чистую Деву — Церковь из язычников — очевидно, Своей Крестной Жертвой. Образ договора и брачного дара использован здесь, чтобы указать на таинство Нового Завета — совершенное Господом Иисусом Христом домостроительство нашего спасения. Тем самым, две молитвы образуют пару по принципу: Ветхий Завет—Новый Завет. Такую же пару образуют и две древнейшие молитвы чина венчания (современные третья и четвертая, разделенные обрядом венчания и прибавленными к XV в. чтениями): в одной в качестве основания молитвы о молодых приводится пересказ ветхозаветного повествования о сотворении человека (второго из двух), а в другой — приход (παρουσία, «пришествие») Господа Иисуса Христа на брак в Кану Галилейскую, который был частью Его домостроительства спасения (έν τή σωτηριώδει σου οικονομία, «во спасительномъ твоемъ смотренш»). Молитва же над общей чашей не входит в эту схему «Ветий Завет—Новый Завет», так как изначально она относилась не к венчанию, а к началу брачного пира — еще в VI веке в константинопольском чине венчания его церковная часть заканчивалась Причащением Св. Таин, тогда как общая чаша открывала собой уже брачный пир[540]; первоначальную ясную схему молитв обручения и венчания нарушают и другие молитвы этих чинов — третья обручения (которая представляет собой контаминацию как минимум трех молитв) и первая и вторая венчания, которые вошли в константинопольские чины из иных традиций — иерусалимской и проч.
Итак, анализ церковного чинопоследования таинства Брака позволяет сделать вывод о том, что православное осмысление брака — по крайней мере, в том виде, в каком оно выражено в литургических текстах — совпадает с библейским: оно принимает то учение о браке, которое содержится в Ветхом Завете (разумеется, за исключением таких его аспектов, как левират или лояльность к полигамии), но говорит и о возведении его во Христе на новую высоту.
Священник Димитрий Пашков (ПСТГУ). К вопросу канонического обсуживания церковного брака
Как гласит классическое определение, «Супружество есть союз мужчины и женщины, единая участь на всю жизнь, общность божественного и человеческого права»[541]. Общение супругов в «божественном и человеческом праве» ставит брак в тесную связь с областью гражданских и общественных отношений. В связи с этим, Церковь всегда была вынуждена добиваться от государства усвоения церковно-юридических норм, регулирующих брак во всех его сторонах[542]. В «Константиновский» период церковной истории, как в Византии, так и в Российской империи, имперское и церковное законодательство успешно дополняли друг друга. С одной стороны, «царские законы» не медлили следовать учению Церкви. Чего стоят две статьи, 106 и 107-я, из Свода законов гражданских о взаимных обязанностях супругов: «Муж обязан любить свою жену, как собственное свое тело, жить с нею в согласии, уважать, защищать, извинять её недостатки и облегчать её немощи. Он обязан доставлять жене пропитание и содержание по состоянию и возможности своей. — Жена обязана повиноваться мужу своему, как главе семейства, пребывать к нему в любви, почтении и в неограниченном послушании, оказывать ему всякое угождение и привязанность, как хозяйка дома».
И наоборот, — Церковь активно усваивала, за редким исключением, императорское брачное законодательство. Так, св. император Юстиниан в своей CXVII Новелле (542 г.) установил твердо ряд известных причин, по которым законный брак может быть расторгнут, а именно: государственная измена супруга; прелюбодеяние; покушение на жизнь супруга; для жены специально — участие в пире или мытье в бане с посторонними мужчинами, пребывание вне дома без ведома мужа; для мужа специально — сожительство мужа с посторонней женщиной, покушение на жизнь жены, понуждение мужем жены на прелюбодеяние, недоказанное обвинение жены в прелюбодеянии. К этим причинам, связанным с «виной» одного из супругов, Юстиниан присоединил несколько причин развода «без вины»: физическая неспособность мужа к половому акту, длительное безвестное отсутствие супруга, и наконец, пострижение одного из супругов в монашество. Эта норма чисто императорского законодательства была сразу усвоена Церковью через включение ее в Номоканон XIV титулов (первая его редакция появилась до 642 г.)[543]. Строгость евангельского запрета расторгать брак «кроме вины любодеяния» (Мф 5. 32) здесь претерпела очевидное смягчение, или «икономию», причем по инициативе императора. Несмотря на это, Церковь усваивает эту норму. Правильность использования принципа икономии, расширяющей предписание Божественного права, обосновывалась тем, что перечни «благословных причин» для расторжения брака, рассматривались в качестве эквивалентов моральной смерти (поступки, гипотетически предполагающие неверность) либо смерти физической (серьезные преступления или безвестное отсутствие) «виновного» супруга[544].
К сожалению, как показывает даже самое поверхностное сравнение подходов к браку права светского, выраженного в действующем Семейном кодексе РФ (далее — СК РФ)[545], и традиционно-церковного, гражданское законодательство на сей день отказалось регулировать условия заключения брака и ограничивать поводы к разводу. Действующий Семейный кодекс не содержит даже внятного определения брака и вносит тем самым опасный теоретический релятивизм, приводя его разработчиков к опасным выводам, подобным следующему: «высказывается предположение, что в будущем лица, вступающие в брак, получат право с помощью договора выработать для себя ту модель брака, которая для них наиболее приемлема, а государство будет лишь регистрировать их выбор»[546]. В самом деле, к чему ломать голову над определением брака, если «в будущем» оно будет зависеть от фантазии и свободы творчества всякой пары «лиц»!
Таким образом, «потребность просить» не царя уже, а какие ни есть светские власти о приведении семейного права к традиционным нормам исторической России становится весьма злободневной задачей. Согласование, хотя бы неполное, светских и церковных представлений о юридической сущности брака, делается целью первоочередной важности, несмотря даже на всю кажущуюся ее недостижимость.
В приведенной ниже таблице показано соотношение бракоопределений в различные эпохи, начиная с позднеримской и заканчивая новейшей «российской»[547]. Особенно интересно сопоставить два последних столбца. Оказывается, современного церковного законодателя в лице Архиерейского Собора 2000-го года, принявшего известные «Основы социальной концепции» (далее — ОСК)[548], вполне удовлетворяет старое, но не устаревшее на деле определение Модестина (кон. III в.). Современного же гражданского законодателя не интересует проблема формулирования бракоопределения вовсе.
Византия Досинодальный период Российская Империя ОСК СК РФ 1995 г.
«Γάμος έστιν άνδρος καί γυναικος συνάφεια, καί συγκληροσις πάσης της ζωής, θείου τε καί άνθροπίνου δικαίου κοινωνία». Номоканон свт. ФОТИЯ (Ράλλη, Ποτλη. Σύνταγμα. T. I. Σ. 271. Это — определение словами МОДЕСТИНА (Digestae XXIII, 2. 1): «Nuptiae sunt coniunctio maris et feminae, consortium omnis vitae, divini et humani iuris communicatio». (Брак — это союз мужчины и женщины, единая <для обоих> участь на всю жизнь, общность божественного и человеческого права). «Брак есть мужеви и жене сочетание, сбытие во всей жизни, божественныя и человеческия правды общение» (Кормчая. Гл. 49. л. С. 931). Этот перевод вошел в славянскую Кормчую через Прохирон (тит. IV, гл. 1), составивший ее 49-ю главу. Свод Законов гражданских не содержит определения брака. Кормчая остается сводом действительного церковного права, а значит, сохраняется и ее определение брака. В светских курсах гражданского права дается определение брака, близкое к Модестину. Например: «б. есть союз мужчины и женщины с целью сожительства, основанный на взаимном соглашении и заключенный в установленной форме» (Шершеневич Г. Ф. Учебник русского гражданского права. — М., 1995. С. 408). Цитируется Модестин (ОСК гл. X ст. 10.2) и широко дополняется; как такового, собственного определения нет. Определения брака и семьи не содержит.
Подобные расхождения не единичны; можно привести еще ряд примеров. Так, Церковь «Константиновской эпохи» всегда окружала момент заключения брака рядом условий, гарантирующих его действительность. Свод законов гражданских содержал на начало XX века (1908 г.) шестнадцать действующих статей, излагавших условия вступления в брак[549]. Современный Семейный кодекс перечисляет всего шесть условий. Ниже мы приведем некоторые резкие контрасты, располагая материал для сравнения, ради большей наглядности, опять-таки в табличной форме. Первые три столбца представляют нормы, обсуживающие те или иные моменты брака в «эталонную» для канониста «константиновскую» эпоху, а два последних — современное законодательство (церковное — через ОСК и гражданское — СК РФ).
1. Брак всегда признавался Церковью недействительным, если имелись три заключенные ранее брака.
Византия Досинодальный период Российская Империя ОСК СК РФ 1995
1. Василия Великого правило 50 (ср. также 4. 80): «На троебрачие нет закона: посему третий брак не составляется по закону. На таковыя дела взираем, как на нечистоты в церкви: но всенародному осуждению оных не подвергаем, как лучшия, нежели распутное любодеяние». 2. Томос единения (Τόμος της ένώσεως) 920 г. (Ράλλη, Ποτλη. Σύνταγμα. T. V. Σ. 4)[550]. «Да будет же се всем ныне явлено, яко аще кто дерзнет к четвертому браку, не токмо ни вочто же таковый мнимый брак вменится, […] но и казнем оскверншихся блудными сквернами, повинен будет» (Кормчая гл. 49. С. 937). Томос единения составляет 53-ю главу печатной Кормчей (С. 1263). До Уложения Алексея Михайловича, четвертые браки признавались за гражданские законные. Уложение (XVII, 15) лишило их законной силы. СЗГ Ст. 375 (ср. также 21): «Законными и действительными не признаются брачныя сопряжения лиц, вступивших в четвертый брак». ОСК. С. 217: «В тех исключительных случаях, когда допускается третий брак, срок епитимии увеличивается». Без ограничений.
2. Также абсолютным препятствием к браку считается Церковью священный сан. В этом вопросе последовательность узаконений следующая:
Византия До-синодальный период Российская Империя ОСК СК РФ 1995 г.
Анкирского Собора правило 10 дозволяло жениться диаконам. Апостольское правило 26 строже: «Повелеваем, да из вступивших в клир безбрачными, желающие вступают в брак одни токмо чтецы и певцы». Юстиниан в 530 г. включил в список и иподиаконов (Cod. I. 3. 45); Трулльского Собора правило 6 повторяет его закон. Этот закон принят в Номоканон свт. Фотия (Ράλλη, Ποτλη. Σύνταγμα. T. I. Σ. 210). Эти же нормы перешли в Кормчую, в составе указанных правил. СЗГ, ст. 376: «Законными и действительными не признаются брачныя сопряжения посвященных уже в иерейский или диаконский сан, доколе они пребывают в сем сане». Ничего специального; по умолчанию — не допускается. Ничего нет по этому вопросу; по умолчанию — дозволяется.
3. Кроме того, пунктом расхождения выступает важнейшее с церковной точки зрения условие — единство религии. Момент, возводящий союз мужчины и женщины в достоинство таинства, гражданским законодательством последовательно умалчивается. Церковно-имперская правовая традиция относительно этого условия в общих чертах такова:
Византия До-синодальный период Российская Империя ОСК
Трулльского Собора правило 72: «Недостоит мужу православному с женою еретическою браком совокуплятися, ни православной жене с мужем еретиком сочетаватися…». Смешанный брак допускается только по ап. Павлу (1 Кор 7. 14). От приходящего из ереси требуется перед заключением брака присоединиться к православию (Халкидонского Собора правило 14; ср. Лаодикийского Собора правила 10 и 31). Вальсамон сопричисляет сюда и «латинян» (Ράλλη, Ποτλη. Σύνταγμα. T. II. Σ. 254). Браки с иноверцами не благословлялись согласно указанным выше правилам, содержащимся в Кормчей. СЗГ: «Ст.
