не позволяет Себе говорить что-либо такое, что не от Него. Такой, полагаю, смысл надо давать приведенным словам.
Но свирепый зверь, разумею христоборного арианина, быть может, и тут набросится на нас и выступит с такою речью: «Зачем же ты, любезнейший, стараешься перетолковывать изречение в благоприятном и угодном тебе только одному смысле, не стыдясь похитить у него его истинное значение? Ведь Сын ясно утверждает, что Он ничего не делает от Себя, но что узнает от Бога и Отца, это и говорит; таким образом, Отца Своего признает высшим, чем Он Сам (Сын)».
Так что же, любезнейший? Пусть-ка и он в свою очередь услышит: ведь Сын получает от Отца силу и премудрость конечно для того, чтобы быть в состоянии делать и говорить что-либо безукоризненно? Но каким же образом будет Богом по природе Тот, Кто получает от другого и силу и мудрость, как это имеет и природа тварей? Ведь у получивших бытие из небытия все, что бы ни имелось, без сомнения, есть богоданное. Но не так в Сыне. Божественное Писание знает и проповедует Его Богом истинным. А сущему по природе Богу, полагаю, должны принадлежать все без исключения совершенства. Если же оказывается недостаток в каком бы то ни было совершенстве, каким образом может быть Богом? Как нетление и бессмертие должно принадлежать Ему, без сомнения, природно, а не отвне и не как данное, так и всесовершенство и отсутствие недостатка во всех благах. Если же, по твоему нечестивому и безрассудному рассуждению, Сын оказывается несовершенным в могуществе совершать богоприличные действия и говорить подобающие Богу слова, а между тем Он есть сила и премудрость Отца, по учению Божественного Писания, то обвинение это (в несовершенстве) скорее должно относиться к Отцу, чем к Нему, ибо с принятием этого необходимо утверждать, что уже и Бог Отец несовершен по силе и не всецело премудр. Видишь, куда опять ведет дерзость твоего невежества.
Но я удивляюсь и тому, что от твоего внимания ускользнуло и такое еще соображение. Каким, скажи мне, образом опять Бог и Отец может сообщать могущество Своей собственной силе или как Он мог бы соделать премудрость Свою более премудрою? Ведь одно из двух: или необходимо утверждать, что Он всегда восходит к большему и мало-помалу преуспевает в могуществе и приобретении большей силы, чем какая Ему присуща, что глупо и совсем невозможно, или нечестиво предполагать, что Он укрепляется от другого. Но в таком случае Сын разве мог бы называться и Господом сил, или как мог бы представляться премудростию и силою тот, кто подобно нам укрепляется и умудряется от другого? Прочь от такого богохульства и нелепых рассуждений. Или ясно признайте, что Сын есть творение, дабы иметь против себя все Богодухновенное Писание, или, если веруете, что Он есть Бог по природе, согласитесь, что у Него есть в совершенстве все свойства Божества. А особенность такого природного свойства состоит в том, чтобы ни в каком отношении не быть бессильным и иметь какой-либо недостаток пред Верховною Премудростию, а, напротив, по самой природе быть Премудростию и Силою. Но в Премудрости нет ничего, что бы приобреталось чрез научение, а равно и в первой и истинной Силе могущество нельзя представлять приобретенным.
Но для раскрытия самой природы вещей и точнейшего исследования слов Христа к сказанному присоединим еще следующее. Что такое совершил, став человеком, Единородный, что может превышать присущую Ему силу? По всей вероятности, некоторые скажут, что Ему как получившему от Бога и Отца силу совершать (чудеса) тогда именно надлежало сказать, что от Себя Самого не творю ничего, когда изгонял беса, исцелял расслабленного от болезней, освобождал прокаженного от страдания, слепым давал прозрение, немалочисленное множество людей насыщал пятью хлебами, укрощал словом бушующее море, Лазаря воскрешал из мертвых. Но можем ли мы в этих чудесах видеть проявление превышающей присущую Ему силы? В таком случае как, скажи мне, Он утвердил столь великое небо, простерши как шатер для обитания, как основал землю, как сделался творцом солнца, луны и звезд на тверди? Как создал Ангелов, Архангелов, Престолы, Господства и, кроме того, еще Серафимов? В столь великих и сверхъестественных делах не имев нужды ни в силе, ни в премудрости другого, каким образом Он мог оказаться немощным в столь малых делах? Или как мог бы возыметь нужду в учителе тому, что надо говорить к иудеям, Тот, Кто и чрез святых пророков славословится как Премудрость? Вот слышу одного из них, говорящего: «Господь, сотворивший землю в крепости Своей, утвердивший вселенную премудростию Своею, и в разуме Своем распростер небо» (Иер. 10, 12). Согласно этому и божественный Даниил говорит: «Да будет имя Господне благословенно во веки, потому что премудрость, и разум, и сила Его есть» (Дан. 2, 20). Если же, по слову пророка, Его есть и сила и премудрость, то кто же, наконец, может выносить пустословие инославных, утверждающих, что от другого подается сила и премудрость Тому, Кого признают Премудростию и Силою Отца?
Но если бы, говорят, мы признавали кого-либо другого доставляющим Сыну восполнение в недостатке силы или учащим Его, то вы имели бы основание нападать на наши слова, желая защитить Его как оскорбляемого; поскольку же мы утверждаем, что дает это Отец, какой же окажется у вас предлог печалиться об этом?
Итак, если вы думаете, что никакого вреда не причиняете Сыну в отношении к Его природному подобию с Родителем, хотя бы и говорилось, что Он что-либо получает от Него (Отца), то вспомни, любезнейший, недавние слова и убедись чрез это не соблазняться, но давай Ему равенство во всем с Его собственным Родителем и ни в каком отношении не умаляй Его. Если же это отвлекает тебя от правильного взгляда и заставляет думать о Нем неподобающее, то зачем делаешь тщетные усилия обмануть нас пустыми словами? Ведь совершенно никакого различия нет в том, если утверждается, что Сам Бог и Отец или другой кто помимо Его дает Сыну. Раз будет доказано, что Он получил что-либо, какую пользу Он найдет в том, если лицо дающего окажется очень славным? Какое различие, скажи мне, для отстраняющегося от биения в том, что удары будут наноситься деревянным и позолоченным жезлом? Важен тут не образ страдания, а отсутствие страдания. Поэтому как скоро Сын оказывается нуждающимся в силе и премудрости, если явится получившим что-либо от Него (Отца), и уже вполне подлежит этому обвинению, то разве не вполне наивно ты пытаешься оглушить нас, слушателей, словами и ложными ухищрениями скрыть обвинение чрез указание на то, что никто другой, но только Отец является подателем? Удивляюсь, как, считая себя мудрецами и по внешности столь опытные в тонких рассуждениях, вы не заметили того, что, умаляя образ Бога и Отца, то есть Сына, не столько Его оказываетесь обвинителями, сколько Того, Кого Он есть образ, необходимо долженствующего быть таким, как проявится в Сыне.
Но, говорят, принудит тебя глас Сына даже и против воли согласиться с тем, что высказать Он не почел недостойным, ибо Сам Он исповедал, что ничего не творит от Себя, но и говорит только то, чему научится от Бога и Отца.
Но, любезнейший, пусть кажутся тебе неправильными прекрасные слова, как скоро ты отверг свет истины, мы же опять пойдем своим путем и будем мыслить о Единородном обычное и общепринятое, с подобающим нам благочестием обращаясь к толкуемому изречению. Ведь если бы Единородный сказал: «Ничего от Себя не творю, но, получая силу от Бога и Отца, совершаю чудные и достойные удивления дела», то и подобная этой речь нисколько не явила бы Его подлежащим за это какому-либо обвинению (в бессилии), хотя противник наш казался бы нам (в таком случае) несколько более благоприличным (с своим возражением). Но так как Он просто и безусловно, ничего не прибавив, говорит, что «ничего от Себя не творю», то мы, без всякого сомнения, не можем утверждать, что Он обвиняет Свою природу как бессильную в каком-либо отношении, но указывает на нечто другое, истинное и безукоризненное. Применим к человеку значение Его слов, чтобы увидеть, что говорит Он. Пусть станут какие-либо два человека, получившие, конечно, одну и ту же природу, имеющие равную друг с другом силу и единомысленные. Затем пусть один из них скажет: «От себя ничего не творю я». Укажет ли он этим на то, что он бессилен и совсем не в состоянии ничего делать сам по себе, или же на то, что он имеет другого, с ним сопряженного, во всем согласным и единомысленным с собою? Так со мною разумей и о Сыне, но только в гораздо высшей степени. Поскольку иудеи безрассудно нападали на Него за совершение чудесных дел, всячески обвиняли Его в нарушении субботы и приписывали Ему противозаконные деяния, то Он и стал наконец указывать на согласие во всем и единомыслие с Собою Бога и Отца, искусно постыжая необузданную ярость неверовавших. Со всею справедливостью надлежало наконец подействовать устрашением на склонных обвинять Его посредством указания на то, что Он все совершает по воле Отца и собственное Его желание согласно с хотением Отца. И это совершение Сыном всего по воле Отца не меньшим и не подчиненным должно являть Его, но (действующим) от Себя и (сущим) в Себе и единосущным (Отцу). Так как Он есть Премудрость Отца и живая Воля, то Он и исповедует, что делает не другое что, как то, что изволит Отец, Которого Он и есть Премудрость и Воля, подобно как и наш разум ничего не делает сам от себя, но совершает все только угодное нам. Впрочем, это только малое сравнение с тем, имеющее только неясный образ истины. И как наш разум не считается чем-то другим, отличным от нас, таким же точно образом, думаю, и Премудрость Бога и Отца, то есть Сын, не есть что-либо другое, отдельное от Него, говорю это по отношению к тожеству существа (Их) и совершенному подобию природы, ибо Отец есть Отец и Сын есть Сын — собственно-ипостасно (Каждый в Своей ипостаси).
А как Он присоединяет к этому еще: Как научил Меня Отец, сие говорю, то никто отнюдь да не думает, что Сын представляется нуждающимся в чем-либо, ибо большая в таком случае будет неточность в рассуждениях. Но смысл этих слов можно выразить так. Иудеи, будучи не в состоянии понимать никакого добра, не только соблазнялись тем, что Он совершал чудесно, но и подвергались очевидным для каждого образом такому же состоянию, когда Он высказывал
