близко расположенной Азии, чем вообразить, что человек самостоятельно зародился и в Восточном полушарии и в Западном!
Кук оставил ничего больше не обещающие берега Америки и повернул прямо на запад. Он решил точно измерить расстояние между обоими великими материками.
Густой холодный туман скрывал черные подводные камни и мелкие островки. Трудно было плыть по этому бурному северному морю. Все новые и новые опасности ежеминутно подстерегали корабли. Приходилось лавировать, сворачивать с прямого пути то к северу, то к югу, а порой и возвращаться назад.
На кораблях свирепствовали болезни. Капитан Кларк кашлял кровью. Естествоиспытатель Андерсон слег, и положение его было признано безнадежным.
3 августа Андерсон скончался. Смерть его была большой потерей для экспедиции. Этот веселый собиратель бабочек и набивальщик чучел, смешивший матросов своим восторгом перед каждым листиком неведомой европейцам травки, был великим знатоком зоологии и ботаники.
Первый же открытый после его смерти остров Кук назвал островом доктора Андерсона.
Корабль плыл к Азии. По американский берег еще круче завернул на запад, и наши путешественники все не могли с ним расстаться. Только 9 августа он остался позади, длинным мысом врезаясь в море.
А на другой день на западе была замечена новая земля.
— Ура! Азия! — закричали моряки.
Азия оказалась всего в тридцати милях от Америки.
А английские ученые до сих пор утверждали, что расстояние между обоими материками не меньше тысячи миль!
На азиатском берегу они увидели несколько шалашей, сделанных из кольев и шкур. Возле воды стояли люди и яростно швыряли камни в сторону судов. Это были чукчи.
Эти отважные люди, вооруженные только камнями, чтобы отстоять свою родину, готовы были вызвать на бой сорокапушечные фрегаты. Кук решил не высаживаться на берег и повернул к северу. Ему хотелось как можно дальше проплыть по туманному, холодному морю, разделяющему два материка.
«А вдруг этим путем я доберусь до полюса?»— мечтал он и готовился к отважной борьбе с полярной стужей.
Но на 70ь северной широты путь ему преградили сплошные ледяные поля.
Много раз он проплывал от Азии к Америке и обратно, ища хоть узкого прохода сквозь это нагромождение льдин. Все было напрасно. Сверкающие льды застилали весь северный горизонт. На них лежали исполинские моржи, грелись на солнце и приподымали усатые, клыкастые морды, чтобы поглядеть на проходящие мимо корабли.
Приближалась осень, и Кук повернул назад, на юг. Зиму нужно было провести в теплых странах.
Кук решил в будущем году снова вернуться сюда, чтобы постараться проникнуть как можно дальше на север.
Вскоре они наткнулись на большой остров с отличной гаванью.
Жители острова оказались алеутами. Они сказали, что остров называется Уналашка, и охотно продавали путешественникам свежую лососину.
8 октября на «Решение» явился пожилой алеут и вручил капитану Куку письмо, написанное на неведомом языке, и ржаной хлебец, внутри которого была запечена лососина.
При этом он, низко кланяясь, несколько раз повторил непонятное слово.
— Кто прислал тебя к нам? — спросил Кук.
— Русс, — ответил алеут, догадавшись, о чем его спрашивают.
Кук отправил на берег капрала Ледьярда, поручив ему разыскать русских.
Два дня спустя Ледьярд возвратился в сопровождении трех незнакомых мужчин. Это были русские.
Старшего из них звали Яковом Ивановичем Сапожниковым. Он был капитаном корабля, стоявшего у противоположного берега острова. Двое других были его подчиненные — офицер Герасим Григорьевич Измайлов и матрос Петров.
На вид они казались людьми простыми, не слишком искушенными в науках, но все же Кук был несказанно рад этой встрече. Это были первые европейцы, которых он увидел за два года своих странствий. За обедом они ели ножом и вилкой и чокались бокалами с английскими офицерами. В капитанской каюте они внимательно разглядывали различные морские приборы, и Кук увидел, что они хорошо знакомы с ними.
Он решил показать гостям свою только что составленную карту островов, расположенных между Азией и Америкой. Измайлов внимательно осмотрел карту, потом вдруг засунул руки себе за пазуху и вытащил тщательно сложенный лист бумаги. Это была карта тех же самых островов. Но какая карта! Все, что у Кука было только приблизительно намечено, на русской карте было зарисовано с точностью. Сколько здесь было не замеченных Куком островов и подводных камней! У каждого острова обозначены были все заливы, где могут останавливаться суда. В каждом проливе был отмечен фарватер.
— Откуда у вас эта карта? — закричал Кук. — Ведь ей цены нет!
Измайлов что-то ответил на своем языке, но Кук разобрал только одно слово: «Беринг».
Капитан Беринг! Так вот оно что! Это карта капитана Беринга!
До англичан доходили смутные слухи, будто лет сорок тому назад капитан русской службы Беринг переплыл из Сибири в Америку. Но все считали это маловероятным. Слишком уж далекой казалась Америка от Азии.
Кук схватил карандаш и линейку и стал исправлять свою карту, сверяя ее с картой русских. Сперва он перенес к себе все очертания берегов, потом зачеркнул все названия, которые он роздал разным островам, и стал спрашивать, как они назывались по-русски. И карта его покрылась непонятными, трудно произносимыми надписями: остров Туманный, Медвежий, Бесплодный. А северо-западный выступ Америки, находившийся так близко от Сибири, оказалось, называется полуостров Аляска.
И только одно наименование Кук самостоятельно занес на свою карту. По синему пространству, разделяющему оба материка, он написал: «Берингов пролив».
Судно, капитаном которого был Сапожников, пришло сюда из порта Петропавловск-на-Камчатке. Оно привезло с собой груз муки и табаку, которым русские снабжали алеутов в обмен на котиковые шкуры. Кук написал письмо в Лондон и попросил своих гостей сдать его в Петропавловске на почту. Те охотно согласились и, как потом выяснилось, исполнили его просьбу. Письмо шло через Иркутск, Тобольск, Москву и Петербург и пришло в Лондон через полтора года.
На прощание Кук подарил русским морякам несколько бутылок вина, которого они не пробовали уже много лет. Русские предлагали Куку перезимовать в Петропавловске, но он отказался.
Он считал, что гораздо полезнее будет провести зиму в жарком климате, на недавно открытых Гавайских островах, и получше изучить их.
В конце октября, попрощавшись со своими новыми друзьями, мореплаватели покинули Уналашку и месяц спустя увидели высокие горы Гавайского архипелага.
Жрецы и вожди
В течение почти целого месяца Кук кружил возле Гавайского архипелага, переезжая от острова к острову, нигде не приставая; он искал удобного места для стоянки. Но все бухты были малы и мелководны.
Только 17 января 1779 года «Решение»и «Открытие» наконец вошли в прекрасную гавань Каракакуа на острове Мауи. Спустили стеньги, отвязали паруса. Путешественникам предстояла долгая стоянка. Надо было починить все повреждения, запастись провизией и отдохнуть, потому что о возвращении в Англию раньше чем через год нечего было и думать.
Нигде еще Кука не встречала такая многолюдная толпа. Берег был черен от людей. Бесчисленные лодки неслись навстречу кораблям. И Кук, сойдя в каюту, записал в корабельном журнале:
«Мы не нашли великого Северо-Западного прохода. Но открытие Сэндвичевых островов щедро вознаградило нас за эту неудачу. Никогда еще никто из европейцев, странствовавших по Тихому океану, не встречал такой богатой и такой населенной земли».
Это была последняя запись, занесенная в корабельный журнал рукой Кука. Он не думал, что самая богатая из всех открытых им земель будет местом его гибели.
Гавайцы без всякой боязни влезали на корабли. Каждый предмет удивлял их. Они вслед за своими пышно разодетыми вождями сновали по всем закоулкам.
Из вождей особенно обращал на себя внимание высокий молодой человек с красивым, умным лицом и величественной осанкой. Звали его Переа. Он пользовался уважением среди своих соплеменников. Кук заметил, что Переа гораздо внимательнее остальных прислушивался к речам англичан, объяснявшим гавайцам назначение парусов п мачт. Он сразу полюбил этого красивого юношу и щедро одарил его. Переа не остался в долгу и впоследствии не раз оказывал английским морякам важные услуги.
Несколько часов спустя на «Решение» прибыл грязный старик, покрытый гнойными струпьями. Под мышкой он нес крохотного, пронзительно визжавшего поросенка.
— Коа! Жрец Коа! — закричали гавайцы, боязливо расступаясь пород ним.
Коа торжественно подошел к Куку, накинул ему на плечи красный плащ и вручил поросенка. Потом оглушительно крикнул:
— Роно! Роно!
И упал на колени, простирая руки к удивленному капитану.
— Роно! Роно! — закричали гавайцы, тоже падая на колени.
Англичане были поражены этими странными почестями. Нигде еще перед ними не падали на колени.
Расспросы ни к чему не привели. Так Кук никогда и не узнал, за кою его приняли гавайцы.
И только шестьдесят лет спустя долго жившему на Гавайских островах американскому исследователю Эллису удалось найти разгадку.
Как выяснил Эллис, у гавайцев существовало предание, будто могущественный вождь Роно, живший в незапамятные времена, по ложному доносу одного недруга убил свою любимую жену. Узнав, что жена его была ни в чем не повинна, Роно помешался от горя и стал бродить по всему острову, убивая всех, кто попадался ему на пути. Утомившись убийствами, но не насытив своей жажды крови, он сел в ладью и отчалил от берега, обещая вернуться через много лет на крылатом плавучем острове, населенном людьми, собаками и свиньями.
Предание это сохранилось в народных песнях и священных сказаниях гавайцев.
Увидев английские корабли, жрецы сразу поняли, какую выгоду они могут извлечь из прибытия чужеземцев. Разве Кук не похож на Роно? Разве его корабли нельзя выдать за крылатые плавучие острова? Разве на них нет людей, собак и свиней, обещанных в священном предании? Появление перед народом живого Роно должно было чрезвычайно поднять уважение к религии и увеличить доходы жрецов.
Коа был жрецом храма, посвященного Роно. Принеся в жертву вернувшемуся святому поросенка, он поехал на берег и объявил всему народу, что капитан Кук не кто иной, как сам Роно, возвратившийся на родину, а его корабли — плавучие острова.
И гавайцы стали считать Кука богом. Едва он съехал на берег, как вся толпа пала перед ним на колени, а жрецы обратились к нему с молитвами. Кук был чрезвычайно удивлен этими почестями.
Его повели в храм. Лейтенант Кинг, ни за что не хотевший оставить капитана, пошел вслед за ним.
Храм окружали колья, на которых были надеты человеческие черепа.
Немало человеческих жертв требовали кровожадные боги. У входа в храм стояло два деревянных идола, одетых в пурпурные мантии.
Внутри храма находился большой бамбуковый помост, служивший алтарем. На помосте лежали труп свиньи и груда фруктов. Вокруг помоста стояло двенадцать истуканов с безобразными и грозными лицами.
Десять младших жрецов внесли в храм живую свинью и кусок красной ткани. Коа с необычайной ловкостью, одним взмахом руки, окутал этой тканью Кука. Младшие жрецы затянули хором священный гимн. Коа взял Кука за руку и стал поочередно подводить его к каждому истукану.
Как это ни странно, но Коа чрезвычайно непочтительно обходился со своими богами. Он презрительно хохотал им в
