этой вдовствующей епархии[605]. Еще один случай указывает Епифаний в письме к Иоанну Иерусалимскому: если в какой-либо епархии, вследствие особых событий церковной жизни, произойдет беспорядок в Церкви и явится потребность временно отступить от существующих предписаний[606].
3) Условия, относящиеся к самому действованию таинства Священства.
1) Для действительности Таинства обязательно необходимо согласие лица, его воспринимающего. В каноническом праве Римско-католической Церкви в этом случае имеется противоположный взгляд. Со стороны рукополагаемого рукоположение действительно даже тогда, когда отсутствовала свобода выбора (см.: кан 1025, пар. 1), либо в силу внешнего принуждения (каноны 219 и 1036), либо в силу тяжелой физической или психической болезни (кан. 1041, пар. 1). Все эти случаи делают человека неспособным выразить свою волю. Норма, принятая в каноническом праве Римско-католической
Церкви, направлена на то, чтобы в максимальной степени обеспечить действительность рукоположения, от которого зависит действительность других таинств, совершаемых пресвитером. Однако, возникает законный вопрос: не следует ли при совершении таинства Священства отдавать приоритет, как богословской истине, намерению посвящаемого, нежели принципу юридической надежности?
2) Таинство Священства должно совершаться публично в церкви и в присутствии народа. Согласно священным канонам, народ приглашался свидетельствовать о достоинстве и положительных качествах рукополагаемого (Феофил Алекс. 7).
3) Рукоположение должно совершаться в последовательном порядке священных
степеней так, чтобы никто не был поставляем на высшую степень, минуя низшую (ordination per saltum). Движение по иерархической лестнице вверх должно быть последовательное (Серд. 10; Двукр. 17). Здесь необходимо заметить, что каноны не определяют известного времени пребывания ставленника в той или иной степени. Это не было определено даже на Константинопольском Соборе 861 г., где и был издан канон 17, направленный на восстановление общения между Фотием Великим, Патриархом Константинопольским, и Николаем I, Папой Римским. В своем толковании на этот канон Федор Вальсамон, Патриарх Антиохийский, пишет: «Склоняюсь к тому, что указано св. отцем нашим Григорием Богословом относительно совершения священников, и говорю, что рукоположение на каждую степень по необходимости должно совершаться через седмь дней; и тем более, что это принимает неписанный церковный обычай, допуская такия рукоположения на каждую степень»[607]. Еще прежде, в 123 Новелле императора Юстиниана I был установлен срок (3 месяца) в течение которого мирянин, избранный в епископа, изучает церковное законодательство и богослужебный устав, так как после посвящения замечает законодатель: «Постыдно. и весьма неразумно — долженствующему учить — учиться у других после хиротонии. Впрочем, продолжает он, если будет учителен, хотя числится и в мирском чине, и не имеет недостатка ни в чем том, что служит к пользе и усовершенствованию других, в таком случае по отношению к сему опыт дает основание не наблюдать указанного времени»[608].
4) Рукоположение на одну и ту же священную степень, однажды правильно совершенное, не может быть повторено (Ап. 68).
5) Таинство Священства должно быть совершено обязательно с назначением рукополагаемого на определенное место или должность в определенном приходе. Согласно шестому правилу IV Вселенского Собора рукоположение без такого назначения, дающее только сан, признается «недействительным», канон также предписывает рукоположенных таким образом «нигде не допускати … до служения, к посрамлению поставившаго их».
Таким образом, на сегодняшний день особый вопрос вызывают канонические требования первой группы — условия, предъявляемые к лицу, желающему воспринять таинство Священства. Во втором и третьем случае (условий, предъявляемых служителю таинства Священства, и условий, относящихся к самому действованию таинства Священства) требования в Церкви строго соблюдаются — как в литургической практике, так и в законотворческой, — так как эти требования затрагивают фундаментальные основы догматического учения о Церкви и доктринальные основы учения о священстве. Следовательно, здесь не может быть применен принцип икономии.
Относительно того, «как применять строгость церковных правил, при рукоположении, к грехам юности, недопускающим до священства», свт. Филарет (Дроздов), Митрополит Московский рассуждал следующим образом: «Вопрос: не преграждает ли пути будущему прошедшее — затруднительный в нашей (архиерейской) службе. Правила, большей частью, строги; но есть в одном степень к снисхождению. Есть и примеры святых, хотя немногие, которые допускают снисхождение. О владыке Платоне (по всей видимости — Левшине, бывшем митрополите Московском), слыхал я, что он заведомо брал сторону снисхождения. Думаю, что, по любви и смирению, отцы Церкви не осудят недостойного, и своим благословением и молитвою сделают его достойным»[609]. О затруднительности рукоположения в священство лиц, имеющих грехи юности, святитель свидетельствовал еще в середине XIX века, когда общество, особенно в провинции, было традиционным, когда уважались и хранились семейные и другие общественные нравственные ценности. Что можно сказать о современном нам времени, когда мир некоторые пороки, строги осужденные в Священном Писании, навязывает обществу как норму? В Каноническом кодексе имеется 9-е правило Неокесарийского Собора, где законодатель замечает, что некоторые грехи, «как многие сказуют, разрешает и рукоположение». Но по замечанию великих толкователей священных канонов Феодора Вальсамона, Патриарха Антиохийского, диакона Алексия Аристина и монаха Иоанна Зонары[610], эти слова не относятся к тяжким грехам — таким, как убийство или прелюбодеяние, которые нарушают Божественные законы мироустройства.
Ю. И. Рубан (СПбГУ). Епитрахиль: «брада Аарона» или «узы Игемона»? (Епитрахиль как элемент облачения священнослужителя)
Хорошо известно, что важнейшим элементом облачения православного священника, без которого он не может совершить ни одно богослужение, является епитрахиль (έπιτραχίλιον, — «нашейник», «навыйник»[611], традиционно соответствующая католической Stola Sacerdotalis[612]. «Епитрахиль есть священническая одежда, простирающаяся от шеи до земли. Она составляется из дьяконского ораря, сложенного вдвое (края которого соединялись пуговицами, как видно на древних епитрахилях), и возлагается священнику спереди на оба плеча, как подъяремному евангельского служения»[613].
Действительно, греческий и древнерусский[614] чин хиротонии во пресвитера трактует епитрахиль не новой священнической богослужебной одеждой, «но прежним дьяконским орарем, носимым лишь на шее, со спущенными наперед обоими концами по плечам»[615]. При посвящении «переносит архиерей заднюю часть ораря его наперед по правому плечу, говоря: «Достоин!»[616]. Об этом свидетельствует уже заголовок соответствующего параграфа из комментария блж. Симеона, архиепископа Солунского († 1429), авторитетнейшего литургиста, обобщившего в своих работах византийскую литургическую традицию (накануне гибели самой империи): «Для чего пресвитер приемлет на выю свою орарь, т. е. епитрахиль?»
(а) Епитрахиль — символ благодатных даров
Традиционно воспринимаясь символом сообщенной иерею благодати (его «внеличностной святости»), епитрахиль зримо удостоверяет его право священнодействовать и потому становится единственным обязательным предметом богослужебного облачения. Резюмированное блж. Симеоном Солунским, это понимание епитрахили как изливающейся свыше освящающей благодати[617], закреплено в особой молитве «Чина священныя Литургии» славянского Служебника. Каждый раз священник, возлагая на себя епитрахиль, молится, вспоминая появление на земле истинного священства «по чину Аарона»: «Благословен Бог, изливаяй благодать Свою на священники Своя, яко миро на главе, сходящее на браду, браду Аароню, сходящее на ометы одежди его»[618]. Ту же молитву, являющуюся парафразом слов библейского псалма[619], читает и его греческий собрат по своему «Евхологию»[620].
Слова молитвы почти зримо являют таинственную картину излияния благодати с головы священника на его бороду, своеобразным продолжением которой и становится епитрахиль! В данной ветхозаветной реалии находит объяснение особое пристрастие восточного христианства к бороде, придание ей сакрального характера[621].
Понятна и историческая символика этих слов: Аарон, глава Ветхозаветной Церкви, священник κατ’ έξοχήν для иудеев и христиан, был посвящен в первосвященническое достоинство посредством излияния на его главу елея , являющегося символом благодатных даров Святого Духа, даже тогда, когда при богослужении он реально не употребляется (как в случае священнической хиротонии). Закономерно, что Герман, патриарх Константинопольский, считает непосредственным прототипом епитрахили верхнюю ризу (ίμάτιον, гиматий) облаченного для священнодействия Аарона[622].
Такое понимание епитрахили содержится в той редакции толкований храма, которую Н. Красносельцев называет «ветхозаветной». Она составлена «применительно к понятию о ветхозаветном храме и культе как прообразу храма и культа новозаветного, христианского»[623]. Именно это «ветхозаветное» восприятие символики епитрахили в наших авторитетных литургических комментариях является практически единственным и как бы изначально данным[624]. Но это не так. В византийских литургических комментариях мы находим еще по крайней мере два толкования символики епитрахили. Одно из них генетически соотносится с рассмотренным нами общепринятым.
(б) Епитрахиль — символ «сугубых» прав и обязанностей священника
Изъясняя смысл молитв и ритуалов при хиротонии во пресвитера, блж. Симеон Солунский пишет: «Рукополагаемый, приклонив оба колена в знак покорности и преданности, посвящается на высшую степень: ибо, получив прежде благодать диаконства и быв служителем, теперь он поставляется во священника и совершителя священнодействий <…>. Иерарх же, возложив руку, <…> призывает божественную благодать и из диакона производит поставляемого во пресвитера. <…> Потом архиерей переносит орарь с левого плеча священника на правое, заднюю часть передвигая наперед и таким образом поставляя рукополагаемого как бы под ярмо. Ибо и из этого символа он должен разуметь, какую получил благодать, то есть, что прежде на нем лежала обязанность совершать одно только дело — служения при таинствах, теперь же он призывается к совершению таинств и ко священству во всей полноте его. Таким образом возлагается на него большее иго, и он обязывается служить и пещись о всем деле священства» [625] . Здесь епитрахиль символизирует «сугубые» права и обязанности священника по сравнению с дьяконом, зримое подтверждение чему — сам ее вид (двойной орарь), и возлагаемую на него «сугубую» ответственность — «благое иго священства Христова»[626].
Резюмирует все эти взаимозависимые по смыслу толкования епитрахили другой авторитетный византийский богослов и литургист св. Николай Кавасила († ок. 1398): «Епитрахиль символизирует изливающуюся благодать священства, которая почивает на шее принявшего ярмо Христово; [епитрахиль] спускается по груди до ног, умягчая сердце и освящая все тело» .
(в) Епитрахиль — «узы игемона»
Теперь — самое интересное и для многих, вероятно, неожиданное. Оказывается, одновременно на греческом Востоке существовало и совершенно иное понимание епитрахили. Его классическая формулировка читается в трактате, надписанном именем святого патриарха Германа Константинопольского († ок. 733): «Перитрахиль (то же, что епитрахиль) знаменует вервие, которым Христос был связан от архиерея и влеком за выю, когда шел на Свои страдания. Правая половина епитрахили знаменует трость, которую издевавшиеся над Христом дали Ему в правую руку, а левою стороною ее означается ношение креста на раменах Его»[627].
Сокращенные варианты такого же истолкования символики епитрахили содержатся у Константинопольского патриарха Иоанна Постника († 595) [628], в компилятивном литургическом комментарии с именем Кирилла Иерусалимского[629], а также в довольно распространенной статье под заглавием «Святаго Василия толк священническаго чина», которая читается в целом ряде русских литургических кодексов. Возможно, именно она оказала решающее влияние на формирование рассматриваемой здесь «русской» молитвы епитрахили[630]. Так, в одном из рукописных Служебников Соловецкого собрания кон. XV — нач. XVI в. читаем: «Патрахиль есть им же веден бысть ко распятию; поверст за выю и влекийся на муку свою грядый. Не уже бо но плат возложиша на выю Его, совокупиша оба конца, тако и ведоша» (РНБ. Сол. 1026/1135. Л. 231 )[631].
Но
