Итак, знаете путь, чрез который вы пойдете, говорит, и сами к горним обителям, указывая уже на это, и ни на что другое, или на то, что есть очень много и благоустроенных покоев у Бога и Отца, и «Я наперед пойду» приготовить вам место свободного пребывания в тех странах. Кроме того, говорит, вы знаете, что не чрез другого кого каждый может получить пребывание там, кроме как чрез Меня и только одного. Поэтому если кто отпадет от любви Христовой или, внимая скверным пустословиям (1 Тим. 6, 20) и нечистотам превратных слов клеветников, поставляет Его неизреченную и уму недоступную природу в ряды рабов, свободное и из сущности Отца рожденное Слово причисляет к тварям или другим каким образом нанесет вред, — тот пусть знает наконец, что он потерял путь шествия к небу и отклонился от борозд своей пашни, по изречению кого-то, и непременно должен подвергнуться наказанию, подобающему находящимся в аду. Поэтому и премудрейший Павел говорит, что отрекшиеся по умоповреждению от жизни во Христе и возвращающиеся к подзаконным теням отчуждились от Христа и отпали от благодати потому, что предпочитают оправдание от закона (Гал. 5, 4). Как уклоняющийся от торной и прямой дороги непременно должен подвергнуться вреду от блуждания, таким же точно, думаю, образом отвергшие оправдание во Христе и ни во что поставившие наставление евангельской жизни не узрят вышнего Града, но и не будут жить вместе со святыми, ибо путь, к этому ведущий, есть один Христос.
Глагола Ему Фома: (Господи), не вемы, камо идеши, и како вемы путь? Глагола ему Иисус: Аз есмь путь и истина и жизнь: никто же приидет к Отцу, токмо Мною [243] (14, 5–6)
Христу, еще не желавшему ясно сказать Своим ученикам о том, что Он вознесется на небо и отойдет к Отцу, но еще загадочно и посредством многих намеков указывавшему на это, предложил вопрос ученик — Фома это был, при этом, как бы невольно даже вынуждаемый говорить, присоединяет и некоторое рассуждение — вопрос о том, куда же это Он уйдет и в какое место направляется путь Его отшествия. Не знаем, сказал, куда уходишь, потом: как могли бы мы знать путь?
Но Господь обходит (молчанием) излишнее любопытство ученика. Ничего не отвечает на то, чего хотел тот, но, сохранив это в Своем собственном знании и предоставив надлежащему времени, считает полезным раскрыть то, что было необходимо им для научения. Итак, «Я, — говорит, — есмь путь, Я истина, Я жизнь». Что истинно говорит это о Себе Господь, никто, полагаю, из здравомыслящих никогда не усомнится.
Однако ж считаю нужным тщательно исследовать вопрос: ради чего, хотя и светом, и премудростью, и силою, и другими многими именами называется в Богодухновенных Писаниях, в настоящем случае пользуется только некоторыми избранными и особенными, именуя Себя путем и истиною и жизнью? Глубок, как полагаю я, и не легко доступен смысл этого изречения, но это не должно останавливать нас от попытки изъяснения его. Скажу, что является мне на мысль, предоставив лучшее разумение тем, кто обладает более острою способностью созерцания.
Итак, посредством трех предметов мы проникнем в горние и Божественные дворы и взойдем в церковь первородных, разумею: посредством совершения разнообразной добродетели, правой веры и надежды на жизнь. Но разве может быть другой податель, или виновник, или причина, или источник нашей возможности делать это, кроме Господа нашего Иисуса Христа? Отнюдь нет, и не думай. Ведь Он законоположил нам то, что выше закона, Он показал путь, который, полагаю, каждому должно принимать в отношении к совершению добродетели, — и (показал) доступность и приятность дел, согласных учению Христа. Итак, Он есть истина, Он есть путь, то есть истинное определение веры, канон и правило неложного понятия о Боге. И действительно, веруя в Сына истинно, то есть рожденного из самой сущности Бога и Отца, не мнимого, не лжеименного, но и не в создание или тварь, мы облечемся похвалою истинной веры. Ведь принявший Сына за сына, без сомнения, исповедал и Того, от Кого Он есть, познал и должен принимать и Бога за Отца. Поэтому-то Он есть истина, Он есть жизнь, ибо не другой кто восстановит нам ожидаемую нами жизнь, то есть бессмертную, блаженную, святую. Ведь Он нас воскрешает и подвергшихся смерти благодаря исконному проклятию возведет снова в то, чем были мы вначале. Поэтому все прекрасное и превосходное как явилось уже нам, так и еще будет чрез Него именно и в Нем. И обрати, пожалуйста, опять внимание на то, что речь об этом вполне соответствует предмету рассуждения. В самом деле, так как ученик еще сомневался и говорил: как ведаем путь, то вкратце указал на то, что как скоро узнали бы, что Он есть виновник, податель и раздаятель благ, могущих переводить к небу, то уже ничего не нужно им будет для того, чтобы знать путь.
А как присоединил к этому: никто не приходит к Отцу, если не чрез Меня, то скажем на это нечто из того, что будет говориться потом, наперед исследовав, как каждый может идти к Отцу. Приходим мы двояким образом. Или, став святыми в подобающей человечеству мере, как бы присоединяемся к Святому Богу, ибо «святы будете, — сказано, — потому что Я свят» (Лев. 19, 2). Или же мы приходим к знанию Отца посредством веры и созерцания, как в зеркале и загадке, по написанному (1 Кор. 13, 12). Но никто никогда не мог бы быть святым и проводить добродетельную жизнь, если бы не наставлял его на все Христос, и не мог бы соединиться с Самим Богом и Отцом без посредства Христа. Он есть посредник между Богом и людьми, чрез Себя и в Себе соединяющий человечество с Богом. Как рожденный из сущности Бога и Отца, поскольку Он есть Слово и отблеск и отражение (Бога), Он есть одно с Отцом, будучи весь в Нем и имея Его в Себе. А поскольку стал подобным нам человеком, без нашего греха, Он соединяется с земнородными и стал как бы некою срединою, содержащею в себе сошедшееся к единству и дружбе.
Итак, «никто не придет к Отцу», то есть не окажется общником Божественной природы, кроме только чрез Христа одного. Ведь если бы Он не стал человеком и не сделался посредником, то и мы не дошли бы до такого блаженства, но и если кто придет к Отцу посредством созерцания, то есть верою и благочестивым (религиозным) знанием, также придет только чрез Спасителя нашего Христа. Да, что я недавно сказал, скажу опять, так как нет другого пути рассуждения: принявший Сына истинно за сына должен приходить к познанию Бога и Отца, ибо нельзя мыслить существование сына, если вместе с ним не принимается и родивший его: познание об Отце соединяется с познанием Сына, и обратно — познание о Сыне с познанием Отца. Поэтому истинен Господь, когда говорит: Никто не приходит к Отцу, если не чрез Меня, потому что природный и существенный образ Отца есть Сын, а не, как казалось некоторым, приобретенными достоинствами Он становится отображением Его, по существу будучи и мыслясь как нечто другое.
Аще Мя бысте знали, и Отца Моего знали бысте [244] (14, 7)
Может быть, кто скажет и подумает, что Сын Сам говорит против Себя. Но этого нет. Он не сказал бы ничего напрасного или излишнего, хотя и делает иногда полезные повторения для тех, кто не мог вполне следовать Его словам. Впрочем, и в настоящем случае приносит нам немалую пользу, присоединяя это к прежним словам. Так как Фома спрашивал, куда Он уйдет, или: как можем мы знать путь, не ведая, куда Он пойдет, то счел нужным сказать: Я есмь путь и жизнь и истина и никто не приходит к Отцу, если не чрез Меня (Ин. 14, 6), показуя отсюда, что, если бы кто пожелал знать путь, которым он может прийти к жизни вечной, тот должен всячески стараться ведать Христа. А как естественно было, что некоторые, следуя более иудейскому, чем евангельскому учению и считая для правой веры достаточным знания и исповедания одного Бога всяческих, не стремились знать учения о Святой и Единосущной Троице, то Христос по необходимости некоторым образом исключает у думающих так знание о Боге, если они не пожелают принимать и Его. И это потому, что чрез Сына должно приходить к Богу и Отцу, как подобным же образом созерцанием Рожденного мы придем и к Самому Родителю. Ведь вне всякого сомнения то, что кто верует так в существование Сына как сына, то есть из сущности Родившего, тот, конечно, познает и Отца.
Так можно понимать изречение в отношении к простейшему и неисследованному знанию. Если же кому будет угодно обратиться и к самому исследованию предмета посредством тонких умозрений, то он также найдет истину в словах Сына. Правда, Божественная природа совершенно недоступна никакому уму и осмеливаться на всецелое расследование того, что есть по сущности Создатель всяческих, служит признаком полнейшего умоповреждения. Впрочем, есть отчасти возможность и для нас собирать некоторое знание как бы в тенях и загадках, как бы некое зеркало представляя уму перечисление присущих природе Сына преимуществ. Из того, что есть Сам Он и что совершено Им, когда Он стал человеком и прежде Его вочеловечения, соответственным образом каждый наконец может дойти до созерцания Родившего Его. Замечай, пожалуйста, присущую Ему славу и силу, имей в виду Его неограниченную власть над всем. Что, скажи мне, даже из превышающего разум оказывается не устроенным Его свободными мановениями, как до плоти, так и с плотью? Но, явившись нам таковым чрез самые дела, говорит: «Я и Отец одно есмы: видевший Меня видел Отца» (Ин. 10, 30 и 14, 9). Следовательно, согласно смыслу этого изречения, подобает идти от образа к первообразу и от отражения, конечно, и к тому, кого это отражение. И мы не говорим, как некоторые из обыкших думать иначе, что Сын уподобляется с Отцом какими-либо приобретенными и внешними достоинствами, ни что Он, как кажется это заблуждающимся, называется образом Бога и Отца как хотя и обладающий Его славою, силою, премудростью, но имеющий другую природу. Эта болтовня их и цветистые словоизвержения, а вернее — нечестие измышлены для извращения и уничтожения единосущности Сына, конечно, соответственно их нечестивой и богопротивной цели. Но как Сын истинно, неизреченно и сверхразумно рожденный из сущности Бога и Отца, Он есть отпечатление Его и образ и отражение,
