осудит ли тебя совесть и не восстанет ли с обвинением против такой несообразности? Когда ты представишь, что в крайнюю стужу, среди ночи, когда ты спишь на ложе, бедняк лежит на соломе. дрожа, корчась от холода и терзаясь голодом, то хотя бы ты был камен­ным больше всех, я уверен, что осудишь себя за то, что сам нежишься сверх нужды, а ему не даешь пользоваться необходимым»[521]. Уже один «дом, более обширный, чем нужно, препятствует идти к небу… Стыдно украшать мрамором стены без нужды и без пользы и допускать, чтобы Христос ходил среди нас без одежды… Ты хочешь строить великолеп­ные, обширные дома? Не запрещаю, только строй не на земле, построй обители на небесах»[522]. Вообще, для христианского сознания нет бо­лее разительного контраста, как роскошь христиан и нищета Христова. «Для чего, скажи мне, — спрашивает богатых св. отец, — ты носишь шелковые одежды, ездишь на золотосбруйных конях… а бедный, томи­мый голодом, сидит при дверях твоих, и Христос мучится голодом. О, крайнее безумие! Какое оправдание, какое прощение получишь ты?»[523]. «О колонне тщательно заботишься, а человек, или лучше — Христос, ради этой колонны и всех вышеуказанных вещей обрекается на самый крайний голод. Если нужно сделать кресло или подножие, все делается из золота и серебра; между тем, член Христа, тот, ради кого Он пришел с неба, не имеет даже и необходимой пищи, Христос стал для тебя всех презреннее! И что может быть тягче такого беззакония?»[524]. А между тем, роскошь пленила и христиан и даже проникла в храмы. «Ты вхо­дишь в церковь, — говорит о христианах св. отец, — украшенная зо­лотом на руках и на шее… Язычник соблазняется и говорит: я входил в христианскую церковь, слышал Павла, говорившего: жены да укра­шают себя ни золотом, или бисером; и видел женщину, показываю­щую делами совершенно противное»[525]. Благодарность наша к Христу требовала бы ничего не жалеть для Него, не исключая души, так что, если бы мы имели в себе по тысяче душ, то должны были бы положить все души за Него. А «мы до такой степени неблагодарны, что рабов, и мулов, и коней облекаем в золотые уборы, а Господа, скитающего­ся в наготе, переходящего от дверей к дверям, стоящего на распутьях, простирающего к нам руки, презираем… Ваши одежды или съедаются молью, или составляют тяжесть для сундуков… а Кто даровал это и все прочее, Тот скитается нагим. Но вы говорите, что не складываете свои одежды в сундуки, но сами одеваетесь в них и украшаетесь? Скажи­те же мне, какая вам от того польза?»[526]. «Доколе будет так владеть нами любовь к настоящим вещам, излишним и бесполезным… Но не приятно ли, скажешь, строить великолепные дома, иметь множество рабов и, покоясь на ложе, смотреть на золотой свод? Да, это излишне и бесполезно… Хочешь ли видеть прекраснейший свод? Когда настанет вечер, смотри на небо, усеянное звездами… Этот свод может принести величайшую пользу, потому что своей красотой возводит к Создателю; а тот, причиняет тебе величайший вред, сделавшись в день суда твоим грозным повелителем, потому что он был облечен золотом, когда Хри­стос не имел и необходимой одежды»[527].

Св. Иоанн Златоуст много говорит о вреде роскоши для самих бога- тых[528] и о ее бессмысленности по существу[529]. Но основной грех роскоши в том, что она находится в прямом противоречии с голосом христианской любви. В полном согласии со своим учением об отношении христиани­на к собственности, св. Иоанн ставит в прямую связь роскошь и обиду ближнего. По взгляду св. отца, когда украшаются золотом кони и рабы, когда надевают на себя украшения из золота, тогда «ты обнажаешь сирот, обижаешь вдов и являешься общим врагом всех». Обширные и велико­лепные дома говорят о том же: «каждый прохожий при взгляде на высоту и величие обширного и великолепного дома скажет себе или ближнему: скольких слез стоило построение этого дома? Сколько ограблено сирот? Сколько обижено вдов? Сколько людей лишено платы?»[530]. Живущий в ро­скоши, по убеждениям св. Иоанна, уже одним тем грешит против ближ­них, что страдания неимущих возрастают от одного вида той роскоши, в какой живут богатые[531].

Насколько вид всякой роскоши казался св. Иоанну несовместимым с христианским настроением, видно из того, что его не очаровывало и ро­скошное убранство самых храмов христианских. Он не видит для себя в этом ничего утешительного, пока за дверьми храма великое множество людей страдает от недостатка. «Церковь, — рассуждает св. отец, — не на то, чтобы в ней плавить золото, ковать серебро; она есть торжественное со­брание ангелов; поэтому мы требуем в дар ваши души, ведь ради душ прини­мает Бог и прочие дары. Не серебряная была тогда трапеза, и не из золотого сосуда Христос давал пить кровь свою ученикам. Однако же там все было драгоценно, все возбуждало благоговение, потому что все исполнено было Духа. Хочешь почтить Тело Христово? Не презирай, когда видишь Христа нагим. И что пользы, если здесь почтишь его шелковыми покровами, а вне храма оставишь терпеть и холод, и наготу… Для этого таинственного Тела нужны не покровы, а чистая душа; уды же Христовы, то есть нищие, имеют великую нужду в нашем попечении. Научимся же… почитать Христа, как Сам Он того хочет… Почитай Его той честью, какую Сам Он заповедал, то есть истощай богатство твое на бедных. Говоря это, не запрещаю делать богатые вклады; требую только, чтобы вы вместе с вкладами и даже пре­жде них творили милостыню… Что пользы, если Христова трапеза полна золотых сосудов, а Сам Христос томится голодом. Сперва напитай Его ал­чущего… Ты делаешь золотую чашу, а не даешь чаши студеной воды. Что в том пользы? Делаешь для трапезы златотканные покровы, а Христу не даешь и нужного для прикрытия. Какой плод от этого? Скажи мне: если ты увидишь человека, не имеющего у себя необходимой пищи, и вместо того, чтобы утолить его голод, обложишь стол серебром, поблагодарит ли он тебя за это или, скорее, огорчится?… То же представь и о Христе, когда Он, как бесприютный странник, ходит и просит крова, а ты, вместо того, чтобы принять Его, украшаешь пол, стены, верхи столбов, привязываешь к лошадям серебряные цепи, а на Христа, связанного в темнице, и взгля­нуть не хочешь… Итак, украшая дом Божий, не презирай скорбящего брата: этот храм превосходнее первого»[532].

Чтобы закончить изложение взглядов св. Иоанна на богатство и на должное к нему отношение, нам остается лишь отметить суровое осуждение св. отцом грубых злоупотреблений в деле умножения богат­ства. Если, как мы уже видели, по взгляду св. отца, уже одно только сохранение своего имущества в неприкосновенности есть по существу хищение[533], то сребролюбец и любостяжательный не мог представ­ляться святителю иначе, как в образе чудовища, вовсе лишенного бого­подобного человеческого образа. Так именно рисует св. отец сребролюб­ца: «представим себе человека, — говорит св. Иоанн, — извергающего из очей своих огонь, черного, вместо рук имеющего на обоих плечах своих висящих драконов; представим у него такие уста, в которых вме­сто зубов вонзены острые мечи, а вместо языка находится источник, изливающий яд… Представим, что чрево его пожирает более всякой печи… а ноги — как бы крылатые и быстрее всякого пламени. Пусть лицо его будет составлено из собачьего и волчьего; пусть он не будет произносить ничего человеческого, но будет издавать из себя звуки не­стройные, отвратительные и страшные; пусть также и в руках у него будет пламень. Может быть, вам представляется страшным сказанное мной, но я еще не изобразил его надлежащим образом. К сказанному надо присовокупить и еще нечто: пусть он поражает встречающихся с ним, пожирает и терзает плоть их. Но сребролюбец гораздо хуже и та­кого чудовища. Он нападает на всех, все поглощает, подобно аду, всюду ходит как общий враг рода человеческого»[534]. Вообще св. отец не нахо­дит достаточно выразительных слов и сравнений, чтобы представить весь ужас греха любостяжания. Сребролюбец хуже бесноватого для всего города и людей, так как на него не действует и слово Христа[535]. Корыстолюбец хуже вора[536], хуже пса и зверя, он — сам демон[537]. Лю- бостяжатель — истинный идолопоклонник, приносящий на алтаре лю­бостяжания и тело, и души ближних[538]. Нет возможности и особенной нужды передавать все те суровые обличения греха корыстолюбия, ка­кие встречаются во множестве бесед св. Иоанна. Можно только приба­вить, что когда св. Иоанн говорит о тяжести греха корыстолюбия, то он разумеет не каких-либо извергов, но очень обыкновенных с житейской точки зрения людей. Об этом говорит уже жалоба самого святителя, что сребролюбие овладело душами всех[539], и нет нужды даже объяснять это диавольскими кознями, так как нашей злобы совершенно достаточно для объяснения этого факта[540].

Само собой понятно, что св. Иоанн, так же как и другие св. отцы, восставал против отдачи денег в рост. «Ничего, ничего нет постыднее и жестокосерднее, как брать рост… Ростовщик обогащается на счет чу­жих бедствий, тягости другого обращает себе в прибыль… под видом че­ловеколюбия роет яму глубже, помогая теснить нищего»[541].

Чтобы изложить взгляды св. Иоанна Златоуста на богатство, нам пришлось довольно долго останавливаться на творениях этого велико­го учителя Церкви, так часто касался он интересующего нас предме­та и так разносторонне его рассматривал. Теперь, когда нам предсто­ит выяснить взгляд св. отца на бедность, задача наша значительно облегчается тем, что многие частные вопросы, связанные со взглядом на бедность, предрешаются уже тем или иным отношением к богатству. Мы уже видели, что с принципиальной точки зрения св. Иоанн призна­ет только одну истинную бедность — недостаток добродетели и только одно истинное богатство — вечную жизнь. Поэтому от воли человека за­висит быть истинно богатым или бедным, а теперешняя бедность — это такой же призрак, маска, картина, как и земное богатство. Истинная оценка бедности определяется тем отношением, в каком находится к ней наша воля. Все это в равной мере приложимо и к богатству, и к бедно­сти, как мы сказали. Но есть в учении св. отца относительно бедности самой по себе такие черты, которые отличны от святоотеческой харак­теристики богатства. В то время, как св. Иоанн решительно утверждает, что и богатство — дым и призрак, и блага, им доставляемые, не лучше сновидения, относительно страданий бедных святой отец думает иначе и указывает в этих страданиях такую реальность, не видеть которой не в праве христианское сердце. Уже один тот факт, что св. Иоанн так горячо осуждал немилосердие богатых и возмущался видом роскоши их жизни рядом с нуждой бедняков, — один уже