любви Христовой и света Его истины в жизнь мира, и кто отвергал эту любовь и отворачивался от этого света, тот отвергал и дело Христово и не хотел взирать на Его чистый небесный лик…

Пятнадцать веков протекло с того времени, как учили в Церкви послед­ние из тех ее отцов, учение которых по вопросу о христианском отношении к собственности мы изложили. Мир жил эти века своей жизнью; и теперь, так же, как и в дни святоотеческого учительства, нет правды на земле в от­ношениях между христианами, и дивными кажутся нам слова Евангелия Христова о братстве людей, как детей одного Отца. И теперь, так же как и в первые дни христианства, миллионы обездоленных в мире идут к Цер­кви и через нее приносят в жертву Богу свои сокрушенные сердца, ожидая здесь утешения и просвещения. Наша русская православная Церковь есть часть великого вселенского целого и должна являться носительницей тех идей, какими жила древняя Церковь. К ней, русской православной Цер­кви, протянуты не только руки просящих, но устремлены сердца, любящие правду и тоскующие по ней. И наша Церковь должна быть вестницей прав­ды Христовой, должна исповедовать Его истину, обличать мир в том, что нет правды в его жизни, и указывать миру единый путь жизни во Христе и Его слове вечной истины. И если наше богословие и проповедь в храме призваны быть слугами Церкви и содействовать ее возрастанию в мире, то они должны исповедовать и проповедовать истину Христову во всей ее чистоте и лучезарной красе, а не извращать ее в угоду началам, господ­ствующим в нашей наличной жизни. Нами было кратко указано на ложь того пути, каким идут, в общем, современные нам богословие и проповедь в уяснении христианского взгляда на вопросы об отношении христианина к собственности и помощи нуждающимся. Коренная ложь эта в том, что за норму христианских отношений принимаются не те идеальные начала жизни, какие были возвещены миру Господом Иисусом Христом, но на­чала, фактически господствующие в нашей, языческой по духу, жизни. Поэтому и оказалось возможным дойти до такого ослепления, чтобы от имени Церкви Христовой советовать хранить и умножать свое богатство в то время, как братья умирают с голоду, и жить в роскоши тогда, когда великое множество людей не имеют и крова. Так учить, значит, поистине, подавать алчущим правды камень, вместо хлеба; и нужно ли удивляться, что когда такие учители говорят: «Церковь — мать наша», — то, хотя они говорят истину, но в их устах уныло звучит она, и не ощущается в их речи всего тепла этого образа — материнства Церкви. И есть лишь один надеж­ный путь для нашей русской богословской мысли сохранять верность Хри­сту — это прислушиваться более к голосу предания Вселенской Церкви, чем к голосу предания человеческих обычаев; усваивать значение вечной правды слову Евангелия, а не меняющимся человеческим установлениям и мнениям. Русская богословская мысль, если она желает быть верной заветам древней Церкви, должна на пути своего исповедания и пропове- дания Христовой истины идти в мир со знаменем, на котором были бы начертаны великие слова псалмопевца, обращенные им к Богу: «правда Твоя — правда вечная, и закон Твой — истина».

ПРИЛОЖЕНИЕ. Архиепископ Василий (Кривошеин). ПРЕПОДОБНЫЙ СИМЕОН НОВЫЙ БОГОСЛОВ И ЕГО ОТНОШЕНИЕ К СОЦИАЛЬНО-ПОЛИТИЧЕСКОЙ ДЕЙСТВИТЕЛЬНОСТИ СВОЕГО ВРЕМЕНИ

Мне хотелось бы рассмотреть в настоящей статье несколько харак­терных мест из «Огласительных Слов» пр. Симеона Нового Богослова[1006], в которых отражается отношение этого духовного писателя и мистика к политической и социальной действительности своего времени и оценка ее им. Пр. Симеон Новый Богослов не был политическим писателем, ин­тересы его всецело сосредоточены на вопросах духовной жизни, вполне естественно поэтому, что прямых политических высказываний у него не встречается. Тем не менее даже говоря о духовной жизни или об отно­шениях между человеком и Богом, пр. Симеон Новый Богослов любит пользоваться образами и примерами, заимствованными из общественной жизни, и в этих образах часто проглядывает его отношение к ее явлениям. Так, например, повторяя вслед за апостолом Павлом (1 Кор. 1, 27-28), что «оставив мудрых и сильных и богатых мира, Бог избрал по неизреченной Своей благости немощных и немудрых и бедных мира»[1007], Симеон Новый Богослов делает следующее противопоставление между Божественным и земным царством: «Люди отвращаются их (т. е. немощных, немудрых, бедных), земной царь не переносит их вида, начальствующие от них отво­рачиваются, богатые их презирают и, когда встречают их, проходят мимо, как будто бы они не существовали, и общаться с ними никто не считает желаемым, а Бог, Которому служат бесчисленные множества ангелов, все содержащий словом Своей силы, Кого великолепие непереносимо для всех, не отказался стать отцом и другом и братом этих отверженных, но захотел воплотиться, чтобы стать подобным нам по всему кроме греха и сделать нас причастниками Своей славы и царства»[1008]. В этом отрывке из Второго «Огласительного Слова» интересно не только яркое описание, как «богатые» с отвращением и презрением относятся к «немощным и бед­ным», и как «царь» даже «не переносит их вида», но и само противопо­ставление «земного царя» небесному Царю, Богу, Который в отличие от земного не отказался обнищать и стать человеком, подобным нам, нашим братом. Как видно отсюда, пр. Симеону Новому Богослову была чужда мысль, будто бы «земной царь» является образом Бога на земле, и что земное царство есть отражение Царства Небесного. Наоборот, земное царство со всеми его порядками представляется ему противоположностью Царству Божиему.

Еще более ярко выражено отношение пр. Симеона Нового Богослова к царям и сильным мира сего в длинном отрывке из Пятого «Огласи­тельного Слова», описывающем Страшный Суд. Христос обращается там к «царям и властителям и военноначальникам»[1009] со следующими словами (после того, как Он привел им в пример Давида и других пра­ведных древности): «Почему вы не были подражателями ему (Давиду) и подобным ему? Или, может быть, вы считали себя более славными и богатыми, чем он, и потому не захотели смириться (пред Богом)? Жал­кие и несчастные, вы, будучи тленными и смертными, захотели стать единодержцами и миродержцами (^ovoKpaxope^ кш косцократоре^). И если только находился кто-нибудь в другой стране, не желающий вам подчиняться, вы превозносились над ним, как над вашим ничтожным рабом, и не выносили его неподчинения, хотя и он был таким же, как и вы, рабом Божиим, и у вас не было никакого преимущества пред ним. А Мне, вашему Творцу и Владыке, вы не хотели подчиниться… Разве вы не слыхали, как Я говорил: «Желающий в вас быть первым да будет са­мым последним, рабом и служителем всех»? Как вы не боялись… впасть в гордость от этой пустой славы и стать преступниками этой Моей за­поведи… Но вы презрели Мои заповеди, как будто это были заповеди одного из отверженных и слабых»[1010]. В основном эти строки имеют чисто религиозный характер. «Цари» обвиняются в нарушении заповедей Гос­подних, в гордости и властолюбии, в восстании на Бога, в нежелании смириться пред Ним. «Смертные и тленные», они стремятся стать еди­ными властителями вселенной и угнетают других людей, подобных им созданий Божиих. Более того, весь строй земного царства, основанный на гордости и насилии, противопоставляется Царству Божиему, осно­ванному на смирении и служении. Но в этих общих христианских су­ждениях можно усматривать критику (тоже христианскую) конкретных явлений современной Симеону исторической действительности. Так, выражениями ^ovoKpaxope^ и косцократоре^ (единодержцы и миродер- жцы) характеризуются две основные социально- политические тенден­ции царей македонской династии, императора Василия II Болгаробойцы, современника пр. Симеона Нового Богослова, в частности. Первая из них выражалась в стремлении македонских императоров сломить внутри империи всякую социальную силу, способную противостоять им и огра­ничить их власть. Такой социальной силой была византийская земель­ная аристократия, малоазийские крупные землевладельцы прежде всего. Такое стремление византийских царей характеризуется у пр. Симеона как их желание стать «единодержцами» (^ovoKpaTope^). Другая тенден­ция тех же царей — их стремление расширить пределы империи и до­стичь мирового господства — характеризуется у него как желание быть «миродержцами» (Koo^oKpaTope^)[1011]. Обе эти тенденции, как мы видели, рассматриваются у Симеона Нового Богослова как противоречащие за­поведям Христовым и осуждаются им от лица Христа на Страшном Суде. Острота этого осуждения видна из того, что выражение коорократсор, применяемое к царям, на церковном языке обычно относится к «князю мира сего», Сатане, и к злым духам вообще (ср. Еф. 6, 16), в отличие от слова Паутокрсггар (Вседержитель), применяемого к Богу. Нужно, однако, подчеркнуть, что пр. Симеон не отвергает царскую власть как та­ковую и не противопоставляет ей какой-нибудь другой образ правления, но осуждает с христианской точки зрения греховные тенденции царской власти и противопоставляет дурным и грешным царям (своим современ­никам, можно думать) древних праведных и угодных Богу царей, хотя и не называет их по имени, как он это делает, когда говорит о святых патриархах и епископах[1012].

Очень интересно отношение пр. Симеона Нового Богослова к част­ной собственности и социальному неравенству. Вот что он говорит об этом в своем Девятом «Огласительном Слове»: «Существующие в мире деньги и имения являются общими для всех, как свет и этот воздух, кото­рым мы дышим, как пастбища неразумных животных на полях, на горах и по всей земле. Таким же образом все является общим для всех и пред­назначено только для пользования его плодами, но по господству никому не принадлежит. Однако страсть к стяжанию, проникшая в жизнь, как некий узурпатор[1013], разделила различным образом между своими рабами и слугами то, что было дано Владыкою всем в общее пользование. Она окружила все оградами и закрепила башнями, засовами и воротами, тем самым лишив всех остальных людей пользования благами Влады­ки. При этом эта бесстыдница утверждает, что она является владетель­ницей всего этого, и спорит, что она не совершила несправедливости по отношению к кому бы то ни было. С другой стороны, слуги и рабы этой тиранической страсти становятся не владельцами вещей и денег, полученных ими по наследству, но их дурными рабами и хранителями. И если они, взяв что-нибудь или даже все из этих денег, из страха угро­жаемых наказаний или в надежде получить сторицею, или склоненные несчастиями людей, подадут находящимся в лишениях и скудости, то разве можно считать их милостивыми или напитавшими Христа, или совершившими дело, достойное награды? Ни в коем случае, но как я ут­верждаю, они должны каяться до самой смерти в том, что они столько времени удерживали (эти материальные блага) и лишали своих братьев пользоваться ими»[1014]. Как мы видим, пр. Симеон Новый Богослов считает, что «деньги и имения» должны быть «общими» для