Толкование на Евангелие от Иоанна. Том I. Кирилл Александрийский.
Господь даст глагол благовествующим силою многою (Пс. 67, 12), — прекрасно возглашает Псалмопевец, — и приступать к сему, думаю, подобает не всем вообще, но только просвещенным благодатию свыше, так как всяка премудрость от Господа, как написано (Сир. 1, 1), и всяко даяние благо, и всяк дар совершен свыше есть сходяй от Отца светов (Иак. 1, 17; ср. Лк. 21, 15; 1 Кор. 1, 30; Иов. 12, 13; Притч. 2, 6 и др.). И действительно, рассуждение о Высочайшей всех Сущности и Ее тайнах оказывается делом опасным и для многих не безвредным, молчание же о сем свободно от опасностей. Но нас, хотя и думающих, что надлежало бы, конечно, хранить молчание, выводит из него Сущий над всем Бог, говоря одному из святых (это был Павел): глаголи, и да не умолкнеши (Деян. 18, 9). Такую же заповедь имеет и закон (Моисеев), как бы в чувственном образе указывающий на предметы духовные. Призванным к божественному священству он повелевает трубными звуками объявлять народу о том, что он должен был узнать. Бог, думаю, желавший дать совершеннейший закон, не считал должным, чтобы вожди народов, положив руку на уста, по написанному (ср. Суд. 18, 19 и Иов. 39, 34), из опасения не показаться дерзко берущимися за предметы, превышающие ум человеческий, отказывались от рассуждения, столь необходимого для научаемых благочестию и богопознанию, и избирали молчание, вредное для приступающих к науке. Но при этом и устрашает нас Христов ученик, говоря: не мнози учителие бывайте (Иак. 3, 1). Также и премудрый Екклесиаст, указывая на опасность учения таковым предметам, говорит: разсецаяй дрова беду приимет в них, аще спадет сечиво, и сам лицем смятется, и силы укрепит (Еккл. 10, 9). Сечиву (топору) уподобляет остроту ума, как могущего проникать и доходить до внутреннейшего, хотя бы ему и препятствовала грубость и дебелость материи, — а деревами также образно называет созерцания Богодухновенного Писания, устрояющие из книг, в коих содержатся как бы некий духовный сад и порождающие, кроме того, и плодоношение Святого Духа. Кто эти духовные дерева, то есть божественные и таинственные созерцания Богодухновенного Писания, пытается раскрыть посредством исследования и сильнейшего напряжения ума и остроты, тот беду приимет (может подвергнуться опасности), в особенности тогда, когда, говорит, спадет сечиво (топор), то есть когда ум не будет правильно понимать истинный смысл Писания и, как бы оставив прямую дорогу, устремится по некоему другому пути созерцания, удаленному от истины. Подвергшийся сему в смятение приведет лице своей души, то есть сердце, и укрепит в себе злые и противные силы, кои горькими и извращенными рассуждениями прельщают ум заблуждающихся, не дозволяя ему взирать на красоту истины, извращая его различным образом и склоняя к увлечению непристойными мыслями, ибо никто же речет анафема Иисусу, разве только веельзевулом (1 Кор. 12, 3). Но да не подумает кто, заблуждаясь, что здесь дается изъяснение этих слов ложное или какое-либо обманное. Деревами, как мы уже сказали, Священное Писание обыкновенно называет созерцания, содержащиеся в богодухновенных Писаниях. Так и чрез премудрого Моисея Бог всяческих говорит нечто подобное же к тогдашним людям: аще же обсядеши окрест [1] града [2] дни многи воевати его в приятие его, [3] да не истребиши садовия его — возложити [4] нань железо, но от него да яси, [5] самого же не посечеши. Еда человек [6] древо еже в дубраве [7] — внити [8] от лица твоего в забрала? Но древо, еже веси, яко неястся плод его, [9] сие потребиши и посечеши (Втор. 20, 19–20). Хотя всякому, предполагаю, и очевидно, что Бог всяческих не удостоил бы положить нам такой закон, если бы сказанное разумелось о деревьях, вырастающих из земли, однако же и из другой заповеди, думаю, можно доказать, что Бог отнюдь не щадил их (деревья) и не придавал им никакого значения. Ибо что повелевает Он касательно лжеименных богов? Требища их, — говорит, — разсыплете, и столпы их сокрушите, и дубравы их посечете (Втор. 7, 5). Вблизи же Своего жертвенника Он совсем не дозволяет возращать дерева, ибо ясно возвещает: да не насадиши себе [10] дубравы близ олтаря Господа Бога твоего (Втор. 16, 21). И если к этому нужно еще присоединить что-либо, то скажу подобно премудрейшему Павлу: еда о деревах радит Бог? или нас ради всяко глаголет? (1 Кор. 9, 9–10), посредством чувственных образов руководя к созерцанию предметов духовных. Посему скажем уже, что под городами можно разуметь сочинения нечестивых еретиков, не без украшений некиих укрепленные мудростью мира и хитросплетенными обманами мыслей. Но приступает для осаждения их и некоторым образом облагает кругом, восприяв щит веры и меч духовный, иже есть глагол Божий (Еф. 6, 16–17), всякий, кто сражается за священные догматы Церкви и со всею силою выступает против их лжеучений, стараясь, как говорит Павел, помышления низложить и всяко возношение, взимающееся на разум Божий, и пленяюще всяк разум в послушание Христово (2 Кор. 10, 4–5). Итак, когда, говорит, такой воин Христов окружает ненавистные сочинения еретиков как бы некую иноплеменную землю и встречается с деревами садовыми, то есть если найдет слова из богодухновенного Писания, очевидно, или изречения пророков, привлеченные для цели их, или свидетельства из Нового Завета, то да не наводит на них (места Священного Писания) остроту своего ума, как бы некую секиру, для уничтожения и отсечения их. Ведь слово Божие отнюдь, конечно, не должно быть отвергаемо только потому, что оно употребляется не умеющими правильно толковать его. Но поелику оно плодоносно, то скорее послужит тебе в помощь и пищу. И действительно, обращая в правое доказательство веры то, чем они иногда пользуются неразумно, мы не только не окажемся немощными, но соделаемся, напротив, сильными в основаниях против ереси. Приводит тотчас же и основание, некоторым образом убеждающее слушателей в том, что стремления защиты должны направляться не к разрушению Божественных словес, а наоборот — к уничтожению того, что неправильно говорится противниками: еда, говорит, человек (есть) древо еже в дубраве — внити от лица твоего в забрала? Неужели, говорит, ты можешь подумать когда-либо, что взятое из Священных Писаний изречение, подобно какому-либо из ересиархов, может само по себе выступать на борьбу с тобою, а не наоборот — насильственно привлекается к этому безумием тех (ересиархов)? Итак, не вырубай, говорит, но да будет тебе и пищею, древо же, еже веси, яко не ястся плод его, потребиши и посечеши; ибо для желающих мыслить, право, несъедобен плод сочинений их. Против них-то и да устремляется всякая секира, там да проявляется сила духовных древосеков, на них да блистает топор крепкий в защите (истины). А негодность и бесполезность болтовни иномыслящих превосходно изъяснил нам и пророк Осия в словах: рукоять не имущая силы еже сотворити муку, аще же и сотворит, то чуждии поядят ю (Ос. 8, 7), ибо старающиеся отчуждить себя от любви к Богу будут поедать пустое и бессильное учение своего невежества.
Но теперь следует, думаю, возвратиться к тому, что мы говорили вначале. Весьма трудно изъяснение Божественных тайн и, быть может, лучше молчание. Но так как, трудолюбивейший брат, многие основания побуждают нас посвятить сочинение свое, как бы некий плод уст и духовную жертву, то и не умедлю сделать это, возложив надежду на Бога, умудряющего слепцов и требующего от нас не того, что выше наших сил, но приемлющего как жертву и приношения от бедных. Так, желающему принести дар во всесожжение Господу, как читается в начале книги Левит, Законодатель повелел жертвовать тельцов. Но определив этим меру прообразовательного ветхозаветного благочестия, Он потом уменьшает ее, говоря, что тем, кои не имели бы достатка для такого дара, должно приносить в жертву мелкий скот. [11] Но знал Он, конечно, и то, что ужасная и безвыходная бедность может заставить кого-либо быть не в состоянии и на такую жертву, почему и говорит: и принесет от горлиц, или от голубов дар свой (Лев. 1, 14). Но и еще более бедного, чем эти, и приходящего с еще менее ценными жертвами Он удостаивает приятия, ибо говорит: мука пшенична будет дар его (Лев. 2, 1), назначая таким образом дар, легко доступный, могу думать, всякому и не очень обременяющий даже и крайнюю бедность. Законодатель знал, что лучше, конечно, и превосходнее приносить хотя бы и немного плодов, чем совсем не приносить и, из стыда не показаться (в этом) ниже других, доходить до мысли о ненужности почитать (жертвами) Владыку всяческих.
Вполне убежденный всеми этими основаниями и удалив из моей души боязливость, покровительницу молчания, я буду думать, что должно почитать моего Владыку тем, что есть у меня, — и, как бы некую пшеничную муку, смоченную елеем, принесу питательное и приятное читателям рассуждение.
Начнем [12] с писания Иоанна, принимаясь хотя и за весьма великое дело, но не унывая по вере. Бесспорно, надлежит сознаться, что мы скажем и изъясним, конечно, менее того, чем должно. Но великая трудность этого писания (Евангелия Иоанна) и, что вернее, немощь нашего ума должны побуждать меня просить справедливого извинения в этом. Повсюду направляя рассуждение к догматическому исследованию, мы будем, по мере сил, опровергать лже-мнения ересеучителей, не простирая размеры слова на столько, сколько возможно, но удаляя излишнее и стараясь удержаться в должных пределах.
Нижеследующее обозначение глав приведет в ясность, о чем у нас идет более подробное рассуждение, к коим мы присоединили и цифры, чтобы читателям было удобнее находить искомое.
КНИГА ПЕРВАЯ
Главы, содержащиеся в первой книге
I. О том, что вечен и прежде век Единородный, — предметом изъяснения служит изречение: «в начале бе Слово» (Ин. 1, 1).
II. О том, что Сын, будучи и Богом, единосущным Отцу, в собственной существует ипостаси, подобно же и Отец, — предметом служит изречение: «и Слово бе к Богу» (Ин. 1, 1).
III. О том, что Сын есть и Бог по природе, и никоим образом не менее или не подобен Отцу, — предлежит изречение: «и Бог бе Слово» (Ин. 1, 1).
IV. Против дерзающих говорить, что другое есть внутреннее () и природное () в Боге и Отце Слово и другое — называемое в священных Божественных Писаниях Сыном, — такое зломнение принадлежит евномианам, — предлежит для объяснения изречение: «Сей бе в начале к Богу» (Ин. 1, 2).
V. О том, что Сын есть по природе Творец вместе с Отцем как существующий из сущности Его, а не как слуга, приемлемый (для сего), — предложением служит
