за переплеты 100 рублей. Уладьте это дело, Христа ради.
4-ое.) Меня и М. Б. беспокоит судьба Бобы. Если он взят в армию, напишите об этом мне, но при этом прибавьте, что ему, мол, отлично, чтобы я мог в удобную минуту показать это письмо М. Б., которая только сейчас начала поправляться, да и то весьма относительно.
Очень рад предстоящему съезду молодых и старых Чуковских в Москве. Это Вы чудесно придумали!! Мы будем приблизительно числа 10-го. Спасибо, спасибо Марине за великолепное письмо. Коле надо отдохнуть вовсю, поездить по СССР, забыть о пере и бумаге.
Если Боба освобожден, телеграфируйте об этом.
Целую всех четырех. Я пишу… беллетристику. Выходит бездарно, но я пишу.
Здесь ночи стали теплые. Дни жаркие.
Спим при открытых дверях (на балкон). Воздух сверхъестественный. А Сочи! Сочи!
Yours[394] К. Ch.
79. К. И. Чуковский — Н. К. Чуковскому
23 октября 1936 г. Кисловодск[395]
Милый Коля! Спасибо тебе за возню с нашими скучнейшими делами. Оказывается, мама переплетчику заплатила. Тебе совсем не надо ходить в сберкассу. Достаточно будет, если ты опустишь прилагаемые карточки в ближайший почтовый ящик.
Здесь чудесно. Вчера была такая жара, что даже на горах душно. Мама уже оправилась после гриппа. Здесь старики Лукницкие. Она умирает от грудной жабы. Вчера они справляли 35-летие свадьбы. И представь себе: он отправился в город покупать вино — и встретил своего шафера — того, кто держал над ним венец 35 лет назад!!
Здесь Мих. Лозинский. Читал свой чудесный перевод Данте[396].
Здесь Маршак. Интригует даже здесь и отравляет мне воздух.
Здесь Лежнев[397]. О сем умолчу.
Здесь академик Губкин[398]. Сидит с нами за одним столом. Ему 65 лет, а все зубы целы, шевелюра густая, как у юноши (седая), походка быстрая.
Здесь составитель алгебры Киселев[399]; ему 84 года, а он до того прыткий, что, стоит мне поговорить с кем-нибудь, он подбегает и спрашивает:
— С кем это вы говорили?
Марину целуем тысячу раз. Поздравляем ее с днем рождения. Надеемся отпраздновать этот день в Москве.
Pater.
80. К. И. Чуковский — Н. К. Чуковскому
Конец октября 1936 г.[400] Кисловодск Милый Коля. Мы отсюда выезжаем 5-го. Я на несколько дней задержусь в Москве. Если тебе что нужно, черкни мне по адресу «Литер, газеты» или «Молодой гвардии».
Впрочем, успеешь и сюда. До сих пор живем мы в Кисловодске хорошо. Мама (не сглазить!) очень поправилась. Скучаем по Вам.
Твой.
81. К. И. Чуковский — Н. К. Чуковскому
3 ноября 1936 г. Кисловодск[401]
Дорогой Коля! Жара здесь египетская. Еле сижу — в легеньком белом костюме. Уже третий день стоят жгучие безветренные солнечные «погоды» — в одном только Кисловодске. Пятигорск и Ессентуки заволокло тучами, там ленинградский «мелкий дождичек», а здесь хоть бы облачко. Люди ходят с облупленными красными носами и пьют нарзан, как лошади. На склонах гор голые люди принимают солнечные ванны.
Я был в Кабардино-Балкарии — в Нальчике. Познакомился с Беталом Калмыковым [402], видел целодневное народное празднество, был на банкете с Буденным [403] и Постышевым[404] и очень жалел, что мне не 32 года: все это так баснословно, легендарно, изумительно, радостно. Сейчас сижу у здания нарзанных ванн и жду, когда приедет наш автобус с учеными. Вчера было чествование нашего санаторного доктора. Я сказал такой экспромт (преплохой!):
Достопочтенные ученые,
В водах Нарзана кипяченые!
Взгляните в зеркало: увидите вы сами:
Вы были старцами, а сделались юнцами
С помолоделыми сердцами.
И силы юные, и юную красу
Вернуло вам родное наше КСУ.
Родное, да! здесь все для нас родное,
Но всех роднее он, наш доктор Айболит,
Которому горячее, простое
Спасибо сердце говорит, —
Спасибо за нарзан, за солнце, за упорный,
Неблагодарный, незаметный, черный,
Тяжелый труд — хвала ему, хвала
С Великого и Малого Седла!
Сегодня уезжает Маршак. На прощанье мы с ним расцеловались, хотя за последние 3–4 месяца он только и делает, что предает меня оптом и в розницу. И здесь, и в Нальчике, ставил мне подножку за подножкой. Эгоцентрическая хавронья! Черт с ним, не тронь его; ты побьешь его не как оратор Союза писателей, а как автор книги «Тихий океан»[405]. Мы с мамой страшно счастливы, что тебе заказана такая книга: ее прочтет каждый 13-летний мальчишка советской страны. Я теперь побывал в лагерях, в школах, в библиотеках четырех республик — и ручаюсь тебе, что такая книга нужна до зарезу и что, если к ней дадут хорошие рисунки, она будет издаваться и переиздаваться до конца твоих дней.
По-моему, незачем тебе делать «Затерянный мир»[406]. Вложи всю энергию в книгу, и тебе обеспечено почетное место в детской литературе!
Целую Марину, Тату, Гульку!
Мама здорова. Нарзанные ванны имеют на нее магическое действие: она порозовела, окрепла, взбирается на высоченные горы!
Мы будем в Москве 16-го. Рады будем провести там время с вами!
Твой К. Ч.
82. К. И. Чуковский — Н. К. Чуковскому
12 ноября 1936 г. Кисловодск[407]
12/XI.
Милый Коля. Сегодня мы едем в Москву. Даже странно, что где-то есть холод и слякоть. Здесь безветрие, солнце, синее небо. Вчера я ездил на высокую гору, откуда видел весь Эльбрус, весь Кавказский хребет — и там, на высоте было так жарко, что я в белом костюме лежал на траве. А кругом кузнечики, жуки, мотыльки.
Сейчас я прочитал книгу: Б. А. Зенкович «Вокруг света за китами» (Молодая Гвардия, Ленинградское отделение, 1936). Там на стр. 48–51 есть интересный эпизод, относящийся к капитану Куку. Может быть, тебе пригодится [408].
Здесь в КСУ все читают твой «Княжий двор» [409], и всем нравится.
Привет Марине, Тате, Гуленьке. До скорого свидания. У меня — летнее пальто и летние костюмы. Ах, если бы вы привезли мне мое зимнее!
Пип.
83. К. И. Чуковский — Н. К. Чуковскому
10 сентября 1937 г. Кисловодск[410]
Милый Коля. Как-то вы все живете? Я слыхал, что у Таты была ангина, но теперь как будто она поправляется. Здесь отлично. Кисловодск в этом году как-то особенно прелестен. Днем синева и жара, вечера прохладны, иногда дожди, грозы. Воздух необыкновенен — я ни на секунду не закрываю балкона. Мама приехала сюда очень больной, врачи хмурились, когда глядели ее, но сейчас ей лучше, она повеселела, посвежела и вчера приняла первую нарзанную ванну. Народ здесь симпатичный — старики — много орденоносцев, академики. Ужасно волнуют провокации фашистов, пытающиеся вызвать войну. Но не сомневаюсь, что в другой обстановке это волновало бы еще сильнее. Здесь Асеев[411], Лежнев, Анатолий Виноградов[412], акад. Ферсман[413], акад. Горбунов[414]. Пролетел кометой Стенич. Интересно, кого назначат вместо Цыпина[415]. Я видел Цыпина накануне его падения. Он был придавлен и готов ко всему. Надеюсь, что Вы уже переехали на квартиру. Напиши нам большое письмо о себе, о Марине. Я написал в «Правду» фельетон — о детях[416]. Сильно переделал «От 2 до 5», вписал туда несколько новых глав. Пишешь ли ты роман? Мы надеемся, что войны не будет. Привет Гульке и Татке.
К. Ч.
Что поделывает Лидочка[417]? Здесь, между нами говоря, Цезарь. Ходит, мерин, по горам, и читает на Большом Седле корректуру Жуковского[418]. Ей не говори, ей будет больно. Он очень мил, здоров, проживет лет сто или больше. Между тем, конечно, в Кисловодске надлежало бы жить ей.
84. К. И. Чуковский — Н. К. Чуковскому
29 сентября 1937 г. Кисловодск[419]
Милый Коля. Вот наш адрес: Крым, Кореиз, Гаспра, санатория КСУ. 30-го мы едем туда. Спасибо тебе за письмо. Мы узнали из него все детиздатские новости. Должно быть, ты видел мою статейку в «Правде». Я послал ее по телеграфу, телеграмма стоила 136 рублей, и в печати не узнал, так все было перековеркано телеграфом. Погода здесь жаркая, воздух сладок и ясен, какие цветы, какие горы! Не хочется уезжать. Каково-то будет в Крыму? От Бобы мы получили много писем. Он впервые очутился в своей среде — литературной. И там его вполне оценили: я получил оттуда сведения, что и Лавренев, и Зощенко, и другие полюбили его. Не хочешь ли ты приехать на месяц в Крым? Писать здесь отлично, а насчет комнаты я похлопочу. Если хочешь и можешь приехать, телеграфируй. Мама поправляется. Я же как-то сразу постарел, и это, очевидно, надолго. Как твоя «Слава»? Будет новое издание[420]? Целую Марину, Тату. Гульке привет от деда и бабы. Устроилось ли у тебя дело с кино? Пишешь ли ты Ярославский роман[421]?
85. К. И. Чуковский — Н. К. Чуковскому
4 октября 1937 г. Сочи[422]
Дорогой Коля. Мы застряли в Сочи. На море был шторм, и мы не решились выехать третьего дня. Сидим в гостинице «Ривьере», гуляем, ездим в Хосту, в Гагры, на гору Ахун. Вчера я купался, катался в лодке. Температура моря 24 градуса, и сочинцы ропщут, что мало. Завтра едем, наконец, в Крым (Кореиз, Гаспра, санатория КСУ). Мама очень поправилась. У нее хороший цвет лица, отличное самочувствие, она целый день на ногах, ее изумительно поправил нарзан. В Кисловодске образовался целый культ Марии Борисовны Ч. — когда мы уезжали, ее поехали провожать поклонники и поклонницы: она получила 6 букетов роз. — Я как будто тоже поправился, но букета не получил ни одного. Здесь был Стенич, мелькнул метеором и умчался в Коктебель к жене. Маму и меня волнует Лидино здоровье. Видел ли ты Бобу? Каковы его планы? Что поделывает Нина[423]? Мама купила для нее какую-то накидку, но еще не послала: так как накидка маме не нравится. Видел здесь Фриму[424] (б. жену Антона Шварца[425]). Она вам кланяется. Привет Гульке, Татке. Марину обнимаю. Ничего не пишу, надоело. Напиши мне в Гаспру письмо. Проси Катю[426] поселиться у нас! Привет ей.
К. Ч.
86. К. И. Чуковский — Н. К. Чуковскому
19 октября 1937 г. Кореиз[427]
Коля, дорогой! Что же с Гулькой? Надеюсь, уже все обошлось. Таточке скажи, что я был в Артеке, видел пионервожатого Леву, который ей кланяется. Видел Лиду. Говоря между нами — она безумная. Я всю жизнь ненавидел маршаковщину, считал всю редакцию Ленинградского Детиздата — бессмысленной и нелепой, но сейчас мне жалко бедную Лиду[428] до слез… Настроение у меня бодрое; я душевно спокоен. Конечно, Асеев ругал меня не случайно[429], но ей богу нужно быть выше этого. И я — выше. Черт возьми, я 30 лет отдал литературе не для того, чтобы меня волновали Асеевы. Внутренне я от него не завишу. Привет Марине. Мы — из-за Люши — приедем после праздников. Хорошо было бы, если бы ты привез в Москву мою шубу и мой синий костюм — боюсь, как бы в пути не простудиться. Добудь их из недр квартиры — и приготовься к телеграмме о дне выезда. Надо бы присобачить дело так, чтобы ты мог встретить нас на Курском вокзале. Подробности в следующих
