

Подумалось мне, что после поездки к отцу я стала намного хуже, что напрасно ездила… Оставив исповедь, он подошел ко мне и говорит:

— Когда младенцу три года, мать берет его на руки и ласкает. Но когда ему уже двенадцать лет, то с него уже другой спрос и мать его на руки не берет. Так и отец духовный: три года носит чадо на руках, а теперь с вас уже и спрос.

И сравнил меня с карликом.

— Лилипут не растет или уродливо растет, и тогда нужны уже подпорки: шлепки, испытания — скорби, напраслины. Так в жизни духовной и бывает: за утешением следует скорбь. И чем сердцу больнее, тем полезнее, спасительнее для души. Другого пути нет. Все святые сим путем шли. И нам надо им подражать!

Заметила я на квартире, что схимницы и монахини не употребляли пищу до двенадцати часов дня и после шести часов вечера, а меня заставляли есть «за послушание». В душе я решила: приеду домой и тоже буду так делать. Намерение свое решила держать в тайне, никому не говорить об этом, даже отцу.

После литургии отец говорит всем:

— Вот посмотрите на Г. Она решила: как приедет домой, то не будет есть до двенадцати часов дня и после шести часов вечера. А муж ее за это из дома выгонит. После Петрова дня благословляю ехать на Украину и пить молоко, есть яйца, что бы приобрести нормальный вид. И никакого режима в часах.

Я только поражалась: ничего от батюшки не скроешь!

Поссорились мы с дочерью. А в это время у отца была одна из наших чад. Отправляя ее домой, он передал для нас духи «Роза» и говорит:

— Там у Н. с Г. вспышка. Ух как! — И руками показал как.- Пусть они подушатся этими духами, а Г. скажи, чтобы она так больше не поступала.

После второй вспышки отец присылает нам розовое масло. Я серьезно обратила внимание на свою вспыльчивость и стала сдерживаться, даже сердитого вида не показывала дочери, вспоминая батюшкины слова: «Смиряйся перед детьми, ведь ты господствуешь над ними».

Отец мне сказал, чтобы я читала акафист Божией Матери, а какой, не сказал. По жребию я стала читать акафист Ахтырской Божией Матери, иконочку которой я получила от него как первое благословение.

И дочь моя начала изменяться. Через некоторое время она мне призналась:

— Если бы ты, мама, поступала со мной грубо, ты потеряла бы меня навсегда.

Часть 2

Часть 2

По благословению отца, мы поехали домой. В вагоне сестра улыбается.

— Что ты улыбаешься? — спрашиваю я.

— Отец сказал: «Будете ехать под стражей». И смотри, кругом нас солдаты.

Еще отец сказал Л., что ей предстоят похороны, на которых будут священник и врач. Приехала она домой, Через неделю — телеграмма: у брата ее мужа умерла жена. Они с мужем едут на похороны. Погода была ненастная: дороги занесло снегом. Народу собралось мало. Приехали только брат — священник и другой брат — врач.

У меня отнималось правое плечо, с большим трудом я могла положить крестное знамение. Лежала в больнице, но улучшения не было. Приехала к отцу. На исповеди он стал говорить о болезнях, потом приблизился ко мне, положил руки на мое больное плечо и с силой нажал. И я сразу перестала чувствовать боль. И до сих пор это плечо меня больше не беспокоит.

Заболели у меня глаза, резко падало зрение. Врачи предлагают операцию. Я поехала к отцу за благословением.

— На операцию сейчас не благословляю. Вот тебе маслице, будешь мазать, и закажи молебен с акафистом Казанской Божией Матери,- сказал мне отец.

Я все сделала так, как благословил батюшка. Глаза мои болеть перестали, зрение остановилось на одном уровне.

Молодая девица Л. приехала к отцу. Отец ей говорит:

— Хоть ты и хочешь на праздник Успения Божией Матери остаться здесь, но я тебя не благословляю. Поезжай-ка ты домой, а духом будешь здесь. Если же ты останешься, о чем ты мечтаешь, то будешь находиться под конвоем бесов.

Но она все-таки осталась в Печорах.

Нас приехало шесть человек, и отец заранее знал, что одна ослушается его, дал нам в дорогу только пять просфорочек и пять крестиков.

А Л. в Печорах душевно заболела.

В Печорах я упала, получила перелом руки в трех местах. Отец благословил мне провожатого до дома и дал святое масло — мазать руку.

Дома я пошла в больницу только на третий день. Там сделали снимок. Врач посмотрел и говорит:

— Не знаю каким чудом, но у вас все срослось!

В следующий раз, когда я была в Печорах, мне очень нездоровилось, поднялась высокая температура, но я все-таки, почти ползком, поплелась в храм. Стояла у чудотворной иконы Успения Божией Матери и тут увидела отца. Прикладываясь к иконе, он взмахнул своей мантией, и я оказалась вся ею покрыта. Потом отец ушел в алтарь, а я сразу почувствовала легкость, радость: исчезла боль, и силы восстановились. Так чудесно, в одно мгновение, исцелил меня отец.

Мне предложили красивую шерстяную кофту. Я решила спросить отца, можно ее взять или нет. Он ответил: «Ну, возьми, если будешь носить». Я подумала: «А что это я ее не буду носить, она такая красивая». Но когда я ее постирала, то она стала мне мала. Так и не пришлось мне ее носить.

Одна из церковных певчих потеряла голос. Что только она не предпринимала, чтобы восстановить его, но помогало это только на короткий срок. Подошел отпуск, и она сразу поехала к отцу. Пожаловалась ему на свою скорбь. «Ничего, все пройдет!» — уверенно сказал батюшка. Буквально на другой день за литургией в Покровском храме она всю службу пела. А потом батюшка дал святой водички с маслицем для лечения, и голос полностью восстановился.

В нашем городе жила одна девица Л. Врачи признали, что у нее киста на легких, и предложили ей операцию. Она сказала об этом отцу, но он не благословил ее на операцию. Прошел год, ей опять предлагают. Отец опять не благословил. И так прошло пять лет. Потом он сам сказал: «Теперь можно делать операцию».

Оказалось, что у Л. киста с легким была соединена пленкой. Эта пленка засохла, и кисту убрали, не повредив легкого. Если бы операцию делали раньше, то повредили бы легкое, а так киста сама отпала.

По моим жизненным обстоятельствам меня в моем городе не прописывали. Однажды вижу во сне: стою я перед портретом отца Саввы, меня благословляющего. Вдруг передо мной открывается картина: я в Печерском монастыре стою перед Успенским храмом. Выходит из храма отец, а я говорю ему: «Меня не прописывают». А он отвечает: «Пропишут. Как пойдешь на кирпичный завод работать, так и пропишут».

В том городе, где я жила, кирпичного завода нет. Тогда я и помыслить не могла, что буду куда-то переезжать. Но отец, по своей прозорливости, предсказал это. И вот через несколько лет по семейным обстоятельствам я вынуждена была оставить родительский дом и переехать в Печоры. Устроилась на кирпичный завод. И действительно, начальник сказал: «Можно работать и прописаться».

Отец дал мне красивые тапочки, похожие на детские пинетки, и сказал: «Раньше в таких тапочках в Михайловском храме на клиросе хористы стояли». Я подумала тогда: «И зачем мне такие тапочки, где я буду в них ходить?»

Прошло с тех пор уже много лет, батюшки уже не было в живых, и вдруг мне предложили петь на этом самом клиросе. Я не знала, что ответить. Стою в храме в Светлую Пасхальную седмицу и прошу отца разрешить этот вопрос. Тут же вспомнила про тапочки, и сразу все прояснилось. Не было ли это благословением? Думаю — да. И после смерти отец остается утешителем во всех наших нуждах, болезнях и печалях. Вот почему так всегда хочется в Пещеры, к его гробу. Слава Богу за все!

Была всенощная на праздник преподобного Серафима Саровского, пели «Честнейшую», а Александра вдруг села. Я спросила: «Ты что?» Она говорит: «У меня ноги отнялись» — и заплакала.

Я подошла к отцу и сказала: «У Александры ноги отнялись, а хочется, чтобы она завтра была на исповеди». Он сказал только: «Помолимся».

Домой она не могла идти, и мы повезли ее на санках. Утром тоже пришлось везти на санках, и всю службу она сидела. Отец исповедовал, и к концу исповеди мы ее посадили поближе к нему. Батюшка дал ей на развернутом платочке просфорочку и говорит: «Твоей болезни врачи не помогут». А еще — пузырек масла: «Будешь мазать ноги».

К причащению мы ее подвели, а ко кресту она уже сама подходила. Домой пошла и сказала: «Санки мне уже не нужны».

У нас не было воды, решили сделать колодец. Вырыли два, а воды нет, и рабочие уже стали уходить. Я взмолилась: «Господи, молитвами отца Саввы, помоги! Вода мне необходима: мама больная, ребенок маленький, много нужно воды для стирки».

Уговорила рабочих, заставила их перекреститься, встала на колени, помолилась, покропила святой водой землю… Немного покопали и — чудо! — попали в жилу. Сделали колодец, и какая же в нем чистая, вкусная оказалась вода!

Опаздывала я на междугородный автобус, бегу и про себя кричу: «Отец, задержи автобус, а то мне здесь сутки сидеть». Автобус долго «чихал» и не заводился. Села я на свое место, перекрестилась, и мы, по милости Божией, поехали. Моя соседка по сиденью говорит: «Как будто вас ждали». Но ей-то не расскажешь, что опять батюшка помог.

Отец дал нам с Е. послушание и благословил, чтобы к празднику сделали, разрешил даже в храм ходить редко, потому что послушание выше поста и молитвы. Но мне так захотелось увидеть батюшку! Думаю: «Я только сбегаю, посмотрю на него-и обратно».

Пришла я, он как раз выходит из Михайловского собора. Все окружили отца, и я оказалась прямо перед ним. Он меня как будто не видит и немножко улыбается. Девочка дала ему пакет конфет, он взял, передает пакет стоящей за мной духовной сестре и говорит: «Маргарита, там Н. трудятся с Е., передай Н. конфеты, утешь ее и скажи чтобы она хорошенько работала». А рядом стоит Елена и говорит: «Да вот же Н., стоит перед вами». А он улыбается и повторяет: «Скажи же ей, чтобы хорошенько трудилась».

Я молча взяла пакет, вылезла из толпы и поспешила обратно.

Как отец мог так мудро обличать? Я больше поняла, чем если бы он меня поругал.

Узнала я о старце игумене Савве и обратилась к нему письменно с просьбой принять меня в духовные чада. «Н. принял, пусть скорее приезжает», — передают мне слова отца.

Отпуска не предвиделось, а