отделил Элогим свет от тьмы»,

5. имя, напр.: «и назвал Элогим свет днем», или благословление: «и благословил их Элогим, говоря…»

6. похвала: «и увидел Элогим, что это хорошо»,

7. заключение: «и был вечер, и было утро, день…»

Кто-то заметил, что употребленных для рассказа о каждом деле формул 7, 6 или 5, а именно: 7 для первого и последнего дела, по шесть в том же порядке для двух центральных (четвертого и пятого), в результате чего образуется хиазм [67] такого вида [68]:

дело I формул 7 6 формул V

II 6- — 6 VI

III 5- — 5 VII

IV 6 7 VIII

Ясно, что автор священной книги пишет не обыкновенной прозой, а художественной, высшим законом для которой на Древнем Востоке была симметрия. Эта симметрия характеризуется повторением одинаковых формул и требует разделения мысли, факта и т. п. на две части, не совершенно одинаковые, но образующие пару, удобную для сопоставления. Одна вещь, действительно, не может быть симметричной; надо, чтобы их было по крайней мере две, так что если та вещь, которую надо было выразить, была одна, то ее следовало разделить, рассматривая ее в двух различных аспектах (ср. пар. 10):

«Ученик не выше учителя,

и слуга не выше господина своего;

довольно для ученика, чтобы он был, как учитель его,

и для слуги, чтобы он был, как господин его» (Матф 10, 24 cл.).

Таким образом, мы приходим к очень важному наблюдению, касающемуся первого рассказа о сотворении мира: восемь дел составляют два симметричных, или, как принято говорить, параллельных ряда, каждый по четыре дела, и каждое дело первого ряда соответствует по содержанию аналогичному делу второго ряда, а именно:

I свет: день и ночь V солнце, луна и звезды

II твердь: небо и вода VI птицы и рыбы

III возникновение земли VII земные животные

IV трава и деревья VIII человек

Автор священной книги в ст. 2, описывая первоначальный хаос, схематически выделяет в нем как бы три состояния: земля покрыта водой, в свою очередь покрытой мраком. Теперь он показывает божественное деяние, которое в делах I, II и III, воздействуя последовательно на мрак, на воду и на землю, подготавливает место для размещения соответственно дел V, VI, VII. Вот почему свет отделен от светил: это два аспекта, симметричные и взаимно дополнительные; один аспект в первом ряду, другой во втором.

Дела IV и VIII становятся параллельными благодаря указанию на пищу человека:

ст. 12 ст. 29

«И произвела земля зелень, траву, сеющую семя по роду ее, и дерево, приносящее плод, в котором семя его по роду его». «всякую траву, сеющую семя, какая есть на всей земле, и всякое дерево, у которого плод древесный, сеющий семя; вам сие будет в пищу».

С другой стороны, трава и растения, укорененные в земле, являются как бы ее частью: они не движутся в ней и во втором ряду просто были бы не на своем месте, вместе с перемещающимися светилами и с летающими пресмыкающимися, ползающими и ходящими созданиями. Поэтому растения поставлены раньше солнца: этого требовала симметрия схемы!

Отсюда мы можем с уверенностью заключить, что то, что в таком рассказе так схематично и искусственно, по замыслу автора должно соответствовать не объективной реальности, а требованиям художественного клише автора и его современников.

То же самое следует сказать о другом стилистическом явлении: распределении восьми дел по дням — шесть дней плюс один. Особого приема, при котором восемь параллельных дел описывались одними и теми же формулами было недостаточно, чтобы обеспечить столь четко выстроенную последовательность. Требовалась литературная рама, которая закрепила бы за каждым из дел его место. В общем, надо было расположить дела в порядке возрастающих чисел. Но существовала уже готовая числовая схема, распространенная в семитической литературе: схема шести дней, за которыми следует седьмой. Такой прием позволял художественными средствами показать, что действие, продолжавшееся некоторое неопределенное время, наконец закончено.

К уже приведенному в гл. 2 примеру (ср. пар. 11) мы добавим еще один, также взятый из угаритской литературы [69]. Обратим особое внимание на то, какую огромную роль играют в этих древних текстах симметрия и параллелизм:

«Даниил идет в свой дом, Даниил приходит в свой дворец.

Входят в дом Котарат («артистки»), дочери шума, ласточки.

Тогда Даниил, человек из Рафа, тут же Герой, человек из Гарнами, забивает вола для Котарат.

Он кормит Котарат, поит дочерей шума, ласточек. Вот один день, и другой: он кормит Котарат, поит дочерей шума, ласточек.

Третий, четвертый день: он кормит Котарат, поит дочерей шума, ласточек.

Пятый, шестой день: он кормит Котарат, поит дочерей шума, ласточек.

Вот седьмой день: тогда уходят из его дома Котарат, дочери шума, ласточки».

Другой пример находим в вавилонской поэме о Гильгамеше т. XI, 141–147, в истории потопа:

«К горе Низир подплывает корабль, гора Низир удерживала корабль, не давала ему плыть дальше;

Один день, второй день, гора Низир удерживала корабль и т. д.

Третий день, четвертый день, гора Низир и т. д.

Пятый, шестой гора Низир и т. д.

На седьмой день я выпустил голубку, отпустил ее» [70].

Этот прием давал еще два преимущества: во-первых, выявлял со всей очевидностью постепенное пополнение творения и конечное совершенство целого; во-вторых, он служил моральной и литургической цели — внушить понятие о субботнем покое, показав в Боге высший образец труда и отдыха человека [71].

Итак, параллелизм восьми дел слился с распределением их по дням, но так как наличных дней было только шесть, то автор отнес два дела к третьему дню (земля — растительность) и параллельно два дела к шестому дню (земные животные — человек).

Седьмой день указывает, что творение наконец завершено. «Так совершены небо, и земля, и все, что движется на них. И совершил Элогим к седьмому дню дела Свои, которые Он делал» (Быт 2, 1 сл.).

В нижеследующей таблице дан библейский рассказ в сокращенном виде. Таблица позволяет графически изобразить художественную структуру. Если затем прочитать библейский текст целиком, то мы заметим, что формулы б), г), д) постепенно становятся более распространенными, создавая эффект «крещендо».

Художественный порядок «дел» творения

I. Свет: день и ночь V. Солнце, луна и звезды.

А) И сказал Господь: А) И сказал Бог:

Б) да будет свет; Б) да будут светила;

В) и стал свет, В) и стало так;

Г) и отделил Бог свет от тьмы, Г) и создал Бог два светила великие…большее для дня; меньшее для… ночи и поставил их… отделять свет от тьмы.

Д) И назвал Бог свет днем, а тьму назвал ночью;

Е) и увидел Бог свет, что он хорош; Е) и увидел Бог, что это хорошо;

Ж) И был вечер, и было утро: день один Ж) и был вечер, и было утро, день четвертый.

II. Твердь: небо и вода VI. Птицы и рыбы

А) и сказал Бог: А) и сказал Бог:

Б) да будет твердь посреди воды Б) да произведет вода пресмыкающихся… и птицы да полетят по тверди небесной.

В) и стало так:

Г) и создал Бог твердь; и отделил воду, которая под твердью, от воды, которая над твердью Г) и сотворил Бог рыб больших… и всякую птицу пернатую…

Е) и увидел Бог, что это хорошо;

Д) и назвал Бог твердь небом. Д) и благословил их Бог, говоря: плодитесь и размножайтесь…

Ж) и был вечер, и было утро, день второй. Ж) и был вечер, и было утро, день пятый.

III. Появление земли VII. Земные животные

А) и сказал Бог: А) И сказал Бог:

Б) да соберется вода… и да явится суша; Б) да произведет земля душу живую…скотов… гадов и зверей земных.

В) и стало так; В) и стало так;

Д) и назвал Бог сушу землею.. Г) и создал Бог зверей земных… скотов… гадов.

Е) и увидел Бог, что это хорошо. Е) и увидел Бог, что это хорошо.

IV Трава и деревья VIII Человек

А) и сказал Бог: А) и сказал Бог:

Б) да произрастит земля зелень, траву… дерево.. Б) создадим человека по образу нашему…

В) и стало так: В) и стало так;

Г) и произвела земля зелень, траву, деревья.. Г) и сотворил Бог человека по образу Своему…

Д) и благословил их Бог, и сказал: плодитесь и размножайтесь, вот Я дал вам всякую траву и всякое дерево…

Е) и увидел Бог, что это хорошо. Е) и увидел Бог все, что Он сделал, и вот, хорошо весьма.

Ж) и был вечер, и было утро, день третий. Ж) И был вечер, и было утро, день шестой.

Построение второго рассказа о сотворении мира. Заключение

24. Второй рассказ о сотворении мира располагает события в совершенно другом порядке, уже не художественном, а, можно сказать, психологическо-дидактическом. То есть, автор говорит, по-видимому, с точки зрения человека и, использует саму последовательность событий, чтобы драматизировать те отношения, которые возникают между тварью, как даром Божиим, и человеком. Когда создается человек, нет еще ничего, что сделало бы для него жизнь возможной, и Ягве, заботясь о нем, создает животных, чтобы скрасить его одиночество. Все животные проходят перед человеком, и он узнает их одно за другим и понимает, что чувство одиночества его не оставило. Тогда Бог создает для него жену, и в конце концов становится ясно, что два человеческих существа созданы друг для друга.

Такое изображение событий сразу производит впечатление условного: возникает подозрение, что этот новый способ повествования о сотворении мира ничуть не более объективен, чем первый. Нельзя ли и здесь провести границу между действительностью, о которой автор рассказывает, и способом или идеальной схемой рассказа?

Тот факт, что этот рассказ не обособлен, но непосредственно примыкает к предыдущему в том же контексте, дает нам право ответить утвердительно. В самом деле, мы можем рассуждать следующим образом: нет сомнения, что перед нами два рассказа о сотворении мира; теоретически возможны три гипотезы: или один и тот же автор составил оба рассказа и расположил их в таком порядке; или автор одного из рассказов присоединил второй, более старый вариант к своему; или два рассказа, принадлежавшие двум различным авторам, существовали раньше, и боговдохновенный автор или составитель первой книги Библии соединил их. Первая гипотеза не кажется невероятной, так как повторы были во вкусе древней художественной прозы семитов и шумеров, однако стилистические особенности свидетельствуют в пользу гипотезы о двух различных авторах. Как бы то ни было, все три гипотезы приводят к одному и тому же выводу: тот, кто соединил два рассказа, дав нам таким образом библейский рассказ в его окончательной форме, не может противоречить самому себе, прежде всего потому, что им руководит божественное вдохновение, но если бы в первом рассказе утверждался, как объективный, один порядок сотворения мира, а во втором, также, как объективный, утверждался иной порядок, это вело бы к противоречию; следовательно, порядок событий не входит в круг утверждений автора; это