исключить возможности того, что Флавий опирался на уже существующую христианскую традицию. Как человек любознательный, живо интересовавшийся современным религиозным движением в Иудее, как вдумчивый историк и писатель, внимательно изучавший все доступные ему материалы, он не мог пройти мимо христианских свидетельств о творцах их веры, в чем бы эти свидетельства ни заключались — в письменных ли сочинениях или устном предании.
Последнее соображение тем более должно учитываться, если рассматривать сочинения живших и творивших несколько позже римских (латинских) писателей — Плиния Младшего, Тацита и Светония. Впрочем, из названных авторов прямо и определенно свидетельствует об Иисусе Христе только один Тацит. В «Анналах» он рассказывает о том, как император Нерон в 64 году пытался свалить вину за вспыхнувший в Риме страшный пожар на приверженцев нового религиозного движения — христианства. В римском народе ходил слух, что город был подожжен по прямому приказу сумасбродного императора, который будто бы хотел насладиться невиданным зрелищем. «Поэтому, — продолжает Тацит, — чтобы уничтожить этот слух, Нерон подставил виновных и применил самые изысканные наказания к ненавистным за их мерзости людям, которых чернь называла христианами, Виновник этого по имени Христос был в правление Тиберия казнен прокуратором Понтием Пилатом, и подавленное на время пагубное суеверие вырвалось снова наружу и распространилось не только по Иудее, где это зло получило начало, но и по Риму, куда стекаются со всех сторон и где широко прилагаются к делу все гнусности и бесстыдства. Таким образом были сначала схвачены те, которые себя признавали [христианами], затем, по их указанию, огромное множество других, и они были уличены не столько в преступлении, касающемся пожара, сколько в ненависти к человеческому роду» (Тацит. Анналы, XV, 44, пер. В. И. Модестова). И далее с подробностями рассказывается, каким страшным казням и издевательствам были подвергнуты ни в чем не повинные люди.
Хотя критическое направление поставило под сомнение подлинность и этого античного свидетельства о Христе, общее содержание и характер изложения в рассказе Тацита таковы, что они едва ли могут доставить для этого надлежащий повод. Неприязненное отношение автора к христианам вполне соответствует общей неприязни и презрению, с которыми римский историк относился к восточным верованиям, а о преследовании христиан при Нероне говорят и другие источники, что подтверждает сообщение «Анналов». Тем не менее свидетельство Тацита, так же как и свидетельства Иосифа Флавия, не имеет решающего значения, поскольку оно в еще большей степени, чем данные иудейского историка, может восходить к уже сложившейся христианской традиции. Что же касается Плиния Младшего и Светония, то их сообщения имеют к теме Христа лишь косвенное отношение. В дошедшей до нас переписке Плиния с императором Траяном (время, когда Плиний был наместником римской провинции Вифиния-Понт, между 111 и 117 годами) упоминается о сильном христианском движении в Малой Азии и о преследовании Плинием христиан по подозрению в нелояльном отношении к официальным языческим культам, равно как и к культу императора. Однако о Христе говорится глухо, просто как о божестве, которому поклоняются христиане (Плиний. Письма, X, 96–97). Светоний в своем произведении «Жизнеописания двенадцати Цезарей» сообщает некоторые данные, относящиеся к истории раннего христианства: об изгнании Клавдием из Рима иудеев, волновавшихся по подстрекательству некоего Хреста (Клавдий, 25, 4), о гонениях на христиан при Нероне (Нерон, 16, 2), но о Христе не говорит ничего.
Таким образом, надежды извлечь из нехристианских, языческих источников необходимые критерии для решения интересующей нас проблемы не оправдываются. Приходится признать, что однозначное решение проблемы историчности Иисуса Христа при настоящем состоянии источников невозможно. Очевидно, мы должны считаться с наличием по крайней мере двух возможностей в решении этой проблемы. С одной стороны, вполне обоснованно рассматривать Иисуса Христа как исторически развившийся образ мессии, сформировавшийся в русле древних мифологических представлений (культ богов умирающей и воскресающей природы, одним из которых мог быть древний палестинский бог Иешуа) и магических действий (ритуальное принесение в жертву за народ вождя племени), но более всего на основе ветхозаветных пророчеств о помазаннике божьем — мессии. С другой стороны, Иисус Христос мог быть реальной исторической личностью, проповедником и учителем, уверовавшим в свое призвание мессии. Своей трагической судьбой, поскольку она имела огромный резонанс в иудейском мире, а позднее и за его пределами, такой проповедник мог как бы воплотить в реальность вековую религиозную мечту и таким образом способствовать завершению всей мессианской темы. В таком предположении нет ничего невероятного, и мы даже склонны допустить такую возможность, но подтвердить ее надежными историческими данными невозможно. С неразрешенностью (или неразрешимостью) проблемы Христа должен считаться всякий, кто стремится к трезвому и непредвзятому историческому познанию.
Завершая рассмотрение темы новозаветных персонажей — основателей новой, христианской религии, мы можем отметить наличие как бы трех поколений этих творцов соответственно трем стадиям развивавшегося религиозного движения. Первую стадию — протохристианство — представляет Иоанн Креститель, фигура вполне историческая, близкая к ессеям и кумранитам, непосредственно предварявшая появление христианства. Вторая стадия — первоначальное христианство, или иудеохристианство, — связана прежде всего с фигурой Иисуса Христа, воплотившей в себе, независимо от степени своей реальности, тип основоположника, проповедника и учителя, сплотившего вокруг себя круг избранных учеников. Третья стадия приходится на тот момент, когда христианское движение пошло вширь, стало распространяться за пределы Палестины и иудейства, стало из иудейской секты превращаться в новую религию античного мира. Эта стадия связана с деятельностью тех, кто искренне считал себя учениками сына божьего, им самим наставленными на путь истины, за кем в христианской традиции закрепилось название апостолов. Среди них, по преданию, размахом своей миссионерской деятельности в особенности выделялись Петр и Павел. Согласно Деяниям апостолов, Петр пропагандировал новую веру главным образом среди иудеев, хотя не отказывался от общения и с язычниками-неиудеями. Павел же решительно обратился с проповедью нового учения именно к этим последним. Он был создателем влиятельной в дальнейшем общины христиан в Антиохии (в Сирии), члены которой первыми стали называться христианами (Деяния, 11, 26). Петра же христианская традиция считает первым официальным главой — епископом христианской общины в Риме. В историчности этих древнейших миссионеров христианства сомневаться, по-видимому, не приходится; в особенности это относится к Павлу, которого предание не относит к числу первых, непосредственных учеников Христа. Иудей, родом из малоазийского Тарса, он первоначально принадлежал к числу гонителей христиан и лишь позднее сам обратился в христианство, сменив вместе с этим обращением природное имя Савл на новое — Павел.
Исторические судьбы античного христианства
Зародившись в Палестине в качестве одной из иудейских религиозных сект, христианство очень скоро вышло за рамки первоначального русла и к исходу III века захватило всю Римскую империю. При этом новая вера распространялась как вширь, за пределы иудейства, так и вглубь, на различные слои античного общества, включая самые верхи. Свершалось это под воздействием двух главных факторов. С одной стороны, упадок, а затем и кризис античного рабовладельческого общества побуждали все новые и новые группы населения искать опоры и утешения в религии. С другой стороны, именно в этих обстоятельствах обнаруживалась все большая притягательность новой христианской религии, с ее пафосом отрицания старого, дискредитировавшего себя порядка, с ее страстной верой в скорый приход божественного спасителя.
Заключая очерк о первоначальном христианстве, необходимо вкратце коснуться тех главных перемен, которые происходили в христианстве в первые века его существования, по мере превращения из иудейской секты в мировую религию.
В первую очередь, следует отметить решающую перемену в национальном и социальном составе христианских общин. Уже по апостольским посланиям, в особенности по посланиям Павла, которые в их нынешнем виде являют собой памятник именно переходной эпохи, можно без труда подметить, какие сдвиги в этом отношении происходили уже во второй половине I века. Провозглашенный христианством своеобразный космополитический принцип: «Нет ни эллина, ни иудея, ни обрезания, ни необрезания, варвара, скифа, раба, свободного, но все и и во всем Христос» (Павел, Колос., 3, 11) — широко открыл двери христианских общин для людей самого различного происхождения. Перемена в национальном составе была скорой и разительной. Уже во времена апостола Павла резко возросло количество христиан-неиудеев. Попытка консервативных элементов из числа иудео-христиан навязать новохристианам из язычников соблюдение древних иудейских установлений, в частности обрезания, была решительно отвергнута авторитетными христианскими кругами во время специальной дискуссии в Иерусалиме, воспоминания о которой сохранились в новозаветной традиции (Павел, Галат., 2; Деяния, 15). Принятое тогда решение о необязательности для христиан из язычников следовать закону Моисея явилось по: воротным пунктом в развитии новой религии, которая именно с этого времени не только преодолевает границы Палестины, но и порывает с иудейством и становится общеантичным явлением.
Вместе с тем наряду с массой бедных и угнетенных людей в составе христианских общин все чаще появляются представители средних и высших общественных слоев, которые начинают задавать тон общим настроениям и оказывают сильнейшее воздействие на жизнь и организацию общин. Показательными являются неоднократно встречающиеся в апостольских посланиях призывы к духовному смирению и примирению, которые подменяли радикальное устранение социального неравенства мистическим, иллюзорным равенством всех перед Христом. «Рабы, — читаем мы в послании Павла к эфесянам, — повинуйтесь господам [своим] по плоти со страхом и трепетом, в простоте сердца вашего, как Христу, не с видимою [только] услужливостью, как человекоугодники, но как рабы Христовы, исполняя волю божию от души, служа с усердием, как господу, а не [как] человекам, зная, что каждый получит от господа по мере добра, которое он сделал, раб ли, или свободный. И вы, господа, поступайте с ними так же, умеряя строгость, зная, что и над вами самими и над ними есть на небесах господь, у которого нет лицеприятия» (Эфес., 6, 5–9; ср. Кол., 3, 22 слл.; 1 Тим., 6, 1–2).
Существенные перемены наблюдаются и в идеологии раннего христианства. Разумеется, главное идейное ядро, представленное учением о мессии — Христе, сохранилось в полном объеме. Более того, есть основание предполагать, что именно в этот поворотный момент, то есть на рубеже I–II веков, образ Христа завершил свое формирование в качестве богочеловека, наделенного яркими характерными чертами и земной биографией. Однако прочие важные идеи в христианском учении подверглись существенной переработке именно в желательном для новых влиятельных слоев направлении.
Так, отраженные в апостольских посланиях эсхатологические устремления отличаются от аналогичных чаяний Апокалипсиса большей ориентацией на терпение и даже прямым отказом от надежды на скорое новое пришествие Христа. В послании Павла к фессалоникийцам настоятельно рекомендуется «не спешить колебаться умом и смущаться ни от духа, ни от слова, ни от послания, как бы нами [посланного], будто уже наступает день Христов» (2 Фес., 2, 2). Приглушаются национально-освободительные и демократические устремления, которые
