Ним и находившихся при Нем, ибо Он не был один, как Бог от Бога и в Боге природно и нераздельно. Но человекообразно и это для нас высказал Христос, научая тому, что если искушение или гонение или что другое подобное посылает иногда на нас время и призывает к благославной опасности, разумею ради благочестия, то не следует терять надежду на возможность избежания ее, хотя бы никто из единомысленных братьев и не помогал нам, защищая нас в доступной мере и своим единомыслием как бы разделяя с нами угрожающую нам опасность. Если ведь и обратились в трудное бегство и усвоили себе в слишком большой мере непреодолимую трусость, однако ж надлежит иметь уверенность в том, что Бог не обессилеет по этой причине. Он и один будет в состоянии спасти того, кто предан Ему. И мы не бываем одни, хотя бы и не оказывался никто присутствующим, как я только что сказал, когда предстателем, помощником и защитником имеем всемогущего Бога, ограждающего нас Своим премилосердным некоторым покровительством, по слову Псалмопевца: «Господи! как оружием благоволения увенчал Ты нас» (Пс. 5, 13). И это мы говорим теперь о сем не потому, чтобы привязанность к жизни считали делом хорошим, когда нам потребуется со славою кончать телесную жизнь, борясь и подвизаясь против искушений ради Бога, но для того, чтобы, напротив, мы веровали, что, хотя бы и не было совсем желающих и старающихся делать это вместе с нами, не надо отчаиваться, ибо одними мы не будем, когда соприсутствует нам Бог.
Сия глаголах вам, да во мне мир имате: в мире скорбь имате, но дерзайте: Аз победих мир [344] (16, 33)
Прекрасно и полезно в этих словах Христос, можно сказать, возглавляет все бывшее к ним рассуждение и, в немногих словах сосредоточив смысл сказанного, предложил им сокращеннейшее ведение Своей воли. Я веду, говорит, теперь такие речи к вам, побуждая вас мир иметь во Мне, и чтобы вы, кроме того, ясно знали, что беды вам в сем мире приключатся и вы подвергнетесь ради Меня многим скорбям. Однако ж не поддавайтесь этим ужасам, ибо Я победил мир.
Но чтобы совершенно ясным сделать для тебя это изречение, прежде всего поговорим о том, что значит иметь «мир» во Христе. Ведь мир или любители мирских вещей иногда также осуществляют мир друг к другу, но только отнюдь не во Христе. Вот, например, преданные телесным страстям бывают ради этого очень дружественны и приятны с людьми единонравными им; зарящийся на совсем ему не подобающие владения и ради сего бывающий корыстолюбцем или вором будет, конечно, по душе упражняющемуся в одинаковом с ним пороке. Ведь каждое животное любит подобное себе, по написанному, и к подобному себе будет привязан человек (Сир. 13, 19–20). Но во всем этом почтенное имя мира является подделкою, и это вполне верно. Но у святых не так. Не грехом оказывается союз мира, но верою, надеждою, любовью и силою благочестия к Богу. И это — во Христе. Мир во Христе явился для нас главою всех благ, привнося вместе с собою как бы сестру свою — любовь друг к другу. А любовь, по слову Павла, есть исполнение всего Божественного закона (Рим. 13, 10; Гал. 5, 13–14). А что любящим друг друга следует, конечно, прежде всего возлюбить и Самого Бога, это несомненно, ввиду слов Иоанна, что, если кто возлюбил брата, тот, без всякого сомнения, возлюбит и Самого Бога (1 Ин. 4, 20).
Но означает и нечто другое, разумею опять изречение: скорбь имеете в мире, но дерзайте, Я победил мир. Если кто захочет разуметь это проще, он, без сомнения, скажет: Христос явился, конечно, выше и могущественнее всякого греха и мирской опасности, и так как победил, то подаст победу и искушаемым ради Него. Если же кто пожелает разуметь что-либо более тонкое, чем сказанное сейчас, то он может размышлять следующим образом. Как мы оказались победителями тления и смерти потому, что, как человек, Христос ожил ради нас и за нас, соделав Свое воскресение началом порабощения смерти, причем значение этой победы должно, конечно, простираться и на нас, так как Победитель был из нас, поскольку явился человеком, и мы как бы превозмогаем грех, умерщвленный, конечно, в первом Христе, переносящем, очевидно, и на нас, как на Свой род, это благо; так и дерзать мы должны потому, что и мы препобедим мир, ибо победил Христос, как человек ради нас, являясь началом и дверью и путем для человеческой природы и в этом. Да, некогда падающие и побеждаемые, мы (теперь) возобладали и победили ради Того, Кто был из нас и ради нас победил. Ведь если бы Он победил как Бог, для нас никакого значения это не имело бы, а если как человек, то мы в Нем победили, ибо Он явился нам с неба вторым Адамом, по Писаниям (1 Кор. 15, 47).
Глава III О том, что никто не должен считать Сына лишенным Божественной славы, хотя Он и оказывается говорящим: «Отче, прославь Сына Твоего!»
Сия глагола Иисус и возвед очи Свои на небо рече: Отче, прииде час: прослави Твоего Сына, да и Сын Твой прославит Тя [345] (17, 1)
В достаточной мере преподав ученикам напутствия к спасению и подобающими рассуждениями и речами поощрив к точнейшему восприятию догматов, а также соделав их возможно сильными против искушений и хорошо укоренив в каждом мужественное настроение, благополезно изменяет тотчас же вид речи и сообщает ей образ молитвы, причем не оставляет никакого промежутка времени между речью к ним и к Богу Отцу. И в этом Он опять явил нам Собою образ изрядного поведения. И действительно, тому, кто имеет стремление к благочестию, надобно, полагаю, знать, что, без сомнения, надлежит всегда охотно вести беседы с братьями о необходимом и полезном или же, если этого не случается делать, спешить исчерпывать употребление слова молитвами к Богу, так чтобы не вкрадывалось здесь никакого излишества в речи. Только в таком случае благообразность языка может идти по надлежащему пути. В самом деле, кому не известно, как легко в пустые речи весьма часто вносится много такого, что достойно порицания? Так и один мудрец сказал: «От (вследствие) многословия не избежишь греха, а оберегая уста, разумен будешь» (Притч. 10, 19).
Кроме того, можешь подивиться здесь и кое-чему другому, доставляющему нам немалую пользу. Делает начало молитвы о славе Своей и Отчей. А после этого тотчас же присоединяет и вносит и молитву о нас. Какая же этому причина? Наставляет опять благонамеренного и боголюбивого и делает его истинно искусным в молитве. Как творить добро и все делать нам необходимо не для того, чтобы старание об этом обращать в свою славу, но во славу Отца всего, разумею Бога, ибо да просветится, говорит, свет ваш пред людьми, чтобы видели хорошие дела ваши и прославляли Отца вашего, сущего на небесах (Мф. 5, 16), — так и, когда время располагает нас к молитве, прежде, чем о нас самих, подобает молиться о славе Божией, как, без сомнения, и Сам Христос «так, говорит, вы молитесь: Отче наш, сущий на небесах! Да святится имя Твое! Да приидет царствие Твое! Да будет воля Твоя как на небе, так и на земле! Хлеб наш насущный дай нам днесь!» (Мф. 6, 9–11). Это служит для нас образцом молитвы. Поистине надлежало, чтобы вождем и наставником всякого для нас блага и ведущего к Богу образа жизни являлся не ходатай, не Ангел, но Сам Христос (Ис. 63, 9), ибо мы названы, и действительно таковы, по слову пророка, «ученики Бога» (Ис. 54, 13).
Но надлежит с возможным искусством рассмотреть также и то, что говорит Он к Своему Отцу, ибо с особенною тщательностью, думаю, занимающимся толкованием этого изречения должно наблюдать точность догматов.
Итак, Отче, говорит, пришел час, прославь Твоего Сына, да и Сын Твой прославит Тебя. Что касается до (внешнего) построения речи, то можно, пожалуй, подумать, что Говорящий это представляется лишенным славы. Но если принять во внимание достоинство Единородного, то легко будет, по моему мнению, избежать столь жалких рассуждений. Совсем глупо считать Сына нуждающимся в какой-либо славе и лишенным подобающей Ему чести, хотя Он есть Господь славы, как называют Его Богодухновенные Писания (1 Кор. 2, 8; Иак. 2, 1). Впрочем, и в другом месте можно видеть Его говорящим к Отцу: «Отче, прославь Меня славою, которую Я имел прежде существования мира у Тебя» (Ин. 17, 5). Но для кого же, наконец, может быть сомнительным, кто в такой мере лишен ума и враг всякой истины, чтобы не понимать и не признавать, что Единородный не лишен Божественной славы, насколько это касается до Его собственной природы. Но так как, будучи в образе и в равенстве во всем с Богом и Отцом, не хищением считал быть равным Богу (Флп. 2, 6), но сошел в наше унижение и Себя уничижил, бесславнейшее сие понесши тело и из любви облекшись подобием человеческого ничтожества, когда уже явилось и настало надлежащее время, в которое подобало опять Ему, исполнив требовавшееся таинством (воплощения), переоблечься в первоначальную и существенную славу, спасши всю вселенную, и именно спасши к жизни и Боговедению живущих в ней, показывая опять и в этом соблагоизволителем и сожелателем Отца; к Нему делает обращение, говоря, что Ему (Сыну), без сомнения, подобает снова взойти в достоинство Его собственной природы.
Восходит каким же образом? Очевидно, как совершитель дел Божества и как являвшийся с плотию, не как слуга действенности кого-либо другого, но будучи силою и премудростью Бога и Отца. Так, а не иначе, должны мы думать, со властью совершал Он дела Божества. Все ведь от Бога, однако ж не без Сына. В самом деле, как Бог и Отец мог бы совершать что-либо, подобающее Ему, если бы во всем, в чем должно мыслиться проявление действенности, не соприсутствовала Ему и не содействовала с Ним Премудрость и Сила Его, то есть Сын? Поэтому и премудрый Евангелист, виновник составления толкуемой книги, в начале ее говорит, что «все чрез Него стало, и без Него не стало ничего» (Ин. 1, 3). Итак, так как понятие единосущности последовательно заставляет нас признавать, что все от Отца, но, конечно, чрез Сына в Духе, а умертвив смерть и тление и уничтожив владычество диавола, Он имел просветить всю землю световодительством чрез Духа и чрез это явиться уже действительно Богом по природе и истинным, — то
