или ещё кому?то как своему духовному отцу, то это уже есть ваш диалог с Богом чрез него, и это есть таинство. В момент, когда вы обращаетесь к отцу и говорите: «Объясните мне это получше» — вы прерываете связь с Богом. Вы положили телефонную трубку и уже говорите с духовником как с человеком. Когда вы просите объяснить вам сказанное, то духовный отец может и не знать, что вам сказать для объяснения своих слов, и тогда он ответит вам неверно, а может и огорчится на вас, или подумает, что вы не доверяете ему… Всякое бывает, но суть сейчас не в этом, а в том, что вы прервали своё послушание. Послушание должно быть непрерывающейся нитью между вашим сердцем и Богом. Когда вы обратились к человеку со словами: «Объясните мне получше» — вы уже прервали свою связь с Богом и упустили послушание. Вот тот момент, в который я много раз терял послушание, не понимая, что же я делаю не так. После я всегда чувствовал, что был непослушен. Но где, как, почему я нарушил послушание? Ведь я так хочу быть послушным! Я не знал, что послушание — это таинство, и что, прерывая связь с Богом, я говорю уже с человеком, со святым и необыкновенным человеком — с отцом Софронием, но все же человеком…
Дело не только в том, чтобы не отвергать слово духовного отца из?за своеволия, но и в том, чтобы пребывать в непрерывающейся связи с Богом. И если его первым словом было: «Прыгай с самолёта!» или что?то подобное, то не надо говорить ему в ответ: «Но, отче, как я могу выпрыгнуть, у меня же нет с собой парашюта?!» Нет, скажите лишь: «Благословите, отче», и идите думать, как вам исполнить это слово. Думайте об этом лично вы. И вот, так молясь и размышляя, вы отходите, и вдруг находите под своим сиденьем парашют, одеваете его и выпрыгиваете. И это оказывается самым лучшим решением и для вас, и для самолёта. Простите, наверное, из меня вышел бы хороший писатель романов… Но я надеюсь вы понимаете, о чем я пытаюсь сказать.
Ваше слово (то есть слово от Бога для вас, слово, данное вам Им чрез вашего духовного отца) — это ваша сокровенная беседа с Богом, таинственный диалог между Богом и вашей душой. Бог, как правило, говорит с вами на вашем же языке, который не знает ни один человек на земле. Конечно, такие люди как преподобный Серафим Саровский часто знают и душу приходящего, но сам отец Серафим говорил о себе, что он не пророк, но лишь молится и говорит первое слово, рождённое в его сердце по молитве. Если бы люди были знакомы с этой духовной культурой и умели поступать подобным образом, то и они говорили бы так, как преподобный Серафим. Не зная вашего сердца, он говорит вам первое слово, пришедшее по молитве, и вы удивляетесь: «Да это же пророк!»
Если вы говорите с Богом, и действительно хотите знать Его волю, чтобы последовать ей, и для этого обращаетесь к духовному отцу, и он молится о вас, то слово от Бога вам будет дано, но, знайте, что слово это исключительно для вас. Вы почувствуете, что это — ваше слово, потому что услышите где?то внутри себя некое созвучие ему. Если же не чувствуете, начните исполнять делом данное вам слово. Помните случай с Нееманом Сирианином, который, желая исцелиться от проказы, ожидал услышать от пророка Елисея великое слово, а услышал лишь: «Пусть искупается в Иордане». «Что? — возмутился он, — купаться в этом мутном Иордане? Наши реки в Сирии несравненно лучше их Иордана, чем это поможет мне?» Но слуга его оказался мудрее. «Господин, — говорит он, — если бы пророк велел тебе сделать нечто великое, неужели ты не исполнил бы сие? Так почему бы не исполнить такой пустяк?» И Нееман исполнил данное ему очень простое слово. Он был незнаком с духовной культурой Израиля, и потому не мог творить послушание пророку как должно. Но Бог, зная сие, не обратил внимания на противление Неемана, и даровал ему вкусить от плода послушания. Омывшись в Иордане, Нееман исцелился от проказы. Слово, сказанное пророком, было для него, но Нееман не понял его. Если бы он обладал духовной культурой Израиля, и уж тем более духовной культурой Нового Израиля, то тогда ответил бы пророку так: «Благослови, отче», и пошёл бы к реке. И уже после осознал бы, что данное ему слово было именно для него. Возможно, что пророк Елисей и не смог бы объяснить, почему Нееману следует омыться именно в Иордане. Пророк получил слово от Бога и передал его. Если бы Нееман переспросил: «Елисее, зачем мне идти на Иордан, ведь наши сирийские реки гораздо лучше?» Пророк бы ответил: «Ну что ж, пожалуйста, иди в Сирию». Пророк может и сам не знал, почему Нееману надо идти на Иордан. Он знал лишь то, что он сказал Нееману, было дано ему от Бога, а уж как Бог сумеет очистить его в Иордане, знает один Бог. Окажись на этом месте сирийская река, Бог послал бы Неемана окунуться в ней, а может повелел бы идти в Палестину… Но дело вовсе не в том, какая река, а в том слове, которое вы исполняете. В исполнении вами Божьего слова заключена божественная сила, которая и будет совершать в вашем сердце своё действие, если только, воспринимая слово слишком по — человечески, вы не оборвали свою связь с Богом.
Самым важным в общении с духовным отцом является не человеческое общение, как с психологом, а приобщение таинству послушания, которое совершается, как и послушание игумену или ближнему, в духе любви и доверия, что, конечно, гораздо легче осуществлять в монастыре, чем в миру. Послушание духовному отцу нельзя путать с дисциплиной или с послушанием по любви к ближнему. Конечно, оно включает и это, но значение у него другое. Весь смысл твоего послушания духовнику в том, чтобы чрез него ты хранил тончайшую связь с Богом, чтобы ты не оборвал этот провод, чрез который уже здесь и сейчас совершается Богом твоё спасение. Во — первых, спасение в том смысле, что если бы мы все были послушны, то наша община была бы преисполнена Фаворским Светом уже в этой жизни. Может быть, и невидимо для других, но ощутительно для нас самих. И во — вторых, что ещё важнее, Бог совершает твоё спасение как твоё личное преображение. Отец Софроний в своей книге Видеть Бога как Он есть говорит о личности как о важнейшем принципе бытия[88], в этом «я» живёт и Бог, и все творение Божие. И как раз это «я», твоя личность, находится сейчас в процессе становления. А послушание есть тончайший «электрический провод» между этим «я» и Богом, который ни в коем случае не следует прерывать, чтобы не лишиться связи с Богом и Его исцеляющего божественного воздействия.
Как следует спрашивать духовного отца
Как?то в монастыре мы строили сарай. Отец Софроний, увидев, как я забиваю гвозди, заметил: «Нет — нет, не так. Когда забиваете гвозди, делайте между ними определённое расстояние, чтобы получалось аккуратно. Как меру используйте молоток». Я почувствовал, что переспрашивать: «А почему?», сейчас не следует, хотя мне и было непонятно, зачем такая точность, ведь все равно никто никогда не увидит, как я их забил — недочёты скроет навесной потолок. Но я сделал, как мне было сказано, ничего не спрашивая и не разузнавая. И только потом, уже закончив работу, спросил: «Отче, а почему я должен был их забивать так аккуратно, ведь моей работы все равно никто не увидит?» И отец Софроний с готовностью ответил: «Все, что делает монах должно быть совершенным». Я получил великий урок. Но если бы я переспросил сразу, то тем самым прервал бы нить послушания. В тот раз я последовал интуиции и не стал спрашивать немедленно, а подождал, пока наступит верный момент, и отец Софроний ответил с радостью.
Нас окружают материальные вещи, и за ними надо следить, что не всегда легко. Чем строже, чем аскетичнее жизнь, тем меньше заботы о материальном. Именно отсюда происходит монашеское нестяжание, смысл которого — иметь как можно меньше попечений о земном. Но если монах что?то делает, его работа должна быть совершенной — он трудится ради Бога и пред лицем Бога, а не ради коммерческой выгоды.
Конечно, совсем необязательно всегда забивать гвозди так аккуратно, и необязательно, чтобы наша работа всегда была такой совершенной. Говорю это только с тем, чтобы предостеречь от чрезмерных преувеличений, которые тоже случаются. Но суть сейчас не в этом, а в том уроке, который был мною воспринят, и в том, что вопрос был задан не сразу. Да, я хотел знать — почему надо было делать так, как сказано, но чувствовал, что если переспрошу, то разрушу нечто очень важное. После же того как все выполнил, то опять почувствовал, что теперь могу спросить. И отец Софроний ответил с радостью.
Может вы слышали, как иногда говорят: «Делай, что тебе сказано и не спрашивай, имей послушание». Это уже преувеличение. Бог не хочет, чтобы мы не имели вопросов, и любознательность — не всегда греховная страсть. Любознательность — необходимый элемент в нашем становлении, в нашем духовном росте. Это — жажда познания. Любознательность становится грехом, когда оно, так сказать, не по Богу. Думаю, отец Софроний, как и все великие духовные отцы, жаждал поделиться правильным пониманием и верным взглядом на мир. И если бы я выполнил лишь то, что мне сказано, не желая узнать большего, то он был бы даже огорчён. Старец был рад, что я спросил его, так как ответил немедленно, с готовностью, и увидел, что слово его воспринято.
Когда некоторые говорят мне: «Простите, отче, может мне не следует быть таким любознательным?», то я отвечаю: «Нет — нет, вы должны стремиться знать все, что связано с жизнью в Боге и с вечностью, а не с житейскими заботами». Есть много вопросов, ответы на которые важно знать не только монахам. И Бог даёт нам это знание, оно не является тайным. Некое «тайное знание» присуще язычеству. Когда обращаются к языческим богам, которые суть демоны, то последние не желают, чтобы другие узнали их секреты — это помогает им быть как бы лучше и могущественнее всех. Истинный Бог не таков. Христос говорит, что верующий
