но это — особое Божие призвание, которое вовсе не является обязательным для всех.
Ибо желаю, чтобы все люди были, как и я; но каждый имеет свое дарование от Бога, один так, другой иначе (1 Кор. 7:7).
Сергей Худиев
А что христиане говорят о противозачаточных средствах?
Относительно противозачаточных средств (отмечу особо — неабортивных) среди христиан есть разные мнения: Католическая Церковь их решительно осуждает, протестанты считают вполне допустимыми, Православная Церковь (в «Основах социальной концепции») дипломатично так высказывается, что это, мол, не приветствуется, но жесткого запрета нет.
Сергей Худиев
Использование противозачаточных средств свидетельствует о том, что человек желает сам быть господином своей жизни, не смотрит на детей как на Господне благословение и утешение, а смотрит на них как на обузу, которой желательно бы не заводить. В основном это так — хотя могут быть заболевания, при которых женщине просто опасно беременеть и рожать, но здесь уже никто не может осуждать использование ПЗС. Католическая Церковь прославила Джанну Беретту Молла, которая родила ребенка, пожертвовав своей жизнью, хотя могла бы сделать аборт и спастись, но выбор «я или ребенок, умереть или убить» поистине страшен, и тому, кто не готов к мученичеству, конечно, лучше прибегать к противозачаточным средствам, чем стоять перед таким выбором. Его не осудят, хотя любой христианин прославит в этом случае супругов, живущих в воздержании.
И еще один момент. Считается, что противозачаточные средства раскрепощают женщину, упрощают ее сексуальную жизнь, хотя, скорее, они упрощают сексуальную жизнь мужчины: в его распоряжении всегда, когда он хочет, находится неплодная женщина, с которой можно заняться сексом. Он больше не обязан считаться с ее потребностями — физиологическими в данном случае, не обязан воздерживаться в определенные периоды месяца, смиряясь перед той тайной, которую Бог создал в теле женщины, он может спать с ней, когда хочет, и это ведет снова к тому, что женщину рассматривают как объект вожделения, а не как человека с разумной душой.
Ольга Брилева
Разве всякий добрачный секс приводит к обману и брошенной женщине?
Не всякий добрачный секс приводит к тому, что женщину (или мужчину, раз на то пошло) бросают, но всякий добрачный секс есть обман. Мне кажется (может быть, я ошибаюсь), что в системе, где нравственного абсолюта нет, обман не является чем-то однозначно предосудительным — если он мелкий и ко взаимному удовольствию, то почему бы нет? Тем не менее добрачный секс есть обман. Во-первых, это обман природы, потому что в ней секс тесно связан с размножением. Тот, кто собирается ловить оргазм, но не хочет при этом размножаться, подобен римскому гурману, который наедается, чтобы насладиться вкусом, а потом идет на двор и блюет, чтобы освободить желудок для новой порции. Во-вторых, если ты готов размножаться, причем ответственно, то что тебе мешает называть это тем, чем оно есть, — браком? Что за стремление усидеть одним седалищем на двух стульях, вкусить одновременно и радость свободы, и радость обязанности?
Дальше. Женщины — за исключением счастливиц, находящихся в меньшинстве, — лучше всего рожают между 18 и 28 годами. У «пожилых первородок» (после 30) проблем на порядок больше, чем у молодых. Занимаясь добрачным и внебрачным сексом с тем, кто не собирается заключать брак, женщина теряет время, нужное ей на поиски настоящего партнера, отца ее детей. И этого времени ей никто не возместит. Мужчине гораздо проще — он может жениться и в 40, достигнув пика своих физических и интеллектуальных возможностей, а до того времени погулять. Его фертильность с годами делается пониже, но не так принципиально, как у женщины. Таким образом, «равные» партнеры на самом деле не равны: один ворует у другого возможности.
Ольга Брилева
Пусть женщина предалась со своим избранником изнеженности нравов без всяких разговоров о любви и детях, а так, как садятся играть партию в шахматы; стороны предохранились, удовольствие получено, последствий вообще никаких. Кому от этого плохо?
Дело в том, что эта ситуация так, как ее описали Вы, будучи вырвана из жизненного контекста, возможна с трудом. Я ее видела только в фильме «Дневник красных туфелек», где мужчина и женщина, совершенно незнакомые и принципиально не желающие открывать друг другу своих имен, встречались каждую неделю в гостинице, занимались сексом к обоюдному удовольствию и возвращались домой в свои холодные постели. Еще я встречала это в женском романе про Вавилон. Там женщина просто приходила в храм Ашторет, раздевалась и ложилась, не зная, кто к ней придет, и мужчина входил в темную комнату, не зная, кто его ждет на кровати-алтаре.
Правда, и роман, и фильм имели одинаковую развязку: они в конце концов начинали встречаться и женились. Все-таки нутро сопротивляется такому положению дел.
Но в жизни все иначе — мужчина и женщина связаны еще какими-то отношениями помимо постельных. Так вот, эти отношения страдают в 99 случаях из 100. Быть «просто друзьями», после того как в постели вы были одно, — в этом есть нечто противное существу.
Ольга Брилева
Говорить, что добрачный секс плох для всех из-за того, что пострадали некоторые, — разве это не глупо?
Никто не живет в вакууме, каждый из нас есть звено в цепочке чьих-то отношений, а поскольку этих цепочек много и они взаимно переплетаются, правильнее сказать — каждый кольцо в кольчуге. Поступок одного часто определяет поступок другого. А совершил свой поступок именно потому, что аналогичное сошло с рук Б. и В. Миллионы дураков проигрываются в казино до трусов именно потому, что слышали (и видели) одного, который выиграл. Миллионы наркоманов пробуют впервые именно потому, что знают кого-то, кто «в любой момент может соскочить», и вдохновляются его примером.
И христианство не дает нам забыть, что жизнь — единое целое.
Ольга Брилева
Меня очень беспокоят слова христиан о том, что нужно отвергнуть всякую земную любовь ради небесной. Ведь мир — это открытая книга Бога, ведь опыт самопознания нам зачем-то дан, так неужели уже самые первые, основные инстинкты жизни нам лгут?
Я бы сказала так: они нам недоговаривают. Самая первая любовь, которую мы познаем, — это любовь к матери, «любовь-нужда»: мать может (если захочет) без нас обойтись, а мы без нее — нет. Потом мы возрастаем в другой любви — все больше приучаемся отдавать, а не брать. И совершенная любовь — это любовь к тому, кто не может, даже если очень захочет, предоставить тебе никакого ответного блага, тебе не нужны даже его положительные эмоции в твою сторону. Любовь, совершенно свободная от потребности быть любимым, чистая самоотдача. На земле это огромная редкость.
Ольга Брилева
Авторы рассказывают о своем пути к вере
Ольга Брилева:
Я была готова к этому не сразу, готовность свидетельствовать о себе у меня должна была вызреть. Потому что есть одна очень личная подробность, о которой я не готова была рассказывать. Но сейчас я поняла, что да, время пришло, и я могу об этом говорить.
Итак. Мое обращение распадается на три этапа. Назовем первый «вера во что-нибудь», а второй «ксианство». Третий — уже осознанное принятие христианства с его догматикой и выбор конфессии, католичества.
На своей духовной жизни до начала первого этапа не хочу останавливаться, потому что я это уже описывала. В двух словах, кем я была: убежденная «веллерианка». Я даже пыталась проповедовать это дело на форуме «Фантастика»… Словом, перечитайте (или прочитайте) «Все о жизни» Михаила Иосифовича Веллера — я готова была подписаться под каждым словом.
Христос мне в это время чисто по-человечески импонировал. Как и многие интеллигенты, я усвоила, так сказать, булгаковский взгляд на Него (не о. Сергия Булгакова, конечно, а автора «Мастера и Маргариты»), Еще мощным источником «информации» о Нем была моя любимая рок-опера «Jesus Christ Superstar». Но мысли о Троице, Искуплении, Богочеловеке меня не посещали. Был такой умный человек, иногда говорил дело, иногда — глупости, а его взяли и распяли, дураки. Не распяли бы — другие дураки не сделали бы из этого культа.
Когда произошел самый первый толчок, сказать трудно. В университетском курсе была история литературы и история философии — в первом случае невозможно было пройти мимо украинских духовных стихов, во втором — мимо св. Августина и схоластов. Потом был другой вуз, там — реферат по истории, по православным братствам на Украине. Были такие книги, как «Гиперион» Д. Симмонса и «Властелин колец» Дж. Р. Р. Толкина. Нельзя сказать, что каждое из этих событий давало какой-то ощутимый сдвиг, — но накапливалась, как говорится, критическая масса. Момент ее накопления, как и момент начала цепной реакции, проследить трудно. Можно достаточно уверенно сказать только о моменте взрыва: 19 июля 1996 года в автокатастрофе погибла моя младшая сестра.
По всем законам вероятности погибнуть должна была я. Это я перехожу дорогу, как раззява; Надя всегда пересекала улицу очень внимательно. Особенно с собакой. Она вела с прогулки собаку, они и погибли вместе: Надя и Фараон.
Как там у Михал Иосифыча? «Вера — это аспект внутренней, принципиальной, имманентной непримиренности человека со всем положением вещей в этом мире». Ага, ага… Первый мой шаг к вере был именно таким: я не могу повернуть время вспять и остаться в ту ночь дома (а в этом случае именно я повела бы собаку гулять, и в силу своей природной лени не пошла бы на набережную), но я зато могу уверовать в то, что на том свете Надя жива.
Хочу специально отметить вот что. Моя скорбь отнюдь не была невыносимой. Когда на похоронах и после мне говорили, что я «хорошо держалась», я боялась признаться в истинной причине этой «стойкости»: я просто ничего не чувствовала. Нет, это не был шок от утраты, временное оцепенение чувств: я действительно не скорбела. Не потому, что мы с сестрой были в плохих отношениях, а потому, что я, что называется, «по жизни» жестокий человек. Именно тогда ко мне пришло осознание того, что я, по большому счету, не умею любить. Что я неполноценный в каком-то отношении человек, нравственный урод. Для меня реальна только моя собственная боль. Даже незначительная. Чужая — боль близких людей, к примеру, — меня не трогает.
Был еще момент так называемой «утраты смысла жизни». Если я, дорогие мне люди, дети, друзья, кто угодно, могут вот так, в одну секунду и нелепо погибнуть, то зачем вообще все? Зачем я пишу роман? Зачем воспитываю сына? Зачем вынашиваю дочь? Зачем сочиняю рекламу и статьи? Чтобы приблизить момент взрыва Вселенной? А не пошла бы она подальше, эта Вселенная…
Экзистенциалистки из меня не вышло. Упиваться бессмысленностью бытия как таковой не получилось. Для чего мы пишем кровью на песке —
