человек их творить не может — для иудеев это аксиома, поэтому они отвергают чудеса, которые Бог творит руками Илии и Елисея. В их сознании застыло: чудотворец только один — Бог. Без сомнения, это так, но того, что Бог может творить чудеса руками людей, они уже принять не могут, потому что формула «чудотворец один только Бог» заслоняет от них действия Бога, становится в их сознании ложным богом, закрывает от них реальность. Посылка «Никто не может творить чудеса и прощать грехи, кроме Бога» — верная. Но она приводит к неверным выводам, когда превращается в окаменелый, застывший образ, а в результате отрывает человека от Бога.
Язычник же в силу своей непросвещенности ничего не знает об этих образах Бога и поэтому воспринимает Его действия со всей дикарской наивностью и простотой. В этом смысле он находится в выигрышном положении»[788].
Вот поэтому, совершая чудеса исцелений язычников, Иисус не боится повелевать им рассказывать об этом — в отличие от иудеев, среди которых Он предпочитает блюсти «мессианскую тайну» (см. § 42. 5), боясь быть понятым превратно и побудить нездоровые и ложные мессианские надежды:
38 Человек же, из которого вышли бесы, просил Его, чтобы быть с Ним. Но Иисус отпустил его, сказав: 39 возвратись в дом твой и расскажи, что сотворил тебе Бог (Лк. 8, 38-39).
История воскрешения Иисусом сына Наинской вдовы (Лк. 7, 11-16) очень напоминает историю воскрешения Елисеем сына женщины-сонамитянки (4 Цар. 4, 18-37). Народ, увидев сие чудо, восклицает:
Великий пророк восстал между нами, и Бог посетил народ Свой (Лк. 7, 16).
В то же время поистине героическое служение Илии и Елисея при всей их ревности, вдохновенности от Бога, с точки зрения или даже с высоты Нового Завета выглядит порой как достаточно жестокое и даже кровавое. То были архаичные, точнее, первоначальные, ветхозаветные методы борьбы за правду, когда пророки Божии не останавливались даже перед убийствами и пролитием целых рек крови. И все — по повелению Бога. Самые кровавые страницы Ветхого Завета, порой сильно озадачивающие читателя — это те, что описывают времена Иисуса Навина и Судей. Во имя утверждения народа Божия в истине гибнут массы людей, целые языческие народы — именно массы, в которых тонут, отходят далеко на задний план судьбы конкретных людей. Илия и Елисей, жившие несколько столетий спустя после того времени, ведут себя как яркие продолжатели именно такого «воинствующего профетизма»[789]. Один после победы над четырьмя с половиной сотнями пророков Ваала в известном состязании с ними (3 Цар. 18, 18-40) повелевает схватить их и истребить:
И схватили их, и отвел их Илия к потоку Киссону и заколол их там (3 Цар. 18, 40).
Другой помазует на царство Ииуя (родоначальника новой царской династии в Израиле) и благословляет кровавую резню, уничтожившую весь предыдущий язычествующий царский дом Амврия (см. 4 Цар. 9 — 10).
Однако уже в самом Ветхом Завете служение Илии и Елисея представляло собой некий перелом, итог определенной фазы. Впереди было служение новых пророков, героизм которых совсем не в воинствующем насаждении истинной веры, а в жертвенном, мирном служении Слова (ярчайший пример, в этом смысле контрастирующий с Илией — Иеремия, чей жизненный путь есть путь сплошных страданий и унижений и поэтому неизмеримо более близко прообразующий путь Христа[790]):
«Неудача Елисея [Ииуй, помазанный им на царство, восстановил лишь видимость религии верности YHWH, по сути оставшись язычником — А.С.], прибегшего к помощи военного переворота, означала закат старого воинствующего профетизма. Он отжил свой век как пережиток времен судей, «священной войны», сынов пророческих и Деворы. Отныне борьба за чистоту веры никогда больше не должна превращаться в войну»[791].
Поэтому служение Иисуса одновременно содержит параллели со служением Илии и Елисея, но и превосходит их воинственность, с которой несовместима добровольная жертвенность Иисуса. Самое яркое, прямое подтверждение этому — диалог Иисуса с учениками, жаждущими победного, «в духе и силе Илии» установления Мессианского царства Израилева:
52 и послал вестников пред лицем Своим; и они пошли и вошли в селение Самарянское; чтобы приготовить для Него; 53 но там не приняли Его, потому что Он имел вид путешествующего в Иерусалим. 54 Видя то, ученики Его, Иаков и Иоанн, сказали: Господи! хочешь ли, мы скажем, чтобы огонь сошел с неба и истребил их, как и Илия сделал? 55 Но Он, обратившись к ним, запретил им и сказал: не знаете, какого вы духа; 56 ибо Сын Человеческий пришел не губить души человеческие, а спасать (Лк. 9, 52-56).
Акцентом на пророческом аспекте служения Иисуса объясняется отличие Его родословия по Лк. от родословия по Мф. Отличие начинается после упоминания имени Давида. В Мф. 1, 6 родословие идет по царской линии — через Соломона, тогда как в Лк. 3, 31 сыном Давида назван Нафан (см. 2 Цар. 5, 14), чье имя тождественно имени пророка Нафана (см. 2 Цар. 7, 2 и др.).
Евангелие молитвы
Наконец, библеизм писаний св. Луки проявился и в том, что Лука владеет не только языком Библии как Священного Писания, но и языком живой многовековой и потому богатейшей молитвенной и богослужебной традиции Израиля. Именно в Лк. мы встречаем тексты, органично входящие в богослужение Церкви:
Радуйся, Благодатная, Господь с Тобою… (Лк. 1, 28);
Величит душа Моя Господа… (Лк. 1, 46-55);
Слава в вышних Богу… (Лк. 2, 14)
Ныне отпускаешь раба Твоего, Владыко… (Лк. 2, 29-32);
Человек, хорошо знакомый с богослужением, ассоциирует эти гимны уже не столько с Евангелием как текстом, сколько со службой в храме. Немаловажно и то, что гимнографическое наследие евангелиста Луки продолжает оставаться живым и общим для всех христианских традиций. Так, первый текст стал одним из самых главных тропарей в честь Пресвятой Богордицы. Второй текст называют в православной традиции Песнью Богородицы, а в западной — Magnificat (по первому слову). Третий вошел в православный богослужебный Устав под названием Малого славословия. Четвертый — как песнь праведного Симеона или, по первым словам, «Ныне отпущаеши» (в западной традиции Nunc Dimiticus). Существуют десятки, если не сотни музыкальных вариантов для пения всех этих гимнов во время Вечерни и Утрени.
Архангельское же приветствие, обращенное Гавриилом к Марии в день Благовещения: «Радуйся, Благодатная, Господь с Тобою…» (Лк. 1, 28), отозвалось многократным эхом в Акафистах Божией Матери, сотни раз повторяющих приветствие «Радуйся» и наполняя его самыми разнообразными похвалами в честь Пресвятой Девы[792].
Менее яркие примеры: использование слов архангела «Дх7ъ ст7ы1й на1йдетъ на тz2, и3 си1ла вы1шнzгw w3сэни1тъ тz2» (Лк. 1, 35) в одном из т.н. богослужебных диалогов диакона и священника при совершении Божественной литургии. Само чтение Лк. 1, 39-49. 56, полагающееся буквально на все Богородичные праздники (а таких весьма много), а также и на молебнах Пресвятой Богородице, которые непрестанно и всюду служатся православными — это самая «затертая» страница в богослужебном Евангелии, что лежит на престоле в каждом православном храме. Эти строки приходской священник быстро усваивает наизусть, и воспринимаются они уже почти как псалом или молитва, хотя по сути это повествование о событиях.
101. Разбор отдельных мест Лк.
Пролог (Лк. 1 — 2)
Многие из указанных особенностей богословия и писательской манеры св. Луки проявляются уже в прологе.
Первые четыре стиха (Лк. 1, 1-4), строго говоря, еще не относятся к самому Евангелию как к изложению Благой вести. Св. Лука предпосылает ему своего рода предисловие, в котором открыто формулирует цель предпринимаемого труда.
Интересно, как после изысканного вступления, выдержанного в духе классической греческой риторики, довольно резким контрастом звучат первые же фразы, начиная со ст. 5. Они «очень сгущенно ориентированы на Септуагинту. Затем у Луки ориентация на Септуагинту не такая резкая. Но жест перехода — вот сейчас я разговариваю с этим самым Феофилом, и ему по всем правилам греческой вежливости сообщаю, о чем я буду говорить, а вот я уже начинаю Благовестие… и оно стилистически фактурой резко отличается. Это как священник начинает служить — он до этого может что-то необходимое сказать, а затем начинается богослужение с возгласов»[793].
Собственно Евангелие в ст. 5 начинается типично библейским (по Септуагинте) E)ge/neto — по-слав. Бы1сть. СП, к сожалению, стилистически «приглаживает» текст, перенося «был» как сказуемое в середину предложения. ЕК сохраняет стилистику оригинала:
Был во дни Ирода, царя Иудейского, некий священник именем Захария, из чреды Авиевой, и жена у него из дочерей Аароновых, имя ее Елисавета.
Далее, в глл. 1–2 следует повествование о событиях, связанных с рождением (Рождеством) Иоанна Крестителя и рождением (Рождеством), младенчеством и детством Иисуса Христа. Обратим внимание, как это повествование организовано в композиционном отношении.
Все очень ветхозаветно: места действия (Иерусалим, храм, «город Иудов», куда спешит Святая Дева), язык диалогов и гимнов, очень библейских по своей лексике. Например, слова ангела Гавриила:
Он будет велик и наречется Сыном Всевышнего, и даст Ему Господь Бог престол Давида, отца Его; и будет царствовать над домом Иакова во веки, и Царству Его не будет конца (Лк. 1, 32-33).
«Замечательно, что он [св. Лука — А.С.] использовал эти [ветхозаветные — А.С.] источники не как чужеродные тела, а сумел их сделать органической частью своего большого труда»[794].
Гимны
Песнь Богородицы временами почти дословно повторяет песнь, которую воспела св. Анна в благодарность Богу о рождении сына — пророка Самуила (приводим большую ее часть):
1 Цар. 2, 1-10 Лк. 1, 46-55
1 И молилась Анна и говорила: возрадовалось сердце мое в Господе; вознесся рог мой в Боге моем; широко разверзлись уста мои на врагов моих, ибо я радуюсь о спасении Твоем. 46 И сказала Мария: величит душа Моя Господа,
2 Нет столь святаго, как Господь; ибо нет другого, кроме Тебя; и нет твердыни, как Бог наш. 47 и возрадовался дух Мой о Боге, Спасителе Моем,
3 Не умножайте речей надменных; дерзкие слова да не исходят из уст ваших; ибо Господь есть Бог ведения, и дела у Него взвешены. 48 что призрел Он на смирение Рабы Своей, ибо отныне будут ублажать Меня все роды;
4 Лук сильных преломляется, а немощные препоясываются силою; 49 что сотворил Мне величие Сильный, и свято имя Его;
5 сытые работают из хлеба, а голодные отдыхают; даже бесплодная рождает семь раз, а многочадная изнемогает. 50 и милость Его в роды родов к боящимся Его;
6 Господь умерщвляет и оживляет, низводит в преисподнюю и возводит; 51 явил силу мышцы Своей; рассеял надменных помышлениями сердца их;
7 Господь делает нищим и обогащает, унижает и возвышает. 52 низложил сильных с престолов, и вознес смиренных;
8 Из праха подъемлет Он бедного, из брения возвышает нищего… 53 алчущих исполнил благ, и богатящихся отпустил ни с чем;
54 воспринял Израиля, отрока Своего, воспомянув милость,
55 как говорил
