сапог висел по прежнему над вышибленной дверью. А сад за домом, всеми забытый и заброшенный, разросся густо и дико.

Под жестяным сапогом Лида остановилась и осторожно оглянулась… Этого требовала Катя: так входить в дом Дракондиди, чтобы никто не видел. Конечно, никто не стал бы им мешать ходить сюда, и никому не было дела, куда они ходят. Но Кате нравились тайны. Такая уж она была девочка. Она все вокруг себя превращала в тайны. Сад Дракондиди тоже был ее тайной, и входить в него можно было только тогда, когда никто не видит.

Главная улица была пуста, и Лида нырнула в дверь. Крыша с домика была сорвана, и вверху голубело высокое небо. Птичка, вспугнутая Лидой, метнулась, вылетела через пролом крыши и исчезла в вышине. Пройдя сквозь домик, Лида нырнула в сад, и он охватил ее со всех сторон тенистой, густой листвой. Все тропинки успели зарасти. Лида шла осторожно, раздвигая руками колючие ветки. Море виднелось в просветах между листвой.

Лида нашла Катю на большом камне, вывалившемся из разбитой стены. С камня было видно все море, от края до края. Катя, черненькая, худенькая, стояла на камне и смотрела в море не отрываясь, не шевелясь. Когда Лида подошла к ней, она даже не повернула головы.

— Это ты? — спросила она спокойно. — А я думала, ты уехала.

И Лида, задыхаясь от волнения, рассказала, как утром у себя на дворе они нашли раненого матроса, как он только на мгновение пришел в себя, а потом опять впал в беспамятство, и как он лежит сейчас на кровати у Марьи Васильевны.

— Ему плохо, очень плохо, так плохо, что доктор даже не позволил его нести в госпиталь. Понимаешь, его нельзя шевелить, нельзя трогать. За нами заехала машина, чтобы везти нас на станцию, но как же оставить его одного в пустом доме? Мама сказала, что мы не поедем.

Катя молчала, не проявляя ни любопытства, ни удивления. Она по прежнему смотрела в море. Казалось, она даже не слушала. Но Лида знала, что Катя не любит ничему удивляться. Такое уж было у Кати правило — никогда не показывать, что она взволнована или удивлена. Она только равнодушно спросила:

— Он с вами разговаривал?

— Нет. Он бредил.

— Бредил?

— Бормотал что-то совсем бессвязно. Я ничего не могла разобрать.

— Ну хоть что-нибудь ты запомнила?

— Несколько слов.

— Несколько слов? Что же он сказал?

— «Передайте Королькову: когда свет горит, она в бухте». Видишь, это тоже сказано в бреду и тоже непонятно.

— Ага.

И Катя замолчала, внимательно глядя в море.

МОРСКОЙ ОХОТНИК

Лида поняла, что нужно заговорить о другом. Тогда Катя сама начнет расспрашивать о раненом матросе.

И спросила:

— Что ты там видишь?

— Катер.

Лида напряженно вглядывалась в морскую Даль, туда, куда смотрела Катя, но ничего там не видела, кроме узкой белой полосочки, быстро передвигавшейся. И только сейчас она поняла, что эта полосочка — пенистый след крохотного суденышка, которое стремительно мчится там, вдалеке.

— Ну и глаза у тебя! — сказала Лида.

— Обыкновенные глаза, — ответила Катя. — Я просто приучила их смотреть на море. Если приучить свои глаза, будешь видеть на море все.

— Когда же ты приучила свои глаза?

— Когда командовала крейсером «Победитель».

— Ты командовала крейсером «Победитель»?

— Да. Когда я жила там, на том берегу.

И Катя показала на далекие горы противоположного берега, словно висевшие в воздухе. Все самое необычайное, что Катя рассказывала Лиде, происходило с ней, по ее словам, когда она жила на том берегу.

— Этот крейсер был ненастоящий? — спросила Лида робко.

— Конечно, ненастоящий, — сказала Катя. — Это было одно такое место, которое я называла крейсером «Победитель». Про это место никто не знал, кроме меня.

— Какое же это было место?

— Пещера.

— Пещера?

— Ну да. Я полезла в горы над морем и вдруг открыла пещеру. Перед входом в эту пещеру — выступ вроде каменной площадки, и висит он прямо над морем. Если смотришь оттуда вниз, ничего, кроме воды, не видишь. Кажется, будто стоишь на мостике огромного корабля и плывешь, плывешь… Это и был мой крейсер. В пещере я устроила капитанскую каюту, принесла туда компас, карты — они, наверно, и до сих пор там. Оттуда, с мостика моего крейсера, я смотрела в море и вот научилась…

— Теперь я тоже хорошо вижу катер, — сказала Лида. — Он идет сюда.

Действительно, катер приближался, увеличиваясь. Два белых бурунчика справа и слева от него сияли на солнце.

— Я все типы катеров знаю, — сказала Катя. — Это морской охотник.

— А за кем он охотится?

— За подводными лодками.

Теперь катер был отчетливо виден: голубой, с двумя тонкими радиомачтами, с флагом на корме. Он несся так быстро, что, казалось, вот-вот выскочит из воды. Курс он держал прямо на самый конец мола.

— Сейчас немцы начнут стрелять, — сказала Катя. — Они всегда открывают огонь, когда какое-нибудь судно подходит к молу.

И едва она произнесла эти слова, как раздался сначала отдаленный выстрел, потом протяжный и противный вой летящего снаряда и грохот взрыва. Снаряд упал в море перед городом, подняв столб ослепительно белой пены, смешанной с бурым дымом.

На катере, казалось, ничего даже не заметили. Но опять выстрел, опять вой, опять грохот взрыва — и возник новый столб пены и дыма, гораздо ближе к катеру. Катер словно подскочил — так он рванулся вперед. Он теперь шел самым полным ходом. Но третий снаряд разорвался еще ближе.

Катер круто свернул вправо. Немцы перенесли огонь правее. Катер свернул влево.

Так он несся зигзагом, кидаясь то вправо, то влево, среди все новых столбов пены и дыма.

Увлекательно и жутко было следить за этой игрой в пятнашки со снарядами. Когда снаряд взрывался близко от катера, Лида хватала Катю за руку. Когда снаряд разрывался от катера далеко, они обе смеялись. Кидаясь из стороны в сторону, катер упорно приближался к берегу, к молу. Снаряды тоже стали ложиться ближе к берегу, а один разорвался даже на самом берегу, оглушительно прогрохотав и взметнув высокий столб пыли. Лида сразу вспомнила о маме.

— Мне надо идти, — сказала она.

— Постой.

— Нет, мама будет беспокоиться.

— Твоя мама всегда беспокоится, — сказала Катя насмешливо. — Она, говорят, сама называет себя трусихой.

— Да, она не скрывает.

— Всем известно, что когда ты ходила купаться, она привязывала к твоей ноге веревочку, сидела на берегу и держалась за эту веревочку, чтобы ты не потонула.

— Ну, это давно было, — сказала Лида.

— Она и сейчас такая же… Погоди, чуть катер подойдет к молу, немцы не будут его видеть и перестанут стрелять.

И действительно, едва катер зашел за мол, обстрел разом прекратился. В наступившей тишине снова стали слышны шелест листьев, треск кузнечиков в траве, мерный гул прибоя, и все эти звуки после грохота, свиста и воя показались особенно милыми.

— Все-таки пойду, — повторила Лида. — Я обещала маме.

— Постой. Я хотела спросить тебя… — сказала Катя. — О чем это я хотела тебя спросить?

Она сделала вид, будто забыла, о чем хотела спросить, и задумалась. Лида молча ждала.

— Да-да… Так что вам сказал раненый матрос? — спросила Катя.

«Наконец-то! Значит, рассказ о раненом матросе она все-таки запомнила».

НАДО ПЕРЕДАТЬ КОРОЛЬКОВУ

— «Передайте Королькову: когда свет горит, она в бухте», — повторила Лида.

— Замечательно! Тут вся его тайна.

Лида засмеялась.

— Почему, пока ты не поступила к нам в школу, я никаких тайн не видела, а теперь, когда я с тобой подружилась, все тайны да тайны?

— Ты не видела, потому что видеть не умеешь, а я сразу чувствую тайну, — сказала Катя. — Кто такой Корольков?

— Не знаю.

— А какой свет горит?

— Не знаю.

— А кто «она»?

— Не знаю.

— А что за бухта?

— Откуда я могу знать!

— Видишь, сколько здесь тайн, — сказала Катя.

— А ты отгадала хоть одну? — спросила Лида.

Ей уже самой стало казаться, что вдруг в этих словах и вправду есть тайны.

— Пока не отгадала, — ответила Катя откровенно. — Но знаю, с чего начать.

— С чего начать?

— Начать надо с Королькова. Прежде всего надо узнать, кто такой Корольков. Надо найти Королькова и передать ему. И Корольков все поймет.

— Как же ты найдешь Королькова?

— Увидим.

Больше Катя ничего не сказала. И Лида ушла домой.

ДЕВОЧКА С МИШКОЙ

По правде сказать, у Кати не было никакого плана, как и где искать Королькова. Никогда прежде не слышала она о человеке с такой фамилией. И хотя загадочные олова, сказанные раненым матросом, глубоко взволновали ее, она вовсе не сразу побежала искать этого таинственного Королькова, потому что сегодня ее мысли были заняты совсем другим. Сегодня она должна была во что бы то ни стало выяснить, кто такая девочка с мишкой.

«Девочкой с мишкой» называла она про себя одну совсем незнакомую девочку, которую заметила во время своих путешествий по городу. Эта странная девочка жила совсем одна, без взрослых, в маленьком чистеньком домике и постоянно громко разговаривала со своим плюшевым мишкой.

Катя не раз следила через ограду с улицы, как она ходит по открытой веранде своего домика, поглядывает на море и разговаривает с мишкой, как будто мишка это человек. На вид ей было столько же лет, сколько и Кате. А это слишком мало для того, чтобы жить одной, и слишком много для того, чтобы играть с плюшевым мишкой.

В общем, это была довольно хорошенькая девочка и, главное, очень опрятная: белое платье всегда чистое, выглаженное, туфли начищены. Кате очень хотелось узнать: неужели она сама себе стирает, сама готовит, сама следит за порядком в этом домике? Катя подолгу стояла на улице и смотрела, не появится ли из домика мама девочки или тетя. Но ни мама, ни тетя не появлялись. Девочка жила одна. И разговаривала только со своим мишкой.

Кате с улицы никогда не удавалось расслышать ни одного слова. И давно уже ей хотелось узнать, о чем девочка говорит со своим мишкой, кто она такая, почему она всегда одна. Катя мечтала познакомиться с ней, может быть, даже подружиться. Она все откладывала знакомство — от застенчивости: Катя, по правде говоря, была очень застенчива, хотя не признавалась в этом даже себе самой. Но сегодня она решила познакомиться с этой девочкой непременно.

Едва Лида ушла, Катя отправилась в, путь. Горячие камни обжигали ей голые пятки, и она подпрыгивала на каждом шагу. В этом городе очень трудно ходить босиком — такое в нем все колючее и горячее. Пыль нагревается до того, что в