Таинства Церкви.
Средоточием христианской веры и непоколебимым фундаментом христианской Церкви является исповедание смерти и воскресения Иисуса Христа как спасительных для человеческого рода деяний Божиих. Св. апостол Павел свидетельствует о неизменном содержании христианского благовестия и церковного Предания, которое заключается в том, «что Христос умер за грехи наши, по Писанию, и что Он погребен был, и что воскрес в третий день, по Писанию» (1 Кор 15. 3-4). Возвещение миру смерти и воскресения Христа апостол называет «тайной благовествования» (Еф 6. 19). Этим же словом — μυστήριον — он именует всю совокупность этапов и все многообразие аспектов домостроительства спасения Сына Божия: «Великая благочестия тайна: Бог явился во плоти, оправдал Себя в Духе, показал Себя ангелам, проповедан в народах, принят верою в мире, вознесся во славе» (1 Тим 3. 16). Церковь также включена в это единое таинство спасения, ибо она есть тайна, «сокрытая от веков и родов, ныне же открытая святым Его, которым благоволил Бог показать, какое богатство славы в тайне сей…, которая есть Христос в вас» (Кол 1. 26-27). Наконец, величайшей тайной Божией — μυστήριον του Θεού — является Сам Иисус Христос, «в Котором сокрыты все сокровища премудрости и ведения» (Кол 2. 2).
Таким образом, в Новом Завете таинство, μυστήριον — это, прежде всего, явленный во Христе и осуществляющийся в Церкви спасительный замысел Божий о человечестве, откровение Его непостижимой любви и милосердия. Таинство Божьего домостроительства во Христе, бесконечно превосходя человеческое разумение, тем не менее, не скрывает, но, напротив, являет дотоле сокровенную Премудрость Божию и открывает всем верующим во Христа доступ к полноте Божественной жизни, «ибо в Нем обитает вся полнота Божества телесно» (Кол 2. 9).
Отцы Церкви, верные учению Господа Иисуса Христа и Его апостолов, согласно учат, что христианин умирает и воскресает со Христом, обретая спасение и вечную жизнь, через участие в особых церковных священнодействиях, прежде всего — в Крещении и Евхаристии. «Кто будет веровать и креститься, спасен будет» (Мк 16. 16); «Ядущий Мою Плоть и пиющий Мою Кровь имеет жизнь вечную, и Я воскрешу его в последний день» (Ин 6. 54) — наставляет Господь своих учеников. А апостол Павел учит: «Мы погреблись с Ним крещением в смерть, дабы, как Христос воскрес из мертвых славою Отца, так и нам ходить в обновленной жизни» (Рим 6. 4). Всякий раз, совершая Евхаристию, мы «смерть Господню возвещаем, доколе Он придет» (1 Кор 11. 26).
Вместе с тем, отцы Церкви никогда не ставили знак равенства между неизменным в своей сущности содержанием Предания и его различными терминологическими выражениями и формулировками. Такой сбалансированный подход, сочетающий верность апостольскому учению с дерзновением богословской мысли, позволил отцам Церкви IV-V вв. сформулировать общее учение о спасительной силе определенных церковных священнодействий, творчески используя богословский словарь св. ап. Павла. Свт. Амвросий Медиоланский и блж. Августин на Западе, свтт. Кирилл Иерусалимский, Григорий Богослов и Иоанн Златоуст — на Востоке, активно используют термин «таинство», среди прочего, в приложении к Крещению, Миропомазанию, Евхаристии и некоторым другим священнодействиям.
Подобного рода терминологическое решение вовсе не означает сужения или дробления универсального и единого понятия таинства. Напротив, святоотеческое богословие таинств позволило выявить все многообразие аспектов и граней единого таинства спасения во Христе, раскрыв органическое единство и сущностные взаимосвязи между православной триадологией, сотериологией, экклесиологией и космологией — единство и связи, актуализирующиеся в литургической жизни Церкви. В понимании отцов, таинство связует воедино веру и молитву Церкви, и потому богословские темы переходят в литургическую практику, а богослужение таинств синтезирует в себе различные аспекты вероучения Церкви. Преимущественное значение здесь имеют так называемые таинства христианского посвящения — Крещение, Миропомазание и Евхаристия. Остановимся подробнее на богословских аспектах первых двух таинств, являющих в себе полноту веры Церкви.
Тринитарный аспект таинств Крещения и Миропомазания.
Воскресший Господь Иисус, посылая учеников на проповедь, дал им заповедь: «Идите, научите все народы, крестя их во имя Отца и Сына и Святого Духа, уча их соблюдать все, что Я повелел вам» (Мф 28. 19-20). Это единственное в Новом Завете указание на непосредственную связь между совершением таинства Крещения и верой в Пресвятую Троицу — принимающий Крещение делает это не только «во оставление грехов» и «во имя Иисуса Христа», но и во имя Пресвятой Троицы. Показательно, что во время православного чина Крещения читается именно указанный выше отрывок из Евангелия от Матфея — 116-е зачало (Мф 28. 16-20), которому отдано предпочтение перед 8-м зачалом Евангелия от Иоанна (Ин 3. 1-8), где Господь говорит о необходимости и спасительности Крещения, но не дает при этом прямых указаний на его сущностную связь с верой в Пресвятую Троицу и с молитвенным троичным призыванием при совершении таинства.
Несмотря на единичный характер свидетельства евангелиста Матфея о крещении во имя Пресвятой Троицы, православное богословие — так же, как и богослужение — всегда придавало особое значение тринитарному аспекту таинства Крещения, подчеркивая его позитивное значение — троекратное погружение в крещальные воды не только омывает уверовавшего во Христа от всех грехов, но и приобщает его полноте Божественной жизни. «Крещение не уподобляется, — пишет блж. Феодорит Кирский, — голой бритве, отъемлющей предшествовавшие грехи»[1], но рождает человека к новой жизни общения в любви по образу троичного бытия, и действительно соделывает его «причастником Божеского естества» (2 Петр 1. 4). Согласно толкованию свт. Иоанна Златоуста, Господь Иисус в своем последнем наставлении ученикам повелевает им «возвестить по всей вселенной Его учение, которое сокращенно вручил им вместе с заповедью о крещении»[2].
Таким образом, Крещение во имя Пресвятой Троицы несет в себе свидетельство о полноте евангельской истины, хранимой Церковью и исповедуемой приемлющим Крещение христианином.
Тринитарное истолкование Крещения в святоотеческом богословии берет свои истоки не только в Мф 28. 19-20, но восходит также к экзегезе общего для всех синоптиков описания крещения Иисуса в Иордане от Иоанна Крестителя (Мф 3. 16-17; Мк 1. 10-11; Лк 3. 21-22). По слову блж. Августина, в крещении Иисуса Отец явлен «в голосе: Ты Сын Мой; Сын — в человеке, рожденном от Девы; Дух Святой — в телесном облике голубя»[3]. Сщмч. Ипполит Римский придает крещению Иисуса универсальный характер и связывает откровение Божественной Троицы на Иордане с возрождением человеческого естества и воссоединением небесного и земного бытия: «Как только Владыка крестился, то обновил нашего ветхого человека и вверил ему снова жезл усыновления. Тогда сразу открылись нам небеса, произошло примирение видимого с невидимым, возрадовались небесные воинства, исцелились земные болезни, то, что было тайным, стало известным, враги стали друзьями… Ибо, когда Жених Христос принял крещение, небесному чертогу надлежало открыть свои блистательные врата. Точно так же, когда Святой Дух нисходил в виде голубя и глас Отчий раздавался повсюду, небесные врата должны были быть открытыми»[4]. Отцы Церкви видели в крещении Иисуса не только знамение Его Божественности и не только откровение Пресвятой Троицы, но и некий образец для совершения таинства Крещения в Церкви Христовой. Согласно блж. Августину, Иисус принял крещение от Иоанна не потому что нуждался в очищении греха и освящении, но «дабы возбудить в нас желание принять Его крещение»[5]. Христос как Сын Божий и помазанник Духа неразделен от Отца и Духа, и потому креститься крещением Христовым — значит креститься во имя Пресвятой Троицы. «Быть крещеным во Христа означает: погружаться в воду с верою в Него, — пишет св. Иоанн Дамаскин. — Но невозможно уверовать во Христа тем, которые не научены исповеданию, имеющему своим предметом Отца и Сына, и Святаго Духа. Ибо Христос есть Сын Бога живаго, Которого Отец помазал Святым Духом»[6]. Христос являет Отца и посылает в мир Св. Духа, и соединяясь с Ним в Крещении, верующие в Него усыновляются Отцу и становятся помазанниками Духа, христианами.
Византийский чин Крещения и сопутствующих ему обрядов, легший в основу используемого ныне в Русской Православной Церкви славянского Требника, также свидетельствует о той значимости, которую православная традиция придает тринитарному аспекту таинства. Троичная символика в священнодействиях, так же, как и троичное содержание молитвословий, являются здесь лейтмотивом всего крещального чинопоследования.
Принимая новообращенного в разряд оглашаемых, священник, согласно указаниям Требника, «дует на лице его трижды, и знаменует чело его и перси трижды»[7]. Блж. Симеон Солунский объясняет, что священник «совершает дуновение троекратно ради Троицы, потому что у Троицы общая благодать и сила. А крестообразно (совершает дуновение) ради воплотившегося за нас и пострадавшего плотию единого от Троицы Христа, крестом совершившего победу»[8]. Следующая за дуновением и возложением руки на главу новообращенного «молитва во еже сотворити оглашенного» также обращена к Пресвятой Троице. В ней священник молится о «хотящем просветитися»: «Да прославится имя Твое святое в нем и возлюбленнаго Твоего Сына, Господа же нашего Иисуса Христа и Животворящего Твоего Духа»[9]. Блж. Симеон усматривает в троичной символике данного священнодействия параллель с трехступенчатой структурой единого таинства христианского посвящения, когда пишет, что указанная молитва над новообращенным «просит Бога, да неотреченно пребудет в нем имя Троицы, и чтобы сподобился он божественного Крещения, Помазания и священного Причастия»[10].
Троичная символика в чине оглашения присутствует также в четвертой молитве — на изгнание «всякаго лукаваго и нечистаго духа», в троекратном отречении от сатаны, сочетании Христу и исповедании Никео-Константинопольского Символа веры, а также в конечном исповедании христианской веры, когда на призыв священника поклониться Христу оглашаемый поклоняется Триединому Богу: «Покланяюся Отцу, и Сыну, и Святому Духу, Троице единосущней и нераздельней»[11].
Начало собственно крещальному богослужению полагает возглас священника, который благословляет Царство Пресвятой Троицы, вход в которое отверзает таинство Крещения: «Благословенно Царство Отца, и Сына, и Святаго Духа, ныне и присно, и во веки веков». Троица призывается в великой ектении на освящение воды, которая затем трижды благословляется знамением креста. Во славу трех Божественных Лиц освящается елей, которым так же троекратно благословляется вода в крещальной купели.
Кульминационный момент крещального богослужения — троекратное погружение крещаемого в купель во имя Отца, и Сына, и Святого Духа. Блж. Симеон Солунский придает особое значение тому, что данная форма совершения таинства не только буквально соответствует евангельской заповеди Спасителя, но и в сжатом виде содержит в себе православное учение о Боге-Троице, «провозглашая три Лица в одном Божестве». В словах «во имя», по мысли блж. Симеона, «означается единство Божества», а в словах «Отца, и Сына, и Святаго Духа» «исповедуются три божественные Лица, нераздельные и неслиянные»[12].
Св. Николай Кавасила, дополняя идею блж. Симеона о том, что у «Троицы общая благодать и сила», подчеркивает в своем толковании таинства Крещения различия в свойствах Божественных Лиц и Их участии в домостроительстве спасения.
