дыма. Я открываю дверь, и прямо на меня валится Мария-Изабелла.
В ее комнате горят занавески, горит постель. Из деревянного шкафа, идет дым. Огонь добрался и до нее, у нее вспыхнуло платье. Девушка прыгает и безумно кричит.
Я валю ее на дымящийся пол, чтобы потушить ее платье. Это мне удается, платье тухнет. Тогда я взваливаю ее на плечи и бегу вниз по лестнице. Один поворот, другой, третий. Но дальше — пламя. Лестница горит. Что делать? Я пробегу через пламя так быстро, что оно не успеет схватить нас. Осталось всего двадцать-тридцать ступенек. И я бросаюсь в огонь.
Вдруг я падаю, увлекая за собой свою ношу. Горящая лестница не выдержала нашей тяжести. Я лежу на полу, в дымном коридоре, разбитый, обожженный, задыхающийся. Но нельзя терять ни минуты. Я поднимаюсь на ноги, беру несчастную девушку, выбегаю на сцену и прыгаю в зал.
Огонь уж пробрался и сюда. С легким треском пожирает он сухое дерево кресел и стульев. Весело и дружно горят баррикады. Путь к выходу нам отрезан. Я смотрю в бледное лицо Марии-Изабеллы. Она лишилась сознания, глаза у нее закрыты.
Я сажаю ее на стул и падаю у ее ног на пол.
О, воздуху мне, воздуху!
Глава семнадцатая. Автомобильная гонка
Но судьба не хочет моей смерти. Выход есть, я вспоминаю о нем.
Взвалив Марию-Изабеллу на плечи, я подошел к люку, ведущему в подземелье. Открыть его нетрудно. Я спускаюсь по винтовой лестнице, освещая себе путь горящей ножкой стула. Каким свежим и живительным показался мне воздух этой затхлой ямы! Здесь нет дыма, и я могу свободно вздохнуть.
Я быстро иду вперед, не обращая внимания на черепа и кости. Главное — спасти жизнь Марии-Изабеллы.
На полдороге мой факел погас. Я бросил его и пошел дальше в полной темноте. Девушка висела у меня на спине, как мешок, но я чувствовал теплоту ее тела и знал, что она жива.
Вперед, вперед, вперед, через кромешную тьму. Тьма — неважно! Лишь бы шли ноги. Лишь бы не упасть. Вот, наконец, и лестница. Выбиваясь из сил, я лезу наверх. Еще ступенька, еще, еще! Открываю люк, вылезаю и — падаю в объятия отца!
Он нежно целует меня. А вот и дон Гонзалес. Он старается привести в чувство свою бедную дочь. Рядом стоит добрый, толстый Джамбо, и весь колышется от радостного смеха.
Но у нас не было времени изливать свои чувства. Гром пушечных выстрелов не смолкал ни на секунду. Полгорода было охвачено огнем. Опера горела, как будто она была сделана из картона. Но между ее готовых обрушиться колонн попрежнему метался Шмербиус, попрежнему чернели пулеметы.
— Если ветер занесет пламя в арсенал, — сказал Джамбо, — вся эта часть города погибнет. В арсенале — склад динамита.
— У тебя мой документ? — спросил отец. — Та половина, которая была у меня?
— Да.
— А где вторая половина?
— У Шмербиуса на столе, в его комнате.
— Веди меня туда!
Черные полуголые люди заполняли все комнаты и коридоры. Это были рабы из доков. Холодок пробежал у меня по спине, когда я увидел их страшные разъяренные лица. Но они дружелюбно улыбались отцу, и я понял, что мы среди них в безопасности.
Когда мы вошли в комнату Шмербиуса, я не поверил своим глазам. Стол был разбит в щепки. Железная кровать была так изогнута, будто на ней сидел слон. Постельное белье бесследно исчезло. Со стен были содраны не только чертежи, но даже обои. Бумаги, лежащие на столе, были очевидно выброшены через окно. Только несколько рваных листков в беспорядке валялось на полу.
Мы с отцом сели на корточки и стали молча подбирать их. Нет, все не то. Ноты, счета, приказы, рапорты. Вторая часть документа пропала.
— Ну их, эти алмазы! — сказал отец. Он был бледен, голос его дрожал. — Пускай лежат на дне океана. Достаточно я настрадался из-за них. Зачем мне алмазы? У меня есть сын и друзья, которых я люблю, а любовь драгоценнее всех алмазов мира.
И он ласково погладил меня по плечу.
Дверь в комнату отворилась, и Джамбо с доном Гонзалесом внесли на руках Марию-Изабеллу. Девушка пришла в себя, но была так слаба, что не могла даже говорить. Она только смотрела на нас большими печальными глазами.
— Не нашли? — спросил дон Гонзалес.
— Не нашли, — ответил отец.
Джамбо подошел к окну.
— Смотрите, — сказал он. — Шмербиус садится в автомобиль. Куда он собирается ехать?
Автомобиль Шмербиуса я сразу узнал. Это был тот самый „Форд“, который сослужил мне такую службу на „Santa Maria“.
— Он едет на аэродром, — сказал я. — Если ему удастся овладеть самолетом — город в его руках.
— Ему не проехать, — сказал дон Гонзалес: — мост через соединительный канал взорван, и Двигающийся Утес отодвинут.
— Он может объехать озеро по окружному шоссе, — сказал Джамбо.
— Скорей, скорей! — закричал отец. — Мы должны догнать его и перегнать! Мы должны первые завладеть самолетом.
На дворе Верховного Совета стоял автомобиль. Мы выкатили его на площадь. Отец сел на место шофера, я рядом с ним. Сзади — Джамбо, дон Гонзалес и Мария-Изабелла.
Автомобиль Шмербиуса зашумел, сдвинулся с места и полетел по улице к мосту через реку Юань. Впереди сидел Шмербиус, сзади мисс Мотя. Едва они покинули площадь, как рухнула колоннада Оперы.
Мы помчались за ними. Проезжая мимо арсенала, мы увидели, как Баумер, двое китайцев и какой-то араб тоже садились в автомобиль. Видно, и они догадались, куда направляется Шмербиус.
Началась бешеная гонка. Свежий ветер дул мне прямо в лицо. Дома по обеим сторонам улицы мелькали так быстро, что рябило в глазах. Автомобиль Шмербиуса, похожий на черненького жучка, взлетел на мост и на секунду скрылся из глаз. Еще мгновение — и мы тоже перелетели через мост.
Перед нами горящие доки. Какое величавое зрелище! В этих огромных доках могли бы поместиться десятки современных океанских гигантов. И все это залито морем огня. Рушатся стены, падают тысячепудовые подъемные краны!
Но дальше! дальше! Мы летим через холмистые поля по пыльной шоссейной дороге. С холма на холм, то вверх, то вниз. Шмербиус — вниз, мы вверх, Шмербиус вверх, мы вниз.
Шоссе постепенно заворачивает направо. С одной стороны — горы, с другой — озеро. На озере — бой. Топят друг-друга корабли джентльмэнов удачи. Горное эхо повторяет гулкое уханье пушек. Но в горах гремит не только эхо. Там тоже канонада: Форт Подковы перестреливается с Вращающимся Фортом, Эрлстон воюет с Ли-Дзень-Сянем. Шоссе мало-по-малу удаляется от озера и постепенно заворачивает направо. Расстояние между автомобилями не изменяется.
— Скорее! — кричит дон Гонзалес и дотрагивается рукой до спины отца.
— Скорее нельзя, — отвечает отец. — Мы едем полным ходом.
Действительно, мне и в голову никогда не приходило, что можно мчаться так быстро. Воздух свистит у меня в ушах. Вперед! Вперед!
Теперь шоссе пролегает вдоль самой подошвы гор. Слева — черная каменная стена, справа — болотистый тропический лес. Если бы не этот лес, мы могли бы видеть озеро и раскинутый на противоположном берегу город. Но лес высок и густ, он заслоняет все. Он пахнет сыростью, прелью, тысячелетнею гнилью. В глубине прыгают и кричат попугаи. А сколько длиннохвостых мартышек! Они, как дети, целыми стаями выбегают из чащи, чтобы посмотреть на автомобили. Но мимо, мимо, вперед!
— Нам их не догнать, — говорит Джамбо. — Они первые приедут туда. Завладеют самолетом, уничтожат всех нас, а потом покорят весь город.
Но вдруг автомобиль Шмербиуса остановился. Шмербиус и его спутница выпрыгивают прочь. Что они делают там? А! Это упавшее дерево загородило дорогу! Они волокут его в сторону. Какое толстое тяжелое бревно! Тащите, тащите! Вы работаете для нас! Мы все ближе и ближе.
Мы промчались мимо них в ту секунду, когда Шмербиус и мисс Мотя садились в автомобиль. Теперь мы впереди всех. За нами Шмербиус, за Шмербиусом Баумер! Вперед! Вперед!
Лес кончился. Мы едем вдоль быстрой горной речки. Вдали синеет озеро. А на противоположном его берегу — объятый пламенем город.
— Этот остров, должно быть, коралловый, — говорю я. — Я читал, что в середине коралловых островов бывают большие глубокие лагуны.
Отец улыбается.
— Нет, Танталэна не коралловый остров, а вулканический. Это озеро залитый водой кратер.
Мы промчались по нескольким мостам, перекинутым через быстрые горные речки. У одного из них я увидел араба с камышевой удочкой в руках. Он, казалось, так внимательно следил за поплавком, что не заметил нас. Я сразу узнал его. Это был Гассан-бен-Дигам, член Верховного Совета и начальник арсенала.
Автомобиль Шмербиуса не отставал от нас. Мы мчались все время с одинаковой скоростью. Но Баумер мало-по-малу приближался. Все же мы впереди! Все же мы приедем первые! Вперед! Вперед!
Шоссе повернуло налево и стало подниматься в гору.
— Аэродром там наверху, — сказал отец.
Все выше, выше, выше и вот, наконец, мы на широкой поляне. Вдали показались какие-то домики. Да это целое селение! Мы неслись прямо к нему.
Баумер попробовал объехать нас, но это ему не удалось. Он только потерял несколько секунд и отстал. Домики все увеличивались. Это не домики, а длинные кирпичные сараи.
— Вот гаражи, в которых находятся самолеты, — сказал отец.
Один из гаражей открыт. Перед ним огромная машина. Крылья черные, и на каждом крыле и все тот же знак — череп и скрещенные кости.
Мы первые подъехали к самолету. Джамбо, с Марией-Изабеллой на руках, вбежал в пассажирское отделение машины. За ним последовали мы с отцом и дон Гонзалес.
В это мгновение подкатил автомобиль Шмербиуса, и мисс Мотя подбежала к самолету.
— Donnerwetter! — заревел опоздавший Баумер и поднял ружье.
Самолет сорвался с места и, как ураган, помчался по равнине. Потом стал плавно подниматься. Вот уже виден пылающий город. Пламя отражается в озере, и от этого вода возле набережной кажется кровавой. Вот под нами широким полукругом расходятся кирпичные гаражи. Вот три автомобиля, у которых стоит Баумер, потрясая винтовкой, два китайца, араб и мисс Мотя.
— Но где же Шмербиус? — спрашиваю я.
Действительно, где же Шмербиус? Его нет между ними. Вдруг я вскрикиваю.
— Смотрите! — говорю я. — Шмербиус висит на кольце, за самолетом!
К задней части самолета было привинчено кольцо. За него одной рукой держался Шмербиус. Он висел над пропастью. Фалды его сюртука развевались, как крылья. Он был похож на большую нелепую черную птицу.
— Нам придется снять эту гадину, — хмуро сказал дон Гонзалес.
Мы с трудом втащили его в каюту. Он подошел к окну и стал смотреть, как пламя уничтожает его любимый город, город, который он хотел сделать столицею мира!
Мы
