беспредельности пространства, где нет уже препятствий летящему телу, где оно, это тело, может сохранять приобретенную им скорость и нестись или летать в свободе. Но все же это есть только начало и не больше. Там, дальше, в этих просторах душа может вдруг ощутить себя совсем иным порядком и, пребывая внутри себя, снова постепенно постигает свою недостаточность и потерянность…
Все явления, с которыми имеет дело наука, относительные, а потому и познание их возможно не иначе как лишь относительное, никак не абсолютное. Бог единственный есть Абсолютный. Не потому ли, как только встречают люди познание о Нем лишь относительное, его считают недостаточным, то есть неубедительным? Вера в Бога Абсолютного должна носить характер безусловный, совершенный. Как только мы узреваем в ней места уязвимые логически, не до конца познанные опытно, так мы ощущаем себя НЕверующими и кричим: «Верую, Господи, помоги моему неверию!..» (Мк. 9:24). И все же даже в той степени, в которой мы познали Бога, вера наша и познание являются достаточными для утверждения ее.
Невозможно достигнуть той духовной победы, о которой мы говорим и к которой стремимся, если жизнь наша не будет соответствовать как-то слову того Божественного учения, которое мы дерзаем проповедовать пред всем миром.
Несомненно положение, что спасению подлежит именно тот мир, который нас действительно окружает, в котором мы живем по предведению и предопределению Промысла Бога о нас. В нашу эпоху человечество устремлено к внешнему познанию с такой силой, как никогда раньше.
Соблазн достигнуть господства над миром через внешнее, то есть научное, познание тайн природы в связи с новейшими достижениями никогда еще не был так силен и так распространен. Весь строй современной жизни, весь порядок воспитания и обучения подрастающих поколений таковы, что ум человека непрестанно вырывается вовне и после многих лет такого действия становится почти совершенно неспособным созерцать свой внутренний мир, живой образ Живого Бога. И мы, служители Божественного слова, не всегда свободны от этого соблазна. И нам постоянно приходится проверять себя, не вышли ли мы недолжным образом вовне, то есть не пришли ли мы в то же самое состояние, в котором находится мир, и тем самым потеряли способность служить ему в плане духовном. Как бы ни было сильно в нас сознание нашей немощи, нищеты и убожества, мы ни в каком случае не можем отречься от порученного нам «дела», то есть спасения мира.
Мы не сможем, однако, научить мир созерцанию Божественных тайн и славы, если сами лишены этого созерцания. Мы не можем нести в мир истинную свободу, если и сами мы являемся рабами страстей и тления. Мы не сможем проповедовать милость, если и сами не познали, что есть сия милость, принесенная нам Христом. Словом, никто не может нести в мир то, чего сам не имеет; сообщить другим познание, которого сам лишен; обогатить других дарами, когда сам нищ; просвещать иных, когда сам во тьме.
Мы не сможем созидать Церковь Христову на Земле, если не дано нам видение Церкви в плане Божественном и одновременно — земном, то есть в ее полноте, во всех планах ее бытия, вечного и временного.
И если поставить вопрос: «А кто может сказать, что он познал, чтобы дерзновенно идти на проповедь и служение истины?» и, с другой стороны, если мы допустим мысль, что в какие-то моменты истории на Земле не обретается ни единого живого человека, действительно познавшего Бога Истинного, то как сможет восстановиться в мире это познание? Не будет ли оно тем самым потеряно вовсе? Ведь Откровение, данное миру во Христе и Духом Святым сообщенное, пребывает в живых людях и ими проносится и через живое предание сообщается грядущим на смену поколениям.
Откровение персонального Бога — АЗ ЕСМЬ — исключает познание Его в форме объективирующего научного знания. Мы знаем Бога только при условии, что мы «живем» в Нем, и Он живет в нас. Знание Бога через пребывание в Нем носит исключительно конкретный характер: мы чувствуем Его внутри нас, мы ощутимо помним Его. Хочу сказать, что все существо занято Им без того, что я говорю, или пишу о нем, или рассуждаю и беседую с братом. Знаю, что живу «я», персона; что вне сего ни мой мозг, ни мое тело не могут знать Бога. Это «я», который предстою Всевышнему, молясь лицом к Лицу, персона к Персоне; дух к Духу. Все, однако, сосредоточено в невидимом, в неизменяемом центре внутреннего общения, полного энергии не от мира сего, то есть трансцендирующей космические энергии, действующей вне времени и пространства и, однако, отражающейся на всем моем составе, включая и тело. Речь идет о Живом Боге, сообщающем мне Свою жизнь во всех планах моего бытия. Можно говорить не столько о проникновении Божественной силы в материальный аспект моего данного существования, сколько об одухотворении сего, материального. Особенно ярко сказывается это при переходе молитвы в состояние созерцания Света, когда весь человек становится также светом, теряет свое физическое самоощущение.
Реален видимый мир, но он подлежит преображению, так как в своем данном состоянии он носит в себе глубокую рану прародительского падения. Библейское повествование о сем трагическом событии похоже на миф; я так воспринимал это, доколе не увидел, что и я сам пострадал нечто весьма аналогичное: после «рая» моего детства, когда я бывал доступен для явлений Света, я прельстился тем же самым предложением: «Будешь, как бог» (ср.: Быт. 3:5). Скоро последовали печальные результаты: мне явился ночью свет, но иной природы. К счастью, душа моя не привлеклась к нему, этому свету, но самую идею о сверхперсональном Абсолюте я носил в себе с настойчивостью безумной юности. Любовь, заповеданная воплощенным Логосом Отца, отошла от меня. Естественно, ибо я сам почитал ее чем-то низшим по сравнению с идеей Абсолютного Бытия. Могу сказать, что когда Господь настиг меня в моем падении, то долгое время я в молитве моей ощущал себя «нагим» пред Богом (ср.: Быт. 3:10–11), обнаженным от благодати, которую в детстве моем я наивным образом, но знал.
Так я живу уже более полвека; казавшийся мне символ Библии не имеющим отношения ко мне стал моей действительностью. И когда я заповедью евангельской был приведен к осознанию ее (заповеди) сверхкосмического, надмирного происхождения, тогда я усмотрел в падении Адама событие подлинно всекосмическое: «Ибо знаем, что вся тварь совокупно стенает и мучится доныне; и не только (тварь), но и мы сами, имея начаток Духа, и мы в себе стенаем, ожидая усыновления, искупления тела нашего» (Рим. 8:22–23). И моя маленькая жизнь через Христа становилась великою. Быть христианином значит носить в себе все человечество во времени, в веках, истекших и грядущих, и в пространстве — моих современников. Господь родился среди народа, первым восприявшего откровение: AЗ ЕСМЬ, но создал Церковь Свою, не знающею никаких границ, объемлющей весь мир, пребывающею в Царстве Отца безначального. В Нем всякий человек, независимо от эпохи, расы, социального происхождения, призван в своем сознании разорвать все ограничения, уподобиться Ему по всему: в своих проявлениях в этом теле, в усвоении через Него богосыновства.
AЗ ЕСМЬ. Образ сего дивного Бытия, его истинное содержание оставалось веками открытым лишь отчасти. Ни Моисей, ни другие пророки, наследники Синайского Откровения, при всей горячности их веры, не восприняли всей глубины излитого на них благословения. Бога они жили преимущественно через призму исторических событий. Когда же духом обращались к Его Бытию в Самом Себе, то созерцали Его во мраке непостижимости: «И стоял народ вдали, а Моисей вступил во МРАК, где Бог» (Исх. 20:21).
Для сынов нового завета, явленного во свете Фаворского озарения, видны при чтении книг Ветхого Завета попытки Бога дать древним понять, что сей AЗ ЕСМЬ есть единый и вместе тройственный. Иногда Он говорит о Себе МЫ: «И сказал Бог: сотворим человека по образу Нашему и по подобию Нашему» (Быт. 1:26). Еще замечательнее происходившее с Авраамом: ему явились ТРИ мужа, но он говорил с ними в единственном числе (см.: Быт. 18:2 и далее).
Каждой отдельной личности может быть дан опыт ее свободы, и в силу сего сознание НЕКОТОРОЙ своей абсолютности. Вместе с тем мы познаем недостаточность одной персоны, замкнутой в самой себе. Возможность лучшего познания самих себя обретается через встречу с другим лицом или лицами. Парадоксально наше бытие. Мы убеждаемся, с одной стороны, в том, что в нас личное начало есть отражение Божественной абсолютности, с другой — явная недостаточность одного лица. Не есть ли и сие показатель, что человек как персона создается по образу Триипостасного Божественного бытия? Причем триипостасность через разрыв противостояния двух в существе своем становится равною беспредельности.
[Люди, из-за тленности] земного существования, а отсюда и вообще всякого существования, испытывают влечение к таинственному, великому покою НЕ БЫТИЯ.
Движение обратного порядка свойственно христианам, стремящимся следованием Христу преодолеть свою земную тленность, достигнуть вечную жизнь. «Мы не хотим совлечься, но облечься, чтобы смертное поглощено было жизнью» (2 Кор. 5:4).
Мы не предполагаем в этой книге увлечься далее в этом направлении. Заметим только, что в перспективе отвлеченного, интеллектуального мышления понятие Абсолютного Бытия не согласуется с понятием «Персонального» Бога. И самому мне нужно было, чтобы прошли годы напряженнейшей внутренней аскезы, прежде чем установилось в уме и сердце моем христианское видение, которое и стало твердым основанием всего моего бытия.
На минуту возвратимся к трагическому жесту Христа, творящего свободного человека.
В основании нашего христианского мировидения лежит Откровение свыше: «В начале бе Слово… и Бог бе Слово… Вся Тем быша, и без Него ничтоже бысть, еже бысть… В Нем жизнь» (Ин. 1:3, 4). Для современной науки свойственно полагать: «В начале был атом водорода, и из него эволюционным путем в течение миллиардов лет возникло все, что существует». В основе науки лежит «объективация космоса» и «объективное познание». Она приложима только там, где бытие детерминировано. И неизвестно, и непонятно — на каком научном или даже философском основании ученые отвергают самую возможность иного измерения Бытия: недетерминированного? Подлинное Перво-Бытие науке никак недоступно. Это идет далеко за ее пределы. Наука ничего не может нам сказать не только о подлинном Носителе Жизни, но даже и проблема смысла нашего существования вне ее компетенции возможностей.
Был случай, я беседовал с одним крупным бизнесменом; не помню теперь точно, каким образом беседа наша привела к тому, что я начал говорить о великом богатстве космического бытия в его различных измерениях. Прервал он беседу, когда я говорил о том, что нет такого отрывка времени или такого места, которые были бы вне Божественной вечности.
