юноше и другим, искавшим спасения[69], или же в иной форме, например, в форме служения от своих имений самому Господу и Его ученикам[70], но, во всяком случае, весь дух Христовой проповеди говорил о том, что в христианское сознание не может входить в качестве жизненной нормы забота о приобретении, хранении и умножении собственно­сти в форме личного владения благами земли. Помимо прямой заповеди благотворить всем и давать взаймы, не ожидая возвращения[71], что не­избежно связывается с постоянной готовностью отрешаться от своего ради ближних, самый идеал христианского настроения в отношении к миру и его благам вовсе исключал даже возможность речи со стороны верующих о праве своем владеть собственностью и о долге охранять это право. Вот те слова Господа, в которых с трогательной простотой и вместе силой изображается истинно христианское отношение ко все­му тому, что обычно является предметом владения в этом мире. «Не собирайте себе сокровищ на земле, где моль и ржа истребляют, и где воры подкапываются и крадут; но собирайте себе сокровища на небе, где ни моль, ни ржа не истребляют, и где воры не подкапываются и не крадут, ибо где сокровище ваше, там будет и сердце ваше… Никто не мо­жет служить двум господам: ибо или одного будет ненавидеть, а другого любить; или одному станет усердствовать, а о другом нерадеть. Не можете служить Богу и маммоне. Посему говорю вам: не заботьтесь для души ва­шей, что вам есть и что пить, ни для тела вашего, во что одеться. Душа не больше ли пищи, и тело — одежды? Взгляните на птиц небесных: они не сеют, ни жнут, ни собирают в житницу, и Отец ваш Небесный питает их. Вы не гораздо ли лучше их? Да и кто из вас, заботясь, может прибавить себе росту хоть на один локоть? И об одежде что заботитесь? Посмотрите на полевые лилии, как они растут: не трудятся, ни прядут; но говорю вам, что и Соломон во всей славе своей не одевался так, как всякая из них; если же траву полевую, которая сегодня есть, а завтра будет брошена в печь, Бог так одевает, колми паче вас, маловеры! Итак, не заботьтесь и не го­ворите: что нам есть? или что пить? или во что одеться, потому что всего этого ищут язычники; и потому что Отец ваш Небесный знает, что вы имеете нужду во всем этом. Ищите же прежде Царствия Божия и правды Его, и это все приложится вам. Итак, не заботьтесь о завтрашнем дне, ибо завтрашний сам будет заботиться о своем, довольно для каждого дня своей заботы»[72]. Достаточно, думается, прочитать эти слова, чтобы стало ясно, что при таком взгляде на мир и на его блага невозможна самая речь о своем праве владеть чем-либо. Для того, кто внутренне отрешится от всего, что имеет[73], не может быть страха лишиться собственности; как не может быть думы о своем праве владеть своим у того, кто сердцем воспри­нял учение Христа: всякому просящему у тебя дай[74]. В сознании христи­анина царит одно представление: один у нас Отец Небесный и один Учи­тель — Христос, а мы все — братья друг другу[75]. Эта идея христианского равенства и братства делает то, что, если в личной жизни в отношении собственности руководящим принципом является отказ от нее в пользу неимущих, то в жизни христианской общины таким принципом должно, естественно, явиться общение имуществ. Разумеется, как в личной жизни не может быть места закрепощению собственности в одних руках, так и в жизни христианской общины нет места такому закрепощению, но ее имущество служит всем нуждающимся, как это доказала жизнь пер­венствующей Церкви. Но все же в недрах церковной общины наиболее определенно осуществляется принцип общения имуществ. В конкретной форме с известной организацией распределения материальных средств мы встречаем такое общение в первенствующей Церкви.

Конечно, пока был со своими учениками Христос Спаситель, подоб­ная организация являлась излишней; и только по Вознесении Христовом и более широком распространении христианства явилась нужда в более определенной организации церковной жизни вообще, а в частности — и устроения материального быта христианской общины. Но уже и в Еван­гелиях мы находим несомненные данные для того утверждения, что как Христос Спаситель, так и Его святые апостолы не имели личной соб­ственности во время земной жизни Христа Спасителя, но получаемое от доброхотных даяний[76] расходовали сообща[77]. Нет нужды раскрывать ту бесспорную истину, что Христос Спаситель есть идеал нравственного совершенства для каждого христианина. Такое же идеальное значение имеет и Его отношение к собственности. Он не мог иметь заботы о ней и не имел ничего, сверх самого необходимого. Тот, Кто учил других быть совершенно независимыми от влечения к обладанию миром и не заботить­ся о завтрашнем дне, Сам оставил нам в этом отношении, как во всех других, высочайший образ, чтобы мы следовали по Его стопам[78]. «Лиси­цы, — говорит Господь, — имеют норы, и птицы небесные — гнезда; а Сын Человеческий не имеет, где приклонить голову»[79]. Он, подобно бездом­ному бедняку, утоляет со Своими учениками голод, срывая колосья на поле[80], ища смоквы на дереве[81] и принимая добровольные даяния от Своих последователей[82]. Последние, надо думать, и составляли ту, несомненно, небольшую, общую собственность Христа Спасителя с Его учениками, которая хранилась в ковчежце Иуды[83] и служила как для удовлетворения нужд маленькой общины, так и для раздачи беднейшим[84].

Великие начала новой жизни во Христе, возвещенные в Евангелии, нашли свое дальнейшее раскрытие и осуществление, прежде всего, в уче­нии и жизни святых апостолов и первенствующей Церкви. И как в лич­ной жизни святых апостолов, так и в их учении и, наконец, в самой жизни руководимой ими первенствующей Церкви мы находим совершенно опре­деленно выраженное отношение к праву собственности, вполне, конечно, согласное с началами, возвещенными миру Христом Спасителем. Начала эти — внутреннее отрешение от исключительного владения собственно­стью и готовность всем своим делиться с другими. В своей личной жизни святые апостолы являлись прямыми подражателями своему Господу: они не имели собственности, как это ясно выступает из свидетельств самих святых апостолов. «Серебра и золота нет у меня», — говорит о себе апо­стол Петр[85], и апостол Павел свидетельствует об апостолах вообще: «Мы нищи… мы ничего не имеем»[86]. Апостольская точка зрения на собствен­ность вполне, конечно, совпадает с учением Господа: все должно огра­ничиваться необходимым: «Имея пропитание и одежду, — говорит св. апостол, — будем довольны тем»[87]. Сам апостол Павел трудился ради этого, не желая обременять верных[88], и при этом еще служил другим, находившимся при нем[89]; и однако часто не имел и где голову прикло­нить, и чем насытиться, и во что одеться. «Я часто был, — пишет он о себе, — в голоде и жажде, часто в посте, на стуже и в наготе»[90]. И если в своем лице святые апостолы во всей чистоте осуществили евангель­ское начало всецелого отрешения от своего и служения другим, то в сво­ем учении они призывали к этому же верующих. Мы уже сказали, что истинное отрешение от собственности вовне выражается лично каждым в осуществлении евангельского повеления: всякому просящему у тебя давай; а в жизни общины такое внутреннее отрешение имеет своим прямым следствием общение имуществ, когда свободно отказываются от того, чтобы называть что-либо своим. И оба эти проявления христи­анского отрешения от своего нашли свое выражение в учении апостолов и в самой жизни Церкви апостольского периода. Всюду в писаниях апо­столов мы читаем призыв делиться своим достатком с нуждающимися[91], а в самой жизни первенствующей Церкви встречаем и действительное идеальное осуществление этого завета в форме общения имуществ. Вот как, просто и трогательно, повествует об этом книга апостольских Дея­ний: «Все верующие были вместе и имели все общее; и продавали име­ния и всякую собственность, и разделяли всем, смотря по нужде каждо­го… У множества уверовавших было одно сердце и одна душа; и никто ничего из имения своего не называл своим, но все у них было общее… Не было между ними никого нуждающегося; ибо все, которые владели землями или домами, продавая их, приносили цену проданного и пола­гали к ногам апостолов; и каждому давалось, в чем кто имел нужду»[92]. Такова чудная картина того единения духа, какое царило в первохристи- анской общине; и, оценивая это явление жизни первенствующей Церкви с этической точки зрения, мы в праве в описанном порядке видеть иде­альное воплощение тех начал, какими проникнуто Евангелие в его отношении к устроению материальной стороны человеческой жизни. У множества верующих было одно сердце и одна душа; царила, иначе сказать, любовь, как действительная основа жизни, делавшая то, что спадали оковы эгоизма, и каждый свободно отказывался от своего ради общего блага. Нет ни малейшего сомнения, что эта картина жизни пер­венствующей Церкви должна иметь громадное значение для христиан­ской этики в ее учении о материальной культуре. Эта картина показы­вает с наглядной простотой, но и бесспорной убедительностью, что нравственным долгом для христианина должно быть не «приобретение, хранение и умножение» имущества, но такая полнота переживаний лю­бящей души, при которой была бы психологически невозможна самая мысль об исключительности моего права на обладание известным пред­метом. Христианство никогда не посягало на неприкосновенность права собственности и признавало юридическое право каждого владеть своим не только в известных словах св. апостола Петра Анании[93], но и в стро­жайшем осуждении всякого посягательства на чужое[94]. Однако, самая природа христианской любви такова, что там, где она действительно ца­рит, мы всегда встречаем и общение имуществ, подобно тому, как оно было в жизни первенствующей Церкви. Для иллюстрации нашей мысли мы укажем на жизнь семьи. Закон признает право каждого члена семьи на обладание известной собственностью. Между тем, в действительности нет такого внешнего деления «моего» и «твоего» в жизни каждой семьи, связанной чувством живой любви. Этим чувством была одушевлена и пер­венствующая Церковь, у которой живо было сознание того, что один у всех Отец Небесный, один Спаситель мира и все они — братья и сестры, призванные вместе совершать свое земное течение и вместе стремиться к спасению. Насколько такое сознание должно быть свойственно каждой христианской общине, настолько несомненно, что в идеале устроения Царства Божия на земле в Церкви Христовой мы должны мыслить та­кое единение духа, а неразрывно с ним — и единение в имуществе, ре­альный свободный отказ в отношении владения своим имуществом от того юридического начала, которое лежит в основе царства эгоизма. Мы, та­ким образом, смотрим на единение имуществ в первенствующей Церкви, как на ту идеальную форму, в какой должно выражаться