угрюмое, загороженное голыми утесами место, которое моряки называли Большими Камнями.
У подножия высокой горы, спускавшейся к самому морю, из воды торчали черные скалы, словно кинутые туда в беспорядке рукой великана.
Между этими скалами, каждая из которых величиной с дом, было множество извилистых проходов, трещин, ущелий, в которых всегда клокотали, бурлили и пенились волны. В одном из этих ущелий стоял катер «Морской охотник», скрытый скалами со всех сторон.
В конце ночи ветер вдруг утих, но волны были еще сильны и огромны. Они разбивались о скалы далеко от того места, где стоял катер, однако докатывались и сюда, и катер то взлетал, то падал. В катере, в маленькой своей каютке, перед маленьким зеркальцем сидел лейтенант Корольков и брился. Постороннему человеку было бы жутко смотреть, как он касался острой бритвой своего горла, когда его подбрасывало к потолку, швыряло то вправо, то влево. Но Корольков привык к качке, не замечал ее и умел бриться даже во время урагана.
Он брился, и из зеркальца на него весело глядели его глаза. Это было самое счастливое утро в его жизни. Он потопил немецкую подводную лодку и, бритый, подтянутый, сейчас будет рапортовать об этом своему командиру капитан-лейтенанту Снегиреву, которого вот-вот приведет сюда из пещеры боцман Макаров. Он подойдет к капитан-лейтенанту и скажет: «Товарищ капитан-лейтенант, ваше приказание выполнено». Капитан-лейтенант поднимет одну бровь и спросит: «Какое приказание, Корольков?» — «Вы зажгли огонь в пещере, — ответит Корольков, — и тем самым приказали мне ворваться в бухту и потопить неприятельскую подводную лодку. Подводная лодка потоплена».
«Что он мне на это скажет? — думал Корольков. — Он мне скажет: «Меньшего я от вас и не ждал, Корольков». Нет. Нет… «В этот час, — скажет он, — когда наши доблестные войска перешли в наступление и гонят проклятого врага, вы оправдали мое доверие, Корольков, и оказались на высоте положения». Нет, он не станет говорить так длинно, он просто скажет: «Спасибо, Корольков». Он всегда просто говорит спасибо, когда доволен. «Спасибо, Корольков».
После стольких дней сомнений, неуверенности, напрасного ожидания у Песчаной Косы дерзко ворваться в укрепленную бухту врага, потопить неприятельскую подводную лодку и услышать «спасибо» от своего капитан-лейтенанта! Разве это не счастье?
Корольков торопливо брился, готовясь к этой торжественной минуте. Он очень боялся, как бы капитан-лейтенант не явился раньше, чем он успеет добриться.
Побрившись, он с удовольствием вытер бритву и вышел на палубу.
«Светает, — подумал он. — Пора им вернуться».
Он прислушался. Сквозь шум волн услышал он тот же звук, который слышал Макар Макарыч, подходя к пещере: отдаленный гром орудий. И так же, как Макар Макарыч, заметил он, что гром этот раздается из-за гор — оттуда, где вчера было тихо.
«Наши ночью перешли в наступление и гонят немцев за горами!» — подумал он. И опять вспомнил о потопленной немецкой подводной лодке. Как удачно вышло, что он ее потопил! Оставаясь здесь, на фланге наших наступающих войск, она могла бы наделать много бед.
— Эй, на скале! — крикнул он. — Смотрите хорошенько!
На верхушке скалы, над катером, он выставил пост, который должен был предупредить его заранее о приближении капитан-лейтенанта.
— Есть смотреть хорошенько! — ответили со скалы.
— И слушайте!
— Чуть услышите, доложите мне!
На скале лежали кок и комендор. Они оба не отрываясь смотрели на берег, смутно различимый в сумерках. Белый ялик давно уже привели к Большим Камням и подняли на катер. Капитан-лейтенант, Макар Макарыч и Катя должны были прийти сюда по берегу.
— Гляди, там кто-то идет! — сказал комендор.
— Они? — спросил кок.
— Нет. Разве не видишь? Один человек.
— Один?
Кок вскинул свой автомат и прицелился.
— Оставь! — сказал комендор. — Это наш старый краб.
Теперь уж и кок ясно видел Макара Макарыча, который шел к ним, медленно перелезая со скалы на скалу.
— Почему ж он один?
— Не знаю…
Но Корольков уже был рядом с ними на скале и все видел сам. Макар Макарыч шел неуверенно, словно пьяный, спотыкаясь и покачиваясь на каждом шагу. Иногда он останавливался и большой своей ладонью вытирал лоб. Потом снова упорно шел к катеру.
— Уж не ранен ли он? — сказал кок.
Тут Макар Макарыч вдруг сел на скалу и опустил голову в колени.
Прыгая с камня на камень, они побежали к нему все трое: Корольков, комендор и кок.
— Макар Макарыч! — сказал Корольков и положил руку ему на плечо.
Макар Макарыч поднял голову. Увидев Королькова, он начал медленно вставать на ноги.
— Сидите, сидите! — закричал на него Корольков. — Что с вами? Вы ранены?
— Нет, цел… — сказал Макар Макарыч. — Кружится и кружится…
— Что кружится?
— Все кружится… Море кружится, и берег кружится… Кружится и кружится…
Казалось, он не совсем ясно сознавал, что происходит и где он находится.
— Отчего ж это с вами, Макар Макарыч? — робко спросил кок.
— Оттого, что я спрыгнул с горы, — ответил Макар Макарыч. — Я покатился по склону и переворачивался, переворачивался, переворачивался… И теперь все кружится…
— Зачем же вы прыгали с горы?
— А чтобы они меня не поймали.
— Вас ловили? — спросил Корольков.
— Ловили.
— Кто?
— Немцы. Они гнались за мною, а я лез все выше и выше, стараясь завести их как можно дальше. Потом прыгнул с горы и покатился, покатился, покатился… Они меня потеряли, но с тех пор все кружится…
— Но вы были в пещере? Вы видели капитан-лейтенанта?
Лицо Макара Макарыча стало угрюмым.
— Ну, это вам уже известно… — сказал он.
Все были поражены таким странным ответом.
— Что это он говорит? — спросил кок шопотом. — Откуда нам может быть известно?
— Он путается, — тихонько сказал ему Корольков. — У него кружится голова.
Макар Макарыч вдруг засунул руку за пазуху и вытащил фуражку капитан-лейтенанта.
— Вот, — сказал он, протянув ее Королькову.
Корольков сразу заметил дырочку в фуражке и понял, что она означает. Нет, никогда не придется ему рапортовать капитан-лейтенанту, что подводная лодка потоплена! Он вытянулся и обнажил голову. Макар Макарыч встал и тоже обнажил голову. Тогда и комендор и кок догадались, что произошло. Долго стояли они вчетвером с обнаженными головами под медленно светлеющим небом, думая о своем погибшем командире.
— Что же было с вами дальше? — спросил наконец Корольков.
— Они хотели взять нас живьем, но я бросил гранату… — сказал Макар Макарыч. — Да ведь вы все знаете сами…
— Опять он говорит, что мы все знаем! — воскликнул кок, пораженный.
— Вы немножко путаетесь, Макаров, — сказал Корольков. — Но это ничего… Это оттого, что у вас кружится голова.
— У меня больше не кружится голова, — возразил Макар Макарыч.
— Отчего же вы тогда думаете, что мы все знаем?
— Оттого, что она вам все рассказала.
— Кто — она?
— Девочка, которая ходила со мной.
Он, очевидно, о чем-то стал догадываться по лицу Королькова, потому что вдруг воскликнул:
— Нет, нет, вы меня не пугайте! Я сделал все, чтобы дать ей время убежать! Немцы погнались за мной, и я целый час таскал их в темноте по кручам. А когда они стали меня настигать, я прыгнул вниз. Я катился, и камни катились вместе со мной и били меня, а я думал: «Ничего, ничего, старый краб, у тебя бока бронированные, а зато девочка давно на катере и лейтенант уложил ее спать…»
Он замолчал, со страхом глядя в лицо Королькову.
— Не было ее здесь, Макар Макарыч, — сказал Корольков. — Не приходила она сюда. Ее, конечно, схватили по дороге.
Стало совсем светло, и катер не мог больше оставаться у захваченного врагами берега. Корольков вывел его из угрюмых ущелий Больших Камней и повел в простор моря, навстречу восходящему из воды горячему солнцу.
Это было самое несчастное утро в его жизни.
Что же стало с Катей?
Выскочив из пещеры, она побежала вниз по тропинке, как ей велел Макар Макарыч. Пробежав несколько шагов, она услышала взрыв второй гранаты. И остановилась.
Она была уверена, что Макар Макарыч побежит вслед за нею, и решила подождать его. Ей даже показалось, что она слышит шум шагов наверху, на площадке перед пещерой.
Но потом все стихло.
Она долго стояла, ожидая и прислушиваясь. Так долго, что у нее затекли ноги. Но ничего не было слышно, кроме треска кузнечиков в траве и отдаленного гула орудийной пальбы за горами. Макар Макарыч не появлялся.
Что случилось? Он убит? Или ранен? Или попал в плен? С каждым мгновением Катина тревога росла и росла. Она чувствовала, что не может уйти, не узнав, что с ним, не попытавшись ему помочь.
И наконец, не выдержав, она медленно двинулась назад, к пещере. Она шла осторожно, останавливаясь на каждом шагу и прислушиваясь. Но все было тихо по прежнему. Крадучись, прижимаясь к отвесному каменному склону горы, вышла она на площадку перед пещерой. На площадке никого не было. Из входа в пещеру все еще лился тусклый красноватый свет, теперь уже еле приметный.
Она долго не решалась заглянуть в пещеру. Небо стало слегка светлеть, и звезды сияли уже не так ярко. Она теперь смутно различала скалы и кручи, которые раньше были не видны. Приближение рассвета испугало ее: как пойдет она к катеру при дневном свете? Надо спешить. Она осторожно заглянула в пещеру.
Угли все еще тлели, но гораздо тусклее, чем раньше. Однако и при тусклом их свете она сразу разглядела двух немцев, лежавших возле самого костра. Они лежали не двигаясь, странно раскинув руки и ноги. Они были мертвы.
Катя никогда не видела мертвых так близко, и ей стало жутко. Может быть, Макар Макарыч тоже лежит где-нибудь здесь, возле них, такой же неподвижный, и только свет до него не доходит? А может быть, он жив и лишь не в силах идти… Ни звука не доносилось из пещеры. И Катя вошла в нее.
Она жалась к стенке, стараясь держаться подальше от трупов. Здесь, возле входа, в освещенной части пещеры, Макара Макарыча не было. Нет ли его там, в темной глубине?
В глубине пещеры Катя не была никогда. Там даже в самые солнечные дни стоял вечный мрак, и она, играя, боялась отдаляться от входа. Но теперь нужно было войти в этот мрак.
Она нашла на полу несгоревший сук и сунула его в угли. Маленький желтый огонек пополз по суку. Держа горящий сук в вытянутой руке, она медленно двинулась в темную глубину пещеры.
Каменные стены постепенно сближались, потолок опускался. Катя оказалась в узком коридоре и уже думала, что пещера вот-вот кончится. Но коридор все
