человека начинается с мысли «я прав». Что же тогда говорить о тех, кто дошел до края…
Ольга Брилева
Разве не может Бог спасти каждого?
Нет, не может. Я испытываю смешанные чувства по этому поводу. Ужасно, что спасутся не все; ужасные слова сказаны про Иуду: «…лучше было бы этому человеку не родиться» (Мф. 26:24; ср. Мк. 14:21); прекрасно, что Господь сотворил меня (как и всех сынов Адама) свободным и способным (по благодати Божьей и через обличение Духа Святого) добровольно капитулировать перед Ним и быть побежденным Его любовью.
В Священном Писании говорится, что Бог хочет, чтобы все люди спаслись (2 Петр. 3:9; 1 Тим. 2:3–4), но спасутся не все — приводится три несомненных примера погибших: Иуда (Мф. 26:24), зверь и лжепророк (Откр. 20:10).
Всемогущество Бога не значит, что Бог может исполнить всякое задание, которое мы для Него выдумаем. Например, Бог не может солгать (см. Евр. 6:16–20), не может не исполнить то, что обещал; именно поэтому мы можем твердо верить Ему. Бог не может отнять Свой дар, коль скоро это действительно дар, а не временно врученное имущество: «Ибо дары и призвание Божие непреложны» (Рим. 8:29; однако может временно лишить возможности использовать этот дар, см., например, историю Самсона в Книге Судей).
Михаил Логачев
Бог призывает людей к прощению и неосуждению, а Церковь учит, что Он судит и наказывает. Может ли это быть правдой?
Внимательно читая Евангелие, мы обнаруживаем, что образ Всевышнего Судии присутствует в словах Самого Иисуса. Особенно ясно это видно в 25-й главе Евангелия от Матфея, где Судией является Сын Человеческий, то есть Сам Иисус:
Когда же приидет Сын Человеческий во славе Своей и все святые Ангелы с Ним, тогда сядет на престоле славы Своей; и соберутся перед Ним все народы; и отделит одних от других, как пастырь отделяет овец от козлов…
И пойдут сии в муку вечную, а праведники — в жизнь вечную (см. Мф. 25:31–46; я привел ради экономии места лишь первые и последний стихи. — М. Л.).
Этому описанию грядущего Суда предшествует притча о талантах, также говорящая о суде, причем Судия — Сын Человеческий (см. Мф. 25:13–30).
В Евангелии от Иоанна (например, глава 5) мы также видим, что Иисус свидетельствует о Себе как о Судии:
Отец не судит никого, но весь суд отдал Сыну (5:22).
И дал власть Ему производить и суд, потому что Он есть Сын Человеческий… И изыдут творившие добро в воскресение жизни, а делавшие зло — в воскресение осуждения (5:27, 29).
Обратим внимание, что сказано о Суде в третьей главе Евангелия от Иоанна:
Верующий в Него не судится, а неверующий уже осужден, потому что не уверовал во имя Единородного Сына Божия. Суд же состоит в том, что свет пришел в мир; но люди более возлюбили тьму, нежели свет, потому что дела их были злы (3:18–19).
И о результате Суда:
Верующий в Сына имеет жизнь вечную, а не верующий в Сына не увидит жизни, но гнев Божий пребывает на нем (3:36).
Заметим, что задача суда — не только и не столько наказать, сколько прежде всего установить истину и затем властно утвердить ее, защитив обиженных от обидчиков (ср. Лк. 18:1–8), устранив несправедливость и беззаконие (что делал и Сам Иисус, дважды изгнав торгующих из Храма, см. Лк. 19:45–48 и Ин. 2:13–17).
Наказание за грех — лишь один из аспектов Божьего правосудия, и действительно, здесь возникает проблема: как совместить Божье правосудие с Его любовью. Решением этой проблемы стал Голгофский Крест Иисуса Христа — Он добровольно принял смерть за грехи всех нас.
Для того чтобы Бог мог простить нас, Ему надлежало умереть за нас.
Действительно, высший и окончательный суд принадлежит Богу, а не людям — потому что люди в своем нынешнем несовершенном, падшем состоянии не способны судить так, как должно. Есть такой афоризм: «Война — слишком серьезное дело, чтобы доверять его военным». Можно это высказывание перефразировать так: «Суд — слишком серьезное дело, чтобы доверять его грешным, несовершенным людям».
Суд сам по себе ничем не плох, но мы слишком плохи, чтобы судить других людей. В то же время общество грешных людей не может существовать без закона, суда и полиции — анархия оборачивается еще худшим беззаконием и произволом (подтверждения этому очевидному тезису можно видеть вокруг нас, а также в газетах и информационных программах).
Поэтому Господь признает государственную власть (Мф. 22:15–22), которая неизбежно предполагает систему человеческого правосудия. Но любой человеческий суд может, самое большее, убить тело, а над душой не властен — в отличие от суда Божьего (ср. Мф. 10:28).
В конечном счете Суд принадлежит Сыну Человеческому и тем, кого Он поставит быть Своими помощниками на Суде, — Его искупленным и прославленным святым. Об этом не только пишет апостол Павел (1 Кор. 6:2–3), но и Сам Иисус говорит, обращаясь к апостолам: «…когда сядет Сын Человеческий на престоле славы Своей, сядете и вы на двенадцати престолах судить двенадцать колен Израилевых».
Можно найти много других высказываний Иисуса о Суде Божьем (советую Вам исследовать этот вопрос с помощью поиска по Библии, например, на сайте www.biblecenter.ru).
Михаил Логачев
Было бы более согласно с благостью Божией, если бы носителей злой воли не мучили в целях удовлетворения мстительной мнимой «справедливости», а только ограничивали в возможности причинять зло всем остальным. Плюс создание всех условий для исцеления их душ. Это и есть высшая правда, рождаемая любовью.
1. Для «носителей злой воли» нет худшего страдания — поистине невыносимое мучение для них! — как быть ограниченным в «возможности причинять зло всем остальным». Для них это и есть ад, вечная мука.
«Вот, душа надменная не успокоится, а праведный своею верою жив будет» (Авв. 2:4). Надменная душа «не успокоится», потому что лишена будет возможности самоутверждаться в своей надменности за счет других.
2. Господь Иисус Христос, придя в образе раба на землю с небес, пострадав за наши грехи, умер на кресте и воскрес и затем, взойдя на небеса, послал в день Пятидесятницы Духа Святого, который вселяется в тех, кто уверует в Христа, соединяя их в одно тело Христово — Церковь. Тот же Дух Святой обличает весь мир «о грехе и о правде и о суде» (Ин. 16:8). Тем самым Господь Иисус Христос сделал ровно то, о чем вы пишете, — создал «все условия для исцеления» наших грешных душ.
Это и есть высшая правда, рождаемая любовью. Богу слава во веки! Аминь.
Михаил Логачев
Не извратил ли Павел учение Христа о прощении врагов? (Рим. 12:19 — «Не мстите за себя, возлюбленные, но дайте место гневу Божию. Ибо написано: «Мне отмщение, Я воздам, говорит Господь». Итак, если враг твой голоден, накорми его; если жаждет, напой его; ибо, делая сие, ты соберешь ему на голову горящие уголья».) Располагает ли христианская любовь к тому, чтобы, приговаривая: «Кушай, пей, враг дорогой», подумывать: «Мое добро да тебе в погибель»?
Такое толкование апостола Павла подтверждает слово апостола Петра о том, что послания Павла легко могут быть ложно истолкованы: «…во всех посланиях, в которых есть нечто неудобовразумительное, что невежды и неутвержденные, к собственной своей погибели, превращают, как и прочие Писания» (2 Петр. 3:16).
Между прочим последние слова апостола Петра означают, что он считал Послания Павла составной частью Писания.
Как же понимать «горящие уголья» в контексте Рим. 12:19–21?
Я здесь процитирую книгу Джона Стотта «Послание к Римлянам» (серия «Библия говорит сегодня», С.-Петербург: «Мирт», 1999):
Некоторые толкователи пытались увидеть в этих «углях» прообраз суда… Однако весь контекст вопиет, протестуя против такого суждения, и в частности, следующий стих, говорящий о необходимости побеждать зло добром. Другие считают, что горящие угли — символ стыда и угрызений совести, которые испытывает враг, встретившись с ответной добротой… Более поздние комментаторы обращали внимание на то, что в древнем Египте существовал ритуал возложения на голову горящих углей в качестве свидетельства об истинности покаяния (с. 444).
Итак, скорее всего, «горящие угли» — символ угрызений совести и последующего покаяния врага, то есть не его погибели, но его спасения. «Не будь побежден злом, но побеждай зло добром» (Рим. 12:21). Самая лучшая победа — когда бывший враг становится другом!
Михаил Логачев
Моему представлению о любви и сострадании противна мысль о том, что Бог может кого-либо окончательно отвергнуть, а христианство утверждает: любовь, сострадание и мораль даны человеку от Бога, они объективны, неизменны и одинаковы для всех.
Они-то объективны, но у нас вот какая проблема — мы грешники и склонны перевирать и любовь, и сострадания, и мораль, как нам угодно.
Очень распространенная ошибка в представлении о любви: «Если ты меня любишь, ты сделаешь так, как я хочу». А когда любящий (отец, друг, Бог) говорит: «Нет, не сделаю, потому что невозможно и/или неправильно, ко вреду тебе и/или другим людям», человек возмущается: «Ну, ты меня совсем не любишь!»
Подлинная любовь умеет говорить «нет». Подлинная любовь умеет не поддаваться на эмоциональный шантаж. Эмоциональный шантаж — это, например, метод, успешно применяемый бессовестными парнями к глупеньким первокурсницам. Парень садится на подоконник этажа этак двенадцатого и трагическим голосом сообщает, что он изнемогает от несчастной любви, что жить без нее ему незачем, и, если она не ответит взаимностью, он сейчас прыгнет вниз и сведет счеты с жизнью — в чем виновата будет она, бессердечная красавица, разбившая его сердце. Всю жизнь ей будет являться его бледный призрак, ибо она виновница его безвременной смерти. При должном уровне артистизма это действует на дурочек-первокурсниц, а не дурочки просто велят парню выметаться из комнаты. Хочешь прыгать вниз? Ну кто ж тебе запретит…
Другой случай эмоционального шантажа (конкретный случай с конкретными людьми) — наркоман, который, потеряв работу, стал требовать деньги на наркотики у матери. Сначала мать отказывалась, предлагая потратить деньги на лечение, но он приставлял нож к своему горлу, говорил, что он невыносимо страдает (что было правдой), и угрожал зарезаться у нее на глазах, если она не даст денег. Она всякий раз поддавалась шантажу и деньги давала — пока он, как и следовало ожидать, не умер от передозировки.
Бедная женщина просто угробила своего сына со своей «мягкой», «податливой» любовью. Да, он мог зарезаться, если бы она сказала «нет», но мог и перемочь себя, согласиться принять лечение. «Нет» давало надежду, а вот «да» не могло привести ни к чему, кроме гибели.
Другой случай — случай отвергнутого эмоционального шантажа — имел счастливый исход. Женщина пообещала своей дочери-наркоманке, что не пустит ее домой, если она придет в состоянии наркотического опьянения. И не пускала. Мне это казалось очень жестким — как же, закрыть дверь
