не знал. Он продолжал что-то требовать по-португальски и бесцеремонно потащил капитана в кают-компанию «Надежды». Не зная, кто он такой, Крузенштерн не решился оставить корабль и отправил вместо себя к губернатору лейтенанта Левенштерна.

Спустившись в кают-компанию, португалец сразу повеселел. Он под нес кулак себе ко рту и сделал вид, что пьет. Крузенштерн догадался, чего он хочет, и велел подать ему стакан водки. Португалец выпил стакан одним залпом и потребовал еще. Крузенштерн приказал налить ему снова. Гость выпил второй стакан и, даже не поблагодарив, вышел на палубу, сел в шлюпку и уехал к себе на корабль.

Русским совсем не понравилась такая наглость, но они решили не подымать скандала — португальцы были здесь хозяевами.

В три часа дня вернулся лейтенант Левенштерн. Он рассказал, что губернатор принял его весьма любезно. Левенштерн прежде всего спросил у губернатора, не приходила ли «Нева». Но губернатор ничего о «Неве» не знал. Он в свою очередь спросил у Левенштерна, военный ли корабль «Надежда» или купеческий.

— И не знаю, что ему ответить, — докладывал Крузенштерну лейтенант. — Я боялся признаться ему, что «Надежда» — корабль военный, и сказал что-то неопределенное. Тогда губернатор заявил мне, что здесь могут останавливаться только португальские и китайские военные корабли. Военным кораблям остальных наций вход сюда строго воспрещен…

— Но ведь мы совершаем путешествие с научными, а не военными целями! — воскликнул Крузенштерн. — И притом Россия находится в самых дружеских отношениях с Португалией…

— И это ему говорил, — ответил лейтенант. — Но он продолжал повторять, что в Макао нельзя заходить никаким военным кораблям, кроме португальских и китайских…

Вся команда разглядывала с палубы большой бриг, только что пришедший и бросивший якорь в полумиле от «Надежды». Крузенштерн, обернувшись, увидел развевавшийся по ветру британский флаг.

— Смотрите, — сказал он лейтенанту, — разве вы не видите, как блестят на этом бриге пушки?.. Семь, восемь, девять… — сосчитал он. — Девять пушек на одном борту и, значит, столько же на другом. Это восемнадцатипушечный британский военный корабль… Вот доказательство, что для военных кораблей некоторых наций португальский губернатор делает исключение…

На следующее утро Крузенштерн сам поехал к губернатору.

Перед губернаторским дворцом на площади, как и во времена Лаперуза, маршировали солдаты-индийцы, привезенные из Гоа, португальской колонии в Индии. Командовали ими офицеры-португальцы. Это был обычный прием колониальных держав: солдат, набранных из населения одной колонии, они посылали служить в другую колонию. Там, на чужбине, оторванные от дома, не знающие местного языка, эти солдаты волей-неволей верно служили своим поработителям и становились орудием порабощения других народов. Португальские солдаты-индийцы были скверно одеты и вооружены вышедшими уже из употребления ружьями. Но португальцы рассчитывали на их верность, старательно раздувая национальную и религиозную вражду между китайцами и индийцами.

Губернатор дон Каэтано де Суза принял Крузенштерна с большим почетом. Он тоже когда-то служил во флоте и уверял, что чувствует к морякам особую симпатию. Он заявил, что всю ночь думал о том, под каким предлогом «Надежда» могла бы остаться в Макао, несмотря на то, что она — корабль военный…

— Если бы на вашем корабле был какой-нибудь груз для продажи… — сказал он и вопросительно посмотрел на Крузенштерна.

— Но ведь сюда придет скоро второй мой корабль и привезет груз мехов из Америки! — воскликнул Крузенштерн. — Я жду его со дня на день.

— Второй ваш корабль может остаться здесь, — сказал губернатор, — а «Надежде» придется уйти.

После трехчасового разговора решили так: Крузенштерн напишет заявление о своем желании купить здесь столько товаров, что они не поместятся на «Неве». Следовательно, часть этих товаров придется грузить на «Надежду». И значит, «Надежда» принуждена будет остаться.

Выход был найден.

«НЕВА»!

Началось долгое, томительное ожидание. Отсутствие «Невы» тревожило Крузенштерна с каждым днем все больше. Всякое новое судно, появлявшееся на горизонте, команда «Надежды» принимала за «Неву».

— Глядите, вот она! — кричал кто-нибудь из матросов. — Я узнаю ее по мачтам.

Но судно подходило ближе, и все видели на нем английский или португальский флаг.

Большинство офицеров переселилось в город. Один английский купец разрешил им жить в своем доме. Но высаживать на берег матросов португальцы запретили, и матросы были заперты на корабле, как в тюрьме. «Нева» прибыла в Макао только 3 декабря.

Радость охватила моряков «Надежды». По правде говоря, они не надеялись больше увидеть «Неву» и были уверены, что она погибла. Едва «Нева» бросила якорь, как Крузенштерн приказал спустить шлюпку. На всех веслах помчался он к «Неве». Капитан Лисянский вышел ему навстречу.

— Ну как? — закричал Крузенштерн, подымаясь по трапу.

— Все благополучно, Иван Федорович! — отвечал Лисянский. — Нее благополучно!

Капитаны обнялись.

Они заперлись в каюте и долго рассказывали друг другу все, что произошло с ними в разлуке.

— А меха вы привезли? — спросил Крузенштерн.

— Трюмы «Невы» доверху полны мехами, — ответил Лисянский. Да, вся «Нева» была полна лисьих и собольих шкурок. Но продать этот драгоценный груз без больших хлопот было невозможно. И Крузенштерн принялся за хлопоты.

КО-ХОН

Продавать меха кантонским купцам в Макао было невыгодно — пришлось бы заплатить пошлину двум таможням: португальской и китайской. Крузенштерн решил добиться разрешения войти в Кантонскую гавань с обоими своими кораблями. В те времена китайское правительство, подобно японскому, запрещало европейским кораблям заходить в китайские порты. Но чиновники китайского императора были до того продажны, что запрещение это нарушалось местными властями всякий раз, когда нарушение его было для них выгод но. Крузенштерн решил сначала войти в Кантонский порт, а потом добиваться разрешения войти в него. Расчет его был прост: у китайских купцов при виде мехов глаза разгорятся, и они, дав взятки чиновникам, добьются того, что корабли Крузенштерна никто не станет гнать из Кантона.

Крузенштерн, конечно, чувствовал, что затевает рискованное предприятие. Чтобы не запугивать слишком китайские власти, он решил пока ввести в Кантонскую гавань одну только «Неву», а «Надежду» временно оставить в Макао.

9 декабря он передал командование «Надеждой» Ратманову, а сам с капитаном Лисянским отправился на «Неве» в Кантон.

Когда они уходили из Макао, китайцы советовали им остерегаться пиратов. Хотя Макао и Кантон расположены почти рядом, но даже на этом коротком пути нельзя быть уверенным, что не подвергнешься нападению восставших китайских крестьян, которые равно ненавидели помещиков, чиновников, купцов, португальцев и англичан. Они ведь могли по ошибке принять русские корабли за английские.

Но «Нева» прошла весь недолгий путь вполне благополучно и через несколько часов остановилась в Кантонской гавани.

Огромный город всполошился, как муравейник, в который ткнули палкой.

Приморская улица почернела от собравшихся толп. Через несколько минут на «Неву» прибыли китайские чиновники с переводчиком, говорившим по-английски. Крузенштерн принял их как мог учтивее. Они потребовали, чтобы русский корабль немедленно оставил гавань Кантон.

Но Крузенштерн наотрез отказался уехать. Он заявил, что прибыл в Кантон с мирными торговыми целями, никому никакого зла он причинить не собирается, продаст свой товар и уедет.

Начались томительные переговоры, продолжавшиеся несколько дней. Мандарины ежеминутно уезжали на берег, совещались с кем-то и возвращались назад. Наконец они объявили утомленному Крузенштерну, что разрешат «Неве» остаться в гавани только в том случае, если за поведение русских поручится своим имуществом кто-нибудь из членов Ко-Хона.

Это уже была победа.

Ко-Хоном называлось в Кантоне товарищество купцов, имевших разрешение вести торговлю с европейцами. Ни один китаец не имел права торговать с европейцами, если он не был членом Ко-Хона. Для того чтобы стать членом Ко-Хона, нужно было уплатить китайскому императору колоссальную сумму. В кантонском Ко-Хоне в то время насчитывалось всего двенадцать членов, богатейших купцов города.

Один из членов Ко-Хона сразу же явился на корабль, привлеченный слухами о том, что русские привезли необыкновенной ценности меха. Звали его Лук Ва. Был он самый бедный и самый младший из купцов Ко-Хона. Его приняли в это товарищество всего год назад. Но тем не менее имущество его оценивалось в несколько миллионов пиастров.

Лук На пересмотрел, перетряхнул на «Неве» каждую шкурку по десять раз. Лицо у него при этом было брезгливое и недовольное — таков уж обычай купцов всех стран: если хочешь купить подешевле, делай вид, что товар тебе не нравится. Крузенштерн чувствовал, что торговаться с ним придется долго. Но о цене пока еще не заговаривали — нужно было, чтобы Лук Ва поручился перед властями за поведение русских. Его два дня уговаривали взять на себя поручительство, но он все колебался. Мандарины требовали от него огромной взятки.

Вот что записал об этом Лисянский:

«Кантонские начальники вместо надлежащего наблюдения за порядком торговли, весьма выгодной для их государства, заботятся только об изыскании способов грабежа для своего обогащения. Во всей Китайской империи существует полное рабство. Поэтому каждый принужден сносить свою участь, как бы она ни была горька. Первый китайский купец — не что иное, как казначей наместника или таможенного начальника. Он обязан доставлять тому или другому все, что только потребуется, не ожидая никакой платы. Иначе его спина непременно почувствует тягость вины. В Китае никто не избавлен от телесного наказания. Мало того, каждый может наказывать как ему вздумается всех, кто ниже его по сословию. Всякий государственный чиновник имеет право наказывать бамбуком младшего после себя, а император предоставил себе честь наказывать своих министров».

Наконец Лук Ва согласился поручиться за Крузенштерна. Тогда чиновники выставили новое требование: чтобы «Нева» все же покинула Кантонскую гавань и остановилась в соседней бухте, называемой Вампу.

— От Вампу до Кантона два шага, и грузиться вам там будет очень удобно, — говорили Крузенштерну мандарины. — А нас вы спасете от опасности, потому что император придет в ярость, если узнает, что мы пустили в Кантонскую гавань иностранное судно.

Крузенштерн отвечал, что он пойдет в Вампу в том случае, если ему разрешат привести туда и «Надежду».

Мандарины согласились.

На другой день «Нева» стояла уже в Вампу. 15 декабря рядом с ней бросила якорь «Надежда».

Тогда начали торговаться с Лук Ва. Это оказалось самым трудным делом из всех. Лук Ва предложил сначала за все меха ничтожную плату и повышал свою цену чрезвычайно медленно. Когда Крузенштерн не соглашался, он угрожал сиять свое поручительство, уезжал на берег, но через час возвращался и предлагал на пару тысяч больше. Крузенштерн начинал торговаться с раннего утра, и к вечеру у него болела голова. Так продолжалось изо дня в день.

Настал наконец день, когда Лук Ва и Крузенштерн сошлись в цене. Меха были проданы за сто девяносто тысяч пиастров. Ни в одном европейском порту Крузенштерну не удалось бы получить и трети той цены, которую дал Лук Ва. Это доказывало, как прав был Крузенштерн, утверждая,