то, чему не было соответствия в часе? Но Он оказывается нисколько не позаботившимся об этом, а дал им как бы преждевременную благодать. Таким образом, сила часа не была препятствием, и время еще не настало тогда для объявления Его посредством чудес — вот что говорит Христос.
Итак, мы свободны от этого вашего мнения, и под часом должно разуметься само время, подобающее для каждого предмета. А что мы находимся вне зависимости от необходимости часов, этот предмет, полагаю, не требует дальнейших доказательств. Мы уже достаточно рассмотрели это.
Впрочем, в настоящем случае поспешим указать на то, что часом в Священном Писании называется подобающее каждому предмету время. Так, досточудный Павел указывает значение того, что мы называем часом, в воззвании: «И (так) это зная время, что (настал) час вам от сна восстать; ночь прошла, а день приблизился» (Рим. 13, 11–12). Видишь, что сначала поставил время, а потом присоединил час, обозначая этим одно и то же, а не другое что-либо, ибо уже было тогда время, чтобы погруженные в грехи и пробудились, и открыли глаза к полезному, и восстали к боголюбезному бодрствованию.
От народа же мнози вероваша в Него и глаголаху: Христос, егда приидет, еда больша знамения сотворит, яже Сей сотвори [555] (7, 31)
Достопримечательно искусство, с каким ведется здесь рассуждение, и как стройно продолжает Евангелист после того речь. Сказав сначала, что иудеи искали Его схватить и своими несмысленно расставленными сетями заключить в столь жестокую и несвоевременно задуманную опасность, показывает народ уверовавшим, дабы известны наконец стали злокозни начальников на Него. Ведь народ так далек был от желания неистовствовать против Него, что уже составляет о Нем (верное) представление на основании чудес и открыто исповедует, что подобает наконец последовать Его учению. Такая речь была, кажется, в устах всего Иудейского народа и простиралась по всей их стране, так что пришествие Христа считалось великим некиим явлением: Он должен и совершать чудеса, превышающие разум, и ввести учение весьма досточуднейшее и превосходящее подзаконные наставления. Так, женщина самарянская, когда приходила к источнику Иаковлеву почерпнуть воды и беседовала со Спасителем, говорит: «Ведаем, что Мессия придет, называемый Христос; когда придет Он, возвестит нам все» (Ин. 4, 25). Это «ведаем» здесь мы должны относить с полною вероятностию не к ней только одной, но, усвояя всему Самарянскому и Иудейскому народу, тем самым найдем здесь подтверждение только что сказанному нами. Видя, что распространяемые о нем (Мессии) блестящие ожидания не превышают того, что уже было теперь, они как бы так говорят друг к другу: в чем, по указанию закона, должен открыться нам Христос? Каким возвестило Его слово святых пророков? Очевидно, чудотворцем и учителем добра. Но мы видим, что тем и другим в превысшей степени отличается Тот, Кто уже пришел. Остаются ли еще большие знамения, какие можно придумать? Что трудное не в состоянии оказался Он совершить? Чего не соделано чудесным и сверхразумным образом? В ком будем искать еще большего? Не видим ли, что Он достигает уже предела всякой чудесности? Что ожидаемое от Христа не является в Нем? Поэтому уже постыден, наконец, отказ от веры в Него, неразумно равнодушие и совсем неестественна медлительность в избрании прекраснейшего. Да исповедуется Он Богом, ибо этого, даже против воли, требует сама природа вещей.
С полным правом и не удаляясь от истины можно бы было приписать иудеям такую речь. Впрочем, надо заметить, что подчиненный народ погиб вследствие упрямства начальников. Руководимый блеском совершаемого, он был уже прекрасно расположен к вере и ожидал только совета относительно Христа со стороны начальников. Но они были способны к такой жестокости, что пытались причинить зло Тому, Кто предвозвещен быть исполнителем великих надежд и уже удостоверен совершенными Им делами.
Слышаша архиереи и фарисеи народ ропщут о Нем сия [556] (7, 32)
Негодует народ на начальников, и вполне справедливо. Он распространял много толков о Спасителе нашем Христе не потому, что Он был дивным и превышавшим ожидания чудотворцем, не потому, что пришел с учением, лучшим подзаконного богослужения, но потому, что еще не был принят архиереями и фарисеями Тот, Кто имел славу, равняющуюся с ожидавшейся от Христа (Мессии), и отнюдь не уступал ни в чем, что народные толки приписывали тому (Мессии) или что предвозвестило о нем слово святых пророков. Таким образом, они справедливо обвинялись в том, что более одержимы завистью, чем действительно заботятся о спасении народа. Такое, далеко распространившееся, обвинение не скрывается от начальников, и народ, как видим, обижался на них, имея основания удивляться Господу и весьма жаждая веровать Ему, не вынося уже иго жестоковластия начальников, но как бы стараясь делать то, что сказано в псалмах: «Расторгнем узы их и сбросим с себя иго их» (Пс. 2, 3). Подвергнув душу народа не игу постановлений закона, но подчинив его собственным выдумкам, уча учениям, заповедям человеческим (Мф. 15, 9), оставив прямой и торный путь, они низвергли в пропасти и рвы тех, которых уже было готово спасение и которые уже сами собою руководились к правильным рассуждениям.
И послаша архиереи и фарисеи [557] слуги, чтобы схватили Его [558] (7, 32)
«Невинного и праведного не убивай» (Исх. 23, 7), — возвещает закон и громко и ясно возглашает: «Не будь (участвуй) с большинством во зле» (Исх. 23, 2), а законоблюстители убивают, присвояющие себе толкование закона Моисеева и обыкновенно укоряющие всех других, если они не держались такого же образа мыслей. Но здесь, нисколько не заботясь о законе и попирая досточтимые заповеди, стараются окружить сетями Того, Кто не совершил никакого греха, потому что, напротив, Сам был Христос, уже имевший удостоверение в этом посредством самих дел.
Ведь безбожным начальникам иудейским, справедливо может сказать каждый, если бы они были сведущи в Слове Божием и знали Божественные законы, без всякого сомнения, более подобало бы обратиться с речью к народу, надлежащими рассуждениями опровергнуть молву о Нем, отстранить от себя подозрение в зависти, заставить думать подобающее, как скоро они полагали, что народ совершенно ошибается, и имели истинные представления о Христе. Ведь им надлежало бы представить доказательства из пророческих свидетельств и посредством всего вообще Священного Писания оправдаться от обвинений народа и сообщить о Христе более истинное учение, если бы они знали что-либо большее о Нем. Но не обретая здесь никакой защиты и устыжаясь Святого Писания как оказывающегося вместе с народом обвиняющим их, они впадают в постыдную дерзость и стараются истребить Христа, так как не могут изобличить Его, что Он ошибается. Несноснее же всего прочего то, что это есть решение не каких-либо обыкновенных людей, но есть дерзость архиереев, имевших одинаковое с фарисеями настроение, хотя им, как стоявшим во главе священства и в этом имевшим преимущество, надлежало бы являться руководителями и наставниками как в добрых мыслях, так и превосходить их в намерениях, угодных Богу. Но как они оказались без хорошего ума и поставили Закон Божий ниже своих помыслов, то и увлеклись безрассудными стремлениями только к своим желаниям. Так голова обратилась в хвост, по написанному (Втор. 28, 44), ибо вождь оказывается позади (народа) и, сочувствуя нечестию фарисеев, делает уже необузданные нападения на Христа. Ведь у людей дурных вражда против добродетельных всегда оказывается беспричинною и дело борьбы тут как бы хромает, не имея помощи в изобретательности каких-либо благовидных причин, но опираясь на один только порок зависти. Не будучи в силах состязаться с великими делами тех, ни посредством мужества получать равномерной с ними славы или достигать всего лучшего посредством лучшего, они впадают в дикие рассуждения и безрассудно вооружаются против славы победителей, стараясь уничтожить то, что вынуждает их подвергаться посрамлению. Дурное всегда изобличается сравнением с хорошим. А между тем, наоборот, им надлежало бы стремиться сравняться с ними равными же средствами и более стараться о том, чтобы думать и делать одинаковое с достойными похвал. И нечто жестокое, как видно, придумали фарисеи. Когда они узнали, что народ ропщет и уже такие ведет разговоры: «Не Сей ли есть, Кого ищут убить? Вот с дерзновением говорит, и ничего Ему не говорят. Неужели узнали начальники, что Он есть Христос?» (Ин. 7, 25–26), то опять, по свойственному им лукавству, желая отклонить от себя такое подозрение, повелевают Его связать и для исполнения этого самого посылают слуг.
Рече же им Иисус: еще мало время с вами есмь, и иду к Пославшему Мя [559] (7, 33)
Будучи Богом по природе, Господь не не ведал опять смертоубийственные злоумышления фарисеев и нечестивое о Себе решение архиереев. Очами Божества Он созерцает уже присутствующими и смешивающимися с толпою тех, которые в качестве слуг были назначены ими, чтобы схватить Его. Поэтому ведет общую речь как бы ко всему вокруг стоящему народу, но и заключающую как бы частный ответ к ним, а вместе и в то же время и научает многому полезному. Грозит мягко, но и обличает их в пренебрежении к тому, чему надлежит радоваться. Но что и в другом отношении их предприятие, если оно и совершится на деле, будет для них бесплодно и каким образом, об этом скажем теперь, разделив речь на отдельные части.
В словах еще малое время с вами Я является как бы так учащим: скажите Мне, говорит, по какой причине, наконец, вы нападаете на Меня как на медлящего (и слишком долго пребывающего) в этом мире? Я, признаюсь в этом, тяжел для вас и вам подобных и не очень приятен для не чтущих добродетель, сокрушая небоголюбивого и поражая иногда обличениями нечестивца; знаю, что вызвал к Себе ненависть; но не простирайте так преждевременно на Меня сети смерти: малое еще с вами буду время, с радостию отойду, когда придет надлежащее время для страдания, и Сам не потерплю быть вместе с злыми, неприятно Мне, говорит, обращение с убийцами, уйду от нечестивцев, как Бог, и буду с Своими все дни века, хотя покажусь отсутствующим плотию. А в изречении пойду к Пославшему Меня указывает опять нечто такое: напрасно, говорит, вы отточили на Меня меч своего нечестия; что сокрушаете своими бессильными намерениями? Остановите стрелу убийства, она не попадает в цель; жизнь не подчинится смерти и тление не возобладает над нетлением; не буду заключен вратами ада, не буду с вами мертвым в гробах, возлечу к Тому, от Кого Я есмь, взойду снова на небеса, являясь пред Ангелами и людьми обвинением вашего нечестия; тогда одни удивятся пред Восходящим, а другие при встрече скажут: «Что это за раны посреди рук Его?» —
