об этом необходимо рассмотреть и сказать, насколько превышающее ум может быть доступно для человеческого изъяснения. Вообразим себе какого-либо человека из нам подобных и представим его знатоком чеканного искусства: ему надо приступить к чеканке (новой) статуи или к исправлению в ней какой-либо порчи или недостатка. Как он будет работать и совершать то, что желает? Очевидно, предоставив силе своих рук и мудрости искусства совершение того, что он пожелает сделать. Но если мудрость и сила его, по-видимому, и представляются в уме как бы чем-то другим, отличным от него, но в действительности они не отделяются от него, ибо по сущности и они принадлежат ему. Нечто подобное ты должен мыслить и о Боге, но значение примера бери не во всей целости, ибо Бог должен быть представляем выше всего, и выше этого примера. То же самое рассуждение, взятое в виде примера, можно применять и к солнцу и огню. И солнце как бы повелевает исходящему из него свету осиявать все и действенности лучей как бы дает дело — внедрять силу теплоты в воспринимающие ее предметы. Подобно же и огонь заповедует и повелевает некоторым образом свойству своей природы исполнять подобающее ей. Но мы не утверждаем, что вследствие этого в рабском подчинении находятся луч и свет у солнца, а сила жжения у огня. Ведь оба они действуют чрез то, что составляет их природную собственность. Но хотя и представляются как бы не самодеятельными, однако ж природно они не отличны от того, что из них. Нечто подобное должно мыслить как о Боге и Отце, так и о рожденном от Него по природе Слове, когда говорится, что Он принимает на Себя что-либо человеческое.
Итак, прославила на земле Бога и Отца Премудрость и Сила Его, то есть Христос, совершив дело, что дал Ему. А так как подобающее Ему дело уже приходило к концу, то Он и просит всегда присущей Ему славы и, когда время уже призывало к сему, требует восприятия Своей исконной славы.
Но какое же Он исполнил дело, чрез которое, говорит, Он прославил Отца?
Будучи истинным Богом, Он по благоволению и желанию Отца стал человеком, восхотев спасти всю вселенную и падший род на земле обновить к жизни бесконечной и Боговедению истинному, что и совершено силою и Божественною властию Христа, упразднившего смерть, разрушившего владычество диавола и уничтожившего грех, показавшего несравненную любовь к нам чрез оставление всем преступлений и просвещение заблудших и уже уразумевших Бога единого и истинного. Так как Христос своею силою совершил это, то Отец прославляется от всех, то есть от всех в мире, разумеющих премудрость и силу и присущую Ему милость и человеколюбие. Просиял Он и проявился наконец в Сыне как в образе и отражении Своей природы, и дерево познанным стало от плода, по написанному (Мф. 12, 33). Когда же совершены уже были дела и прекрасное Домостроение о нас достигло подобающего конца, Он возвращается в Свою славу и воспринимает исконную честь. Впрочем, как облеченный еще образом человеческим, принимает вид молитвы и просит как неимеющий, ибо все у человека от Бога. И хотя Он, поскольку Богом рожден от Бога Отца, отнюдь, конечно, не был лишен Божественной славы, но, как скоро во время Домостроения о нас как бы сократил (скрыл) ее, приняв это бесславнейшее тело, справедливо требует ее, как действительно отсутствовавшую, и это говоря как человек. Нечто подобное разумея, и сам премудрый Павел пишет нам о Нем в Послании так: «Сие да мыслит каждый из вас, что и во Христе Иисусе, Который, в образе Бога будучи, не хищением почел быть равным Богу, но Себя уничижил, образ раба приняв, в подобии людей быв и видом обретшись как человек, унизил Себя, быв послушен до смерти, и смерти крестной, — посему и Бог Его превознес и даровал Ему имя выше всякого имени, да в имени (именем) Иисуса Христа всякое колено поклонится, небесных и земных и подземных (существ), и всякий язык исповедует, что Господь — Иисус Христос во славу Бога Отца» (Флп. 2, 5–11). Хотя и Превышнего Сына, поскольку Он явился из Него очевидно Богом и Господом, тем не менее, написано, возвышает как человека, которому усвояется потребность в возвышении своей низкой природы. Таким образом, просит восприятия Своей (исконной и домирной, то есть Божественной) славы и с плотью. И отнюдь не как не обладающий Своею (Божескою) славою говорит это, хотя бы и не получил ее (во время воплощения на земле), ибо Логос никогда не был без Своих достоинств, будучи Богом истинным, но (говорит это) как возносящий и самый Свой храм (человечество) в присущую Ему всегда славу, вернее же — как возносящий Себя с Своей плотью, ради которой последовало временное бесславие. Чтобы именно не показалось кому-либо, что Он просит не принадлежащую Ему, чуждую и не искони Ему обычную славу, Он объявляет ее домирною и (пребывающею) у Самого Отца. Это потому, что Сын никогда не был вне славы Отца, как всегда соцарствующий Ему, совоспеваемый с Ним и сопоклоняемый от нас и святых Ангелов, как Бог из Бога и в Боге и с Богом. Этому, полагаю, учит и божественный евангелист Иоанн в словах: «В начале был Логос, и Логос был к Богу, и Бог был Логос: Сей был в начале к Богу» (Ин. 1, 1–2).
Глава VII Изречение, что Сыну дано что-либо от Отца, не лишает Его Божественного достоинства, но Он является единосущным и из Отца сущим, хотя и говорится, что Он нечто получил
Явих Твое имя человеком, ихже дал Ми еси от мира: Твои беша, и Мне их дал еси, и слово Твое сохраниша. [352] Ныне разумеша, яко вся, елика дал еси Мне, от (у) Тебе суть: [353] яко глаголы, яже дал еси Мне, дах им, и тии прияша и познаша истинно, яко от Тебя изыдох, и вероваша, яко Ты Мя посла [354] (17, 6–8)
В только что изложенных нами рассуждениях я уже основательно, как мне кажется, доказал, что Христос вел речь к Небесному Отцу как по Божеству, так и по человечеству (как Бог и вместе как человек). Построяет слово по отношению к обеим (природам), ни заключая ее в пределы одного только человечества, ни относя ее всецело к Божеской славе, но также и здесь опять сохраняется тот же самый характер. Как Бог по природе и начертание Неизреченной Природы, Он говорит к Своему Отцу: Явил Я Твое имя людям, вместо славы ставя имя, как это обычно употребляется и в нашей речи. Так, премудрейший Соломон написал: «Лучше имя хорошее, чем богатство многое» (Притч. 22, 1), то есть доброе мнение и слава лучше знатности и блеска, доставляемых богатством. Также и Сам Бог говорит в одном месте устами Исаии тем, которые «оскопили себя ради Царства Небесного» (Мф. 19, 12): «Да не говорит евнух (скопец), что я древо сухое, — вот что говорит Господь скопцам (евнухам): которые соблюдут заповеди Мои и сотворят, что Я хочу, дам им в доме Моем и в ограде Моей место именитое, лучше сынов и дщерей имя вечное дам им» (Ис. 56, 3–5). Никто, конечно, не подумает, если он благоразумен, что воздаяние со стороны щедрости Божией будет состоять в простых только названиях имен людям благочестивым и добродетельным, препобедившим всякое удовольствие в мире, и умертвившим «члены, что на земле» (Кол. 3, 5), и почтившим одно только согласное с Божественными законами. Но имя опять вместо славы употребляет, ибо достославны будут со-царствующие Христу.
Итак, Спаситель ясно утверждает, что Он явил имя Бога и Отца, то есть по всей вселенной соделал явною славу Его. Как или каким образом? Себя, очевидно, в Своих превышающих слово подвигах, представив в доказательство. Ведь Отец прославляется в Сыне как в образе и отражении Своего образа, ибо в начертании всегда проявляется красота первообразов. Так, является Единородный, существенно будучи премудростью и жизнью, Художником всего и Творцом, победившим смерть и тление, праведным, незлобивым, милосердым, святым, добрым. Таковым же стал познан и Родивший Его, ибо Он не может быть по природе другим, отличным от Того, Кто из Него по природе. Итак, Он просиял, как в образе и отражении Своего образа, в славе Своего Сына, ибо таково было о Нем слово у древних, а теперь и воочию является нам таковым. Ведь в отношении веры созерцаемое воочию, кажется, всегда бывает сильнее выражаемого в словах.
Не лишено, полагаю, значения то, что уже сказано нами об этом изречении. Однако же должно идти и другим некоторым путем рассуждений (в изъяснении толкуемых слов). Явил имя Отца Сын, очевидно приведши нас к разумению и ясному представлению не только Того, что есть Бог, — это было возвещаемо чрез Богодухновенное Писание и ранее пришествия (Христа), — но и того, что, кроме бытия истинным Богом, Он есть и Отец не в лжеименном смысле, имея в Себе и от Себя Собственного Сына, совечно сосуществующего Его Собственной природе. Это потому, что, конечно, не во времени родил Творца веков. Но более, так сказать, соответствующее Богу имя Отец, чем Бог. Это служит обозначением достоинства, а то заключает в себе указание на существенное свойство. Кто говорит «Бог», тот указывает на Господа всяческих. А кто называет Отца, тот выражает особность или личное свойство (ἰδιότητος), ибо являет, что родил. И Сам Сын усвоял Богу имя Отца как более, так сказать, собственное и истинное, когда говорил не: «Я и Бог», но: «Я и Отец одно есмы» (Ин. 10, 30), или еще в другом месте о Себе Самом: «ибо Сего Отец запечатлел Бог» (Ин. 6, 27). Но и повелевая ученикам Своим крестить все народы, ясно заповедал совершать это не во имя Бога, а «во имя Отца и Сына и Святаго Духа» (Мф. 28, 19).
Ведь и божественный Моисей, повествуя о творении этого мира, не одному лицу усвоял образование мира, написав так: «И сказал Бог: сотворим человека по образу Нашему и по подобию» (Быт. 1, 26), и в этих словах — сотворим и по подобию Нашему — обозначается Святая Троица, ибо создал все и призвал к бытию Отец чрез Сына в Духе. Но не вполне удобопонятно было это для древних, вернее — совсем была неясна эта речь, ибо ни Отец не назван особо, ни лицо Сына не выставлено ясно. Господь же наш Иисус Христос без всякого прикровения и с великим дерзновением (ясно) называл
