яснее всего выразившись в 1534 году, в «мессианском» правлении Иоанна Лейденского в Мюнстере. Далее влияние апокалиптической мысли прослеживается в различных направлениях. С одной стороны, это религиозные движения типа свидетелей Иеговы и пятидесятничества, с другой — тоталитарные коммунистическое и национал-социалистическое движения. Осознание исторической значимости апокалиптического христианства послужило одной из причин, по которым апокалиптическая перспектива опять оказалась в центре внимания библеистов и богословов»[1070].
Напомним, что и проповедь Самого Иисуса Христа носила апокалиптический характер, причем как по содержанию («Приблизилось Царство Божие»)[1071], так и, как показывают исследования, и на стилистическом и лингвистическом уровне (см., например, о Passivum Divinum в речах Иисуса, § 15. 3).
Современный православный христианин, член уже той Церкви, которая прошла двухтысячелетний исторический путь в ожидании скорого конца истории, должен осознавать двоякую духовно-богословскую задачу: твердо знать и понимать, что возвещает христианская апокалиптика, стоящая у самих истоков христианского благовестия, и как это возвещение сохраняет свой непреходящий смысл сквозь века и тысячелетия различных исторических эпох. Невозможно и не нужно реанимировать первоначальный апокалиптический настрой (все подобные реанимации выглядят духовно нетрезвыми, а то и психически подозрительными), но необходимо дорожить апокалиптическим видением смысла истории как имеющей цель, смысл и завершение.
§ 18. Откровение св. Иоанна Богослова
После необходимого введения обратимся, наконец, к Откровению св. Иоанна Богослова. Эта книга во многом следует в русле иудейской апокалиптической традиции, а с другой стороны, является новозаветным провозвестием.
145. Предварительные сведения
Обстоятельства написания Откр.: ситуация, время и место
Откр. было написано скорее всего в 90-е годы I века — во времена гонений[1072] на христиан при императоре Домициане[1073]. Именно эти гонения можно считать первыми серьезными преследованиями христиан, продиктованными идеологическими (религиозными) причинами. Ведь известно, что христиан гнали и раньше: так, было казнено много христиан еще в 60-е годы при Нероне, тогда же погибли и апостолы Петр и Павел. Но те гонения ограничились Римом, а главное, они имели не идеологические причины, а были для Нерона лишь возможностью на кого-то свалить вину за поджог Рима.
Домициан же потребовал со всей серьезностью отнестись к божественности его императорской власти и его персоны. Этот идейный постулат был составной частью римской религиозно-политической идеологии, но никогда до этого он не сопровождался категорическим требованием явного религиозного почитания императора с помощью культовых действий. Домициан впервые потребовал воздать государственной власти в его лице соответствующие богослужебные почести, на что христиане никак не могли пойти[1074]. Это неизбежно привело к систематическим гонениям, развернувшимся во многих областях империи[1075]: христиан обвиняли в «атеизме» («безбожии»)[1076], ибо они не почитали «бога» — римского императора. В свою очередь христиане увидели в претензии императорской власти на божественность богоборческую попытку уничтожить Церковь Божию. Так государственная власть предстала перед ними еще в одном своем — зверином, антихристовом, антихристианском, — обличьи.
Находясь при Домициане в 90-е годы в условиях гонений, св. Иоанн пишет как будто о гонениях при Нероне (именно его имеет в виду число 666 — см. ниже).
Местом написания Откр. св. Иоанн называет Патмос (Откр. 1, 9) — маленький остров, один из многих в Эгейском море, примерно в 100-110 км на юго-запад от Ефеса. Судя по всему, Иоанн находился там в ссылке или даже в заключении, что вполне отвечает обстановке преследований. Вместе с другими подобными мелкими островами Патмос действительно использовался римскими местными властями как место изгнания[1077].
Авторство Откр.
В тексте Откр. пять раз упоминается имя Иоанна как автора книги — в третьем или в первом лице. Церковное Предание издревле отождествляет автора Откр. со святым апостолом Иоанном Богословом, написавшим Четвертое каноническое Евангелие и три Соборных послания[1078]. В самом начале автор говорит о себе в третьем лице («рабу Своему Иоанну»), а также об Ангеле (1, 1), через которого Бог удостаивает его быть зрителем открывающихся тайн. В Откр. все время подчеркивается момент зрения этих тайн: глагол «видеть» («я (у)видел» и т. п.) встречается более пятидесяти раз[1079]. За это св. Иоанн получил прозвище «Тайнозритель». В стихире, посвященной св. Иоанну Богослову, он именуется как «зритель неизреченных откровений».
С другой стороны, еще в III веке Дионисий Александрийский усомнился в тождестве ап. Иоанна, написавшего Евангелие и три послания, и «старца Иоанна», как его назвал Папий Иерапольский (около 125-го года), написавшего Откр. Сомнения основаны на разнице лексикона и стиля Ин. и посланий, с одной стороны, и Откр., с другой.[1080]
Слишком резким диссонансом звучит язык Откр. — наиболее неправильный и семитизированный из всех книг Нового Завета. Однако разница стиля и лексикона, определяемая жанром писания, совсем не обязательно означает, что трудились разные авторы[1081]. Наконец, последние исследования и открытия в области структуры Откр. и других Иоанновых писаний говорят в пользу единства их авторства[1082]. (Вместе с лексиконом, стилем и другими литературными особенностями структура произведения является одной из важнейших, хотя часто и игнорируемой его характеристикой). Но главное, что несмотря на разницу жанра, которая обязывает писателя соблюдать соответствующий стиль и использовать соответствующий словарь (а апокалиптика, как мы видели, выработала целый арсенал подобных средств), между Откр. и другими Иоанновыми писания имеются существенные (и вербальные, и концептуальные) сходства. Несколько ярких примеров:
Из четырех Евангелий только в Ин. (19, 37) приводится редкое пророчество:
Воззрят на Того, Которого пронзили (Ин. 19, 37; ср. Зах. 12, 10).
И кроме этого, только в Откр. 1, 7, причем не буквально, а в парафразе, т. е. творческом переосмыслении, дается прямая аллюзия на это же пророчество:
Се, грядет с облаками, и узрит Его всякое око и те, которые пронзили Его…
Только в Ин., 1 Ин. и Откр. Иисус Христос именуется Словом (Ин. 1, 1. 14; 1 Ин. 1, 1; Откр. 19, 13)
Только в Ин. и Откр.[1083] Иисус Христос прямо именуется Агнцем (Ин. 1, 29. 36; Откр. 5, 6. 8. 12. 13; 6, 1. 16; 7, 9. 10. 14. 17; 12, 11; 13, 8; 14, 1. 4. 10; 15, 3; 17, 14; 19, 7. 9; 21, 9. 14. 22. 23. 27; 22, 1. 3), хотя при этом используются разные греческие слова (a)mno/j в Ин. и a)rni/on в Откр.). В Откр. эта идея заключена в числовую символику: термин «Агнец» употреблен в Откр. 28 раз[1084], т. е. 7 по 4, что «указывает на совершенную победу Агнца во всем мире»[1085], причем 7 раз о Боге и Агнце говорится одновременно (5, 13; 6, 16; 7, 10; 14, 4; 21, 22; 22, 1.3).
В Ин. 4, 10-11; 7, 38 и в Откр. 7, 17; 21, 6; 22, 1. 17 говорится о «живой воде», «воде жизни» или «источнике воды живой».
Еще два слова о жанре
Благословения в начале (1, 3-5) и в конце (22, 21) могут означать, что книга была направлена как послание для чтения в церквах, упоминаемых в Откр. 1–3.
В самом деле, Откр. — в жанровом смысле не вполне, вернее, не только апокалипсис. Выше было отмечено, что некоторым главам Откр. (особенно 1–3) свойствен и тот пророческий пафос, который также является библейским (ветхозаветным) наследием. Сам Иоанн несколько раз называет свою книгу пророчеством:
Блажен читающий и слушающие слова пророчества сего и соблюдающие написанное в нем… (Откр. 1, 3)
… если кто отнимет что от слов книги пророчества сего… (22, 19)
Под библейским пророческим пафосом подразумевается обличительно-увещательный тон, с которым дается оценка положительных и отрицательных сторон настоящей жизни народа Божия (Церкви) — так сказать, «здесь и сейчас», а не когда-то «за» историей.
Но к этому нужно добавить, что Откр. может быть определено и как послание, о чем свидетельствуют благословения и приветствия опять-таки в начале и в конце, вполне, например, в духе Павловых посланий, хотя при этом явно чувствуется и «апокалиптический» отпечаток:
4 Иоанн семи церквам, находящимся в Асии: благодать вам и мир от Того, Который есть и был и грядет, и от семи духов, находящихся перед престолом Его, 5 и от Иисуса Христа, Который есть свидетель верный, первенец из мертвых и владыка царей земных (Откр. 1, 4-5).
Благодать Господа нашего Иисуса Христа со всеми вами. Аминь (Откр. 22, 21).
Итак, «Откр.– апокалиптическое пророчество в форме окружного послания семи церквам в Асии»[1086].
Сейчас уже не вызывает сомнения, что Откр. свойственна тщательно продуманная, «просчитанная» структура[1087]: повествования сгруппированы в определенные ряды (например, седмиричные) и находятся в сложной взаимосвязи. Однако парадокс заключается в том, что анализ литературной структуры Откр. приводит разных исследователей к самым разным выводам. По замечанию одного толкователя, сколько существует комментаторов Откр, столько же существует и версий структуры Откр.[1088]
Например, книгу можно разбить на три неравные части:
1) Главы 1–3. В форме обращений (с натяжкой можно сказать посланий, как это делают многие, хотя нужно учитывать, что вся книга Откр. является посланием — см. выше) к семи Асийским церквам говорится о реальной ситуации в конкретных тогдашних христианских общинах (церквах). За историческими подробностями, характерными именно для той эпохи и, возможно, не всегда понятными нам сейчас, можно увидеть и непреходящие проблемы, существующие до сего дня. Эти главы — самые «не-апокалиптические», а, скорее, пророчески-увещательные. С точки зрения экзегезы они не самые трудные в Откр.
2) Главы 4–20. Это самая значительная по объему часть. Здесь и находится собственно апокалипсис, а вместе с этим начинаются и сложности! Это главы, полные крови, страха, борьбы. Кто ведет эту борьбу, с кем и за что?..
3) Главы 21–22. Перед нами преображенная Церковь, новый мир, новые небо и земля, новый Иерусалим. Но это «лишь» видение. Точнее, предчувствие, которое в нынешней Церкви переживается как реальность.
Хиастическая структура Откр.
Книге Откровения свойственны необычные, особенно для современного читателя, манера изложения и литературная композиция. Если мы привыкли воспринимать повествование как линейное изложение событий в их последовательных причинно-следственных связях, то в древности существовал и другой метод: элементы повествования располагались не линейно, один за другим, а «концентрически», симметрично и попарно-равноудаленно располагаясь вокруг центра повествования. Соответствующими друг другу элементами оказывались, например, начало и конец произведения. При таком методе смысловой центр-кульминация и ключ ко всему произведению находятся не в конце, как вывод, а в середине, наподобие центра круга.
Этот литературный метод можно встретить в библейских произведениях прежде всего Ветхого Завета, особенно поэтических (например, Псалмах). В библеистике он получил название «хиазма» или «хиастической структуры» от греческой буквы «x» («хи»), которая своим начертанием иллюстрирует данный метод графически: ее крестовидная форма располагает четыре конца в концентрическом диагональном соответствии. Пример хиазма из Ветхого Завета:
2 Да будет имя Господне благословенно отныне и вовек. 3 От восхода солнца до запада да будет прославляемо имя Господне (Пс. 112, 2-3).
Первый элемент первого предложения («Да будет имя Господне») соответствует здесь последнему элементу второго предложения («имя Господне»);
