что вновь обратится в ничто, и потому, как нам возможно жить жизнью божественной? Конечно, нам это невозможно. Но Бог знает это, и потому то, что невозможно для нас, то даёт нам Он Сам. Именно для этого Он и привлекает наши сердца к Себе. И я думаю, что самым важным элементом всей нашей аскетики является понимание нами мысли нашего Бога. Когда мы достигнем того, чтобы знать Его желание и мысль, когда нас пленит Его красота, и мы всецело устремимся к Нему, тогда мы уже никогда не сможем забыть Бога. Вот в чем смысл.
Сами по себе мы не можем стяжать жизнь божественную, единый Бог знает, как нам даровать её. Ведь Он Сам сказал, что невозможное человекам, возможно Богу[59]. Мы верим в Бога Всемогущего, и мы ждём от Него именно того, что является невозможным для нас. То, что возможно для нас, мы и сами можем сделать. Нет, Бог наш есть именно Тот, Кто творит непостижимые чудеса, и творит их с нами, со мной и с тобой, кто читает сейчас это слово. В этом и заключается вера — верь, что Бог сотворит чудо именно с тобой! Нам надо научиться верить, что именно меня Бог хочет сотворить подобным Ему, и уже дальше жить, исходя из этого. Мы, монахи, живём в монастыре, вы, миряне, живете в миру, у каждого своя профессия. И это неважно. Или как говорит святой Силуан: «В этом мире у каждого своё послушание, …но Господь всех любит, и большая награда будет тому, кто больше любит Бога». Важно лишь, чтоб мы всегда искали Бога, чтобы все, что мы делаем, было каким?то образом связано с Богом. Надо свою жизнь прожить с Богом, и тогда Он даст нам жить Его вечной жизнью. Не надо пугаться трудностью Его заповедей и говорить: «Ну, как я могу любить людей, которые наступают мне на ноги в метро, или воруют у меня деньги, или делают мне зло?…» Надо знать, что любить — не трудно, любить — невозможно. Тому, что мне невозможно любить, меня учит сама моя человеческая природа. Любить всех этих неприятных людей противно здравому смыслу, я не могу вместить сего, не могу исполнить. Но… не надо смущаться. То, что невозможно тебе, то совершает Бог. И любовь к ближнему имеет удивительное свойство, что когда ты обретаешь её, то тебе становится непонятно, как же ты раньше мог жить иначе. Она даётся Свыше, но нам должно стремиться к ней. Цель аскетики — развить и умножить в нас это желание стяжать любовь. Только для того, чтобы быть в Боге, мы читаем Священное Писание, посещаем богослужения, изучаем жития святых, молимся, и вообще делаем все то, что даёт возможность соприкоснуться с миром божественным. Так поступая, мы хотим все время помнить о Боге, чтобы избежать греховного и смертного забвения о Нем.
О послушании Богу по любви к Нему
Хочется сказать нечто и о послушании, которое проистекает из любви и доверия к тому, кого ты любишь. Конечно, мы любим врагов без всякого доверия к ним, но и любовь к ним у нас совсем другого рода — она подобна Христовой, когда Он молился о распинавших Его. Но любовь к тому, кто достоин быть любимым, подразумевает и доверие к нему. Например, такова наша любовь к отцу Софронию, к старцу Силуану, да и вообще ко всем святым, которые учат нас только добру. Такова наша любовь и к Самому Богу. Мы доверяем их свидетельству и убеждаемся на опыте, что оно — истинно. Свидетельство святых непреложно в отличие от научных свидетельств, которые меняются постоянно, одна гипотеза сменяет другую, хотя каждая и претендует быть единственно подлинной. Зачастую научные истины улетучиваются так же быстро, как выветривается спирт. Не таково свидетельство Церкви, свидетельство святых. Они говорят о вещах действительно невероятных, но истинных, и ты на своём опыте можешь познать их истинность. А познав, начинаешь верить их свидетельству совершенно естественно, зная, что не разочаруешься ни в чем. Напротив, чем дольше ты живёшь, тем больше убеждаешься в истинности слов святых.
И послушание является как раз выражением твоего доверия Богу, твоей любви к Нему. Отсюда становится несколько понятнее поведение Христа в Гефсимании. Любовь к Отцу привела Его на Голгофу, потому что любовь была сильнее боли, которую Ему предстояло претерпеть ради спасения Адама. В Гефсимании Христос молился о спасении человечества, о спасении тех, кто не заботится о спасении и не желает его, о спасении даже тех, кто будет скоро распинать Его. Он молится о тех, кто вчера восклицал: «Осанна Сыну Давидову!», а сегодня кричит: «Распни Его!» И молится Он о людях так, что пот Его был подобен каплям крови, падающим на землю. Он не заботится о том, какие муки Ему должно будет претерпеть ради нас, Он взирает с доверием на Отца. Любовь и доверие Отцу превосходят всякую боль и даже смерть на кресте. К сожалению, мы не таковы, мы не достигли совершенной любви к Богу, но мы всегда должны молиться о том, чтобы стать зрелыми христианами и, как пишет святой апостол Павел к коринфянам[60], все меньше и меньше питаться молочной пищей.
Времена сейчас трудные, и потому, думаю, Бог слышит нас и действует скорее, чем прежде. Нам надо прилепиться к Нему с верою, пусть наша вера и кажется нам иногда, словно не живой или какой?то отвлечённой. Ничего, какая ни есть вера, прибегнем к Богу, и я верю, Он даст нам веру живую. Я уверен, Он даст её нам, потому что в тяжкие времена мы нуждаемся в большей помощи. Чем трагичнее дни, тем ближе Бог, в этом я убедился на примере и своей собственной жизни.
Об обетах монашеских
Сегодня мне хотелось бы поделиться с вами некоторыми мыслями об избранном нами пути — о жизни монашеской, и этим, быть может, помочь несколько сократить наше долгое странствие к Богу. Лично мне понадобились годы, чтобы уяснить некоторые основы жизни монашеской, христианской, человеческой. Нам бы вовсе не следовало употреблять такие словосочетания как «жизнь монашеская» или «жизнь христианская», так как по сути только христианство является жизнью, никакой другой жизни не существует. Православие, как я уже не раз говорил, есть наша подлинная человеческая природа, и православная жизнь — это жизнь, которая соответствует подлинной природе и естеству человека. Мы именуем её православной только потому, что мир сейчас живёт совершенно иначе, и нам хоть как?то надо отличить истинную жизнь от многих существующих призраков жизни.
И монашество — это такой образ жизни, который может наиболее полно приблизить нас к этой подлинной человеческой жизни, каждый человек должен бы стремиться жить по–монашески, за исключением разве что обета девства и некоторых других небольших особенностей иноческой жизни. Поэтому понимание сути монашества, его цели и в особенности трёх главнейших обетов имеют значение для любого человека.
Теперь я попробую объяснить, что я имею в виду.
О девстве и целомудрии
Первый обет — это обет девства, по — английски он именуется словом chastity, которое подразумевает под целомудрием телесное воздержание и чистоту. Мне никогда не нравилось исключительно такое понимание, слишком уж оно однобоко[61]. Чтобы выразить суть этого обета отец Софроний подобрал в английском языке другое слово — integrity, то есть целостность, целостное мировоззрение, по–славянски целомудрие. Это слово мы и употребляем во время богослужения Великим Постом, читая молитву святого Ефрема Сирина. В этом обете речь идёт о целостном видении и понимании чистоты, или, другими словами, о том, что Бог именует чистотой. Я сказал: что Бог именует чистотой, поскольку ещё неизвестно, как мы понимаем слово чистота и что мы подразумеваем под этим понятием. Нам следует быть весьма внимательными и даже осторожными со словами Священного Писания, то есть тем, как мы их понимаем. Потому что, если мы понимаем что?то неправильно, то нет ничего удивительного, что мы и не преуспеваем, делая ошибки. Так, например, из истории известно о неверном понимании чистоты и о еретическом движении пуританизма.
Поэтому прежде всего скажем, что такое нечистота, грязь? В аскетике это — нечто такое, что не позволяет Богу приблизиться к нам. Тот, кто вкусил великую благодать, ощущает это нечто как что?то нечистое в сравнении с жизнью, которую даёт Бог; он переживает состояние нечистоты как падшее состояние в сравнении с состоянием ангелов и святых. Любой грех, а особенно грех плотской, повреждает цельность человеческой души, цельность мировоззрения. Он концентрирует все внимание человека на одном элементе, вырывая его из общего контекста[62], и затем с помощью демонического воздействия грех этот одолевает человека. То, на что воздействует диавол, было сотворено прекрасным, ибо было сотворено Богом, как гласит книга Бытия.[63] Но диавол сумел все извратить и обратить в нечистоту. Причём он извратил не сами естественные телесные свойства, а способ их употребления, и тогда уже при содействии демонических энергий то, что совершает человек является нечистотой[64]. Чистота же — это то, что было заложено Богом в нашу природу при сотворении, что Бог имел ввиду, создавая мужчину и женщину и что присуще целостному видению. Допустим, в предведении падения Бог сотворил человека как мужчину и женщину, но что Бог имел в мысли при их сотворении, то и нам следует иметь в уме, и это как раз и будет чистотой. Если же мы будем мыслить и жить иначе, чем как то задумал Бог, то неужели ж мы не будем оскверняться?
Все, сказанное выше, я не понимал годами, и потому слова апостола Павла о том, что брак у всех да будет честен и ложе непорочно[65] были закрыты для моего разумения. Имея извращённый, присущий демоническому сознанию взгляд на вещи, я был неспособен понять мысль апостола, ни то, как возможно хранить в браке уважительное отношение друг ко другу. Лишь позднее, когда среди современных людей, живущих в браке, я увидел глубокое взаимное уважение, весьма подобное тому, что мы видим в Библии, слова апостола стали мне яснее. Так Сарра почитала Авраама, обращаясь к нему: господин мой.[66] Я был очень рад этому, так как долго не понимал таких простых вещей. И лишь потому, что путал понятие супружеской близости с понятием нечистоты. Теперь мне понятно, что из того, что существует в мире, нет ничего нечистого, ибо все сотворено Богом. То, чего Бог не творил, то и не существует. Да, грех существует, хотя Бог и не творил его. Грех — это искажение того, что было сотворено прекрасным, грех
