одной, и он — прелюбодей. И опять-таки вот почему сказано: «прелюбодействует от нее» — потому что «одна» жива, и связана, и будет вечно связана с тем, кому она сочеталась Самим Богом.
Так вот почему непреложен закон брака. Он не допускает компромисса, и тогда он гарантирует достижение правды жизни и счастье.
Не посягай же на брак, потому что это посягательство на правду жизни. «Что Бог сочетал, того человек да не разлучает».
83
Истинно говорю вам: кто не примет Царствия Божия, как дитя, тот не войдет в него (Мк. 10, 15).
Ребенок — это образ возрожденного в Небесное Царство (см. Мк. 9, 36–37).
И тебе надо похоронить себя прежнего и греховного, возродиться к новой жизни духа, как ребенку… Надо стать ребенком по душе, и надо тебе усвоить все свойства ребенка: чистоту сердца, незлобие, простоту, всепрощение, целомудрие. И надо тебе потянуться к Божьему Царству, как тянется ребенок в сродную среду: просто, бесхитростно, неизменно и всей душой.
Тогда и ты будешь дитя Божьего Царства. И оно, конечно, будет принадлежать и тебе.
Итак, лаская детей, не забывай, что тебе надо быть по душе подобным им.
84
И обняв их (Господь детей), возложил руки на них и благословил их (Мк. 10, 16).
Так же будет ласкать и тебя, когда будешь ребенком. И тебя «обнимет» Господь веянием Святого Духа и распрострет над тобой Свою невидимую, охраняющую, направляющую и спасающую Руку. И под благословением этой Руки без вреда пройдешь путем жизни и успокоишься в блаженной обители любящего Небесного Отца.
85
Когда выходил Он (Господь) в путь, подбежал некто, пал пред Ним на колени и спросил Его: Учитель благий! что мне делать, чтобы наследовать жизнь вечную? Иисус сказал ему: что ты называешь Меня благим? Никто не благ, как только один Бог. Знаешь заповеди: не прелюбодействуй, не убивай, не кради, не лжесвидетельствуй, не обижай, почитай отца твоего и мать. Он же сказал Ему в ответ; Учитель! все это сохранил я от юности моей. Иисус, взглянув на него, полюбил его и сказал ему: одного тебе недостает: пойди, всё, что имеешь, продай и раздай нищим, и будешь иметь сокровище на небесах; и приходи, последуй за Мною, взяв крест. Он же, смутившись от сего слова, отошел с печалью, потому что у него было большое имение.
И, посмотрев вокруг, Иисус говорит ученикам Своим: как трудно имеющим богатство войти в Царствие Божие! Ученики ужаснулись от слов Его. Но Иисус опять говорит им в ответ: дети! как трудно надеющимся на богатство войти в Царствие Божие! Удобнее верблюду пройти сквозь игольные уши, нежели богатому войти в Царствие Божие. Они же чрезвычайно изумлялись и говорили между собою: кто же может спастись? Иисус, воззрев на них, говорит: человекам это невозможно, но не Богу; ибо все возможно Богу (Мк. 10, 17–27).
Здесь ключ к познанию следования за Христом… здесь одна из Божьих тайн.
Открой глаза сердца и тогда читай. И помолись, чтобы не были смежены твои душевные очи и заткнуты душевные уши для принятия Божьей истины.
Приходит ко Христу «некто». Евангелист так общо обозначает пришедшего, чтобы ты видел здесь типовой образ.
Пришедший оказался юношей, и богатым юношей, и, однако, Евангелист не называет его так. Помимо святого Марка, и евангелист Матфей в начале своего рассказа называет его «некто»: «Некто, подошед, сказал Ему…» (Мф. 19, 16).
Значит, тут типовое изображение пришедшего, он мог быть и не юноша, а зрелый муж… Он мог быть и не богатый…
Какими же типическими чертами наделяется пришедший?
Евангелисты оттеняют в нем черты молодости, а евангелист Матфей на протяжении своего повествования обозначает его и юношей (ст. 20 и 22). Следовательно, это был человек с юной, молодой душой. Она не закоснела… Она живет и дышит… Она стремительна до порывистости. «Некто» не просто подходит ко Христу, он «подбежал» к Нему.
Вот какая молодость и порывистость души! И порывистость молодой души подбежавшего направлена на высшее, что может искать человек, — на оправдание своей жизни. «Некто» — юноша не ищет наслаждений, не гонится за новыми приобретениями, не бежит за почестями, не манится славой… Он хочет научиться так устроить свою жизнь, чтобы конец ее был счастьем, чтоб достигнуть блаженной вечности.
Ради этой цели, высшей цели человеческой жизни, он ищет и порывисто бежит… А когда он нашел Учителя правды, он с горячностью умоляет открыть ему истину жизни. Вот почему и пал перед Ним (Иисусом) на колени и со всем захватом души просит: «Просвети… научи… как достойно жить?»
«Учитель благий! что мне делать, чтобы наследовать жизнь вечную?»
Итак, отметь в памяти, что устремлена ко Христу и ищет Его с горячностью молодая, неиспорченная душа. Лишь вечно юная душа, не одряхлевшая пороком, с упорством ищет правды жизни и стремглав бросается к ней. А когда найдет источник света, то не щадит себя, распростирается ниц, кажется, готова всё отдать, чтоб вымолить и обрести истину.
К такому порыву способна только чистая душа… Только она юна, потому что она сохранила чутье правды и она сохранила силы броситься к свету, где он мелькнет.
А грех старит душу. Он притупляет чутье правды и с ним размах души, и он обрезывает крылья души и наваливается на нее вечно тяготеющим бременем… И тогда для души уж нет выбора… и нет свободного броска, а душа, как бы пригнутая тяжестью греха, одряхлевшая от разлагающих соков неправды, рабски плетется к своему мрачному концу, в свой тупик безвыходности, понукаемая своим господином — грехом.
Что же Христос? Как Он отвечает на мольбу научить жить?
На порыв обращенности молодой души, ищущей правды жизни, Господь отвечает как бы с сухостью: «Что ты называешь Меня благим? Никто не благ, как только один Бог».
Но здесь, конечно, не сухость. Тут призыв к углубленности, к большей сознательности самой обращенности. Своим ответом Христос увеличивает ответственность вопроса и значение ответа. «Ты ищешь у Меня истины жизни… ты называешь Меня благим… А бесконечно благ только Бог; значит, ты обращаешься к Богу… Мир не дал тебе истины… И ты просишь ее от благого Бога… Так помни это… Играть истиной нельзя… Принимай же ответ как высшую истину, как ответ Бога… И он обязателен… И его уж не минуешь… Он свяжет…»
Очевидно, что в естественной жизни, в жизни вне Христа, хотя бы и жизни богатой, т. е. наилучше обставленной и морально и физически, счастья и удовлетворенности нет… Они неуловимы… Вот почему и мечется хороший юноша… И когда ему пришлось отойти от Христа и возвращаться к своей хорошо обставленной жизни, он уходит «с печалью» (ст. 22), потому что знает, что он возвращается в наполненную пустоту и что он остается в безрадостности.
Очевидно, в естественной жизни, как бы она ни была идеальна, нет наполненности… И чуткая, не убитая грехом душа ищет завершения жизни… И она невольно рвется в поисках того, что должно войти и дать полноту и счастье законченности.
Что же это? Что? Что дает счастье законченности?
Отвечает Христос. Вникай, вникай!
Христос отвечает юноше: «Одного тебе недостает: пойди, всё что имеешь продай и раздай нищим, и будешь иметь сокровище на небесах; и приходи, последуй за Мною, взяв крест» (Мк. 10, 21).
Итак, нужно только одно! Как просто! Для всего равновесия жизни, всего ее оправдания, всей полноты удовлетворенности и счастья надо только одно… Откидываются томы нагромождений человеческой мысли… Устраняются, как ненужные, все потуги человеческих исканий… Нужно только одно! Как проста истина!
«Продай… раздай… следуй за Мною, взяв крест».
Что это? Требование отказа от вещей? Всего внешнего? И опять: «возьми крест…» (срав. Мк. 8, 34–37).
Что же? Оправданию жизни мешает много денег или вообще внешность сама по себе? Ученики Христа вначале так и поняли было слова Учителя.
Когда юноша отошел с печалью, Господь, посмотрев вокруг и как бы улавливая мысли окружающих, говорит ученикам Своим: «Как трудно имеющим богатство войти в Царствие Божие!» (ст. 23). И ученики «ужаснулись от слов Его». Видно, ученики поняли так, что Учитель требует полного отречения, полного истребления всего внешнего, земного. Ну, как же это возможно для земных?! И они ужаснулись!
Тогда Господь проясняет их мысли. И с какою нежностью, с каким снисхождением к их стелющейся по земле мысли Он делает это! «Дети, — говорит Он, — как трудно, надеющимся на богатство войти в Царствие, Божие!» Господь разъясняет, что не в деньгах или вообще не во внешности самой по себе тут дело… Разве может быть грех в том, что у тебя в комнате будет лежать золото или какая-нибудь вещь? Греховна человеческая слабость, которая хочет вещью заполнить не только комнату, а самую жизнь… хочет вещью в жизни утвердиться и на вещи обосноваться, как на прочнейшей опоре… Значит, вот в какой момент рождается ошибка.
Когда происходит превратное перемещение ценностей, тогда и возникает грех. Господь потому так именно и уточняет Свою мысль: трудно войти в Божье Царство не имеющим золото, а надеющимся на золото, т. е. тем, кто золотом, вещью хочет в жизни утвердиться и оправдаться.
Но, сказав это уточнение, сказав, что в Царство Божье трудно войти не богатым, а надеющимся на богатство, Господь, однако, сейчас же с какой-то настойчивостью возвращается к своей первой формулировке суждения о богатом: «Удобнее верблюду пройти сквозь игольные уши, нежели богатому войти в Царствие Божие»* (* Узкие ворота в одной из стен Иерусалима назывались «Ушками иглы». От названия этих ворот Господь и берет свое сравнение.)(ст. 25). И надо добавить, что у евангелистов Матфея и Луки только эта формулировка и передается и совсем нет уточнения мысли о том, что не спасутся «надеющиеся» на богатство; у обоих Евангелистов, рассказывающих о событии, приводятся только слова Господа о трудности «богатому войти в Царство Небесное» (см. Мф. 19, 23–24; Лк. 18, 24–25).
Видимо, основная мысль Господа была именно такова, что-богатым, т. е. обросшим внешним, трудно войти в Небесное Царство Отца.
И видимо, что Господь как бы даже намеренно не различает «богатого» от «надеющегося на богатство» и проводит между ними знак равенства. Как будто уточнение мысли о «надеющихся на богатство» было сделано только по снисхождению к человеческой мысли учеников, чтобы направить ее на понимание истины, а перед лицем Высшей Истины и Правды жизни то и другое состояние, т. е. состояние души в богатстве с ее состоянием надеянности на богатство, равнокачественны.
Как это понимать? В чем же дело?
Конечно, вещь сама по себе не может быть греховной, как нет греха и во всей совокупности вещей самих по себе, хотя бы взять их совокупность в масштабе всего мира. Но грех и зло, просочившиеся в человеческую