глаза выколоты — так обходятся с доносчиками. В том же году сендеристы открывают новый фронт в Пуно. Война охватывает департаменты Либертад, провинции Уануко и Map, Верхнюю Амазонию. Устраиваются подрывы электростанций, обслуживающих города Куско и Арекипа. В июне 1984 года маоисты пустили под откос поезд, перевозивший свинцовый концентрат; вскоре наступает черед другого поезда — с медью. В 1984 году из 146 провинций Перу в десяти объявлено чрезвычайное положение.
Пытаясь пресечь разрастание террора, армия сначала прибегла к карательным мерам: за шестьдесят убитых крестьян штаб пообещал ликвидировать трех партизан-сендеристов. В первое время подобная репрессивная политика лишь подтолкнула сомневающихся к переходу на сторону «Светоносного пути». В начале 90-х годов правительство сменило курс: крестьянин рассматривался уже не как враг, а как возможный партнер. Преобразования в военной иерархии и совершенствование набора призывников способствовали упрочению связей и согласованных действий с крестьянством. Тактика «Светоносного пути» также становится изощреннее; на III конференции маоистской группы разработаны четыре формы борьбы: партизанская война, саботаж, выборочный терроризм и психологическая война, например нападение на сельские базары.
Как только по рядам партии прокатилась диссидентская волна, последовали расправы над «предателями, придерживающимися буржуазной линии». Для наказания тех, кто изменил «народным силам», «Светоносный путь» организует в Амазонии трудовые лагеря. В декабре 1987 года триста голодных женщин, стариков и детей сбежали из этого «перуанского ГУЛАГа» и добрались до границы девственных лесов Белема. С 1983 года крестьяне, занятые на принудительных работах, покидали районы, подчиненные сендеристам, где батраков обязывали возделывать землю, кокаиновые поля, а также удовлетворять все нужды воинствующих маоистов; за попытку к бегству убивали на месте. Многие дети, родившиеся на высокогорье, погибли в младенчестве. Запертых в лагерях людей морили голодом, заставляя заучивать тексты председателя Гонсало и сдавать по ним экзамены. Так происходило на территории Конвенсьон, в лагере, где содержались пятьсот человек.
В сентябре 1983 года полиция совершает первый важный шаг, арестовывая одного из руководителей штаба Гусмана Карлоса Мессича. Крестьяне, уставшие от жестокости сендеристов, не способных облегчить их участь, больше не переходят на сторону гусмановской революции. Кроме того, «Светоносный путь» оттесняется другими политическими движениями. Объединенные левые силы при мощной поддержке профсоюзов успешно противостоят попыткам расширения сфер влияния «Светоносного пути» — организации, в конечном счете с куда большим рвением использующей кровавые террористические методы, нежели участвующей в общественнополезной деятельности. Так, в 1988–1989 годах непосредственными мишенями для «Светоносного пути» становятся Лима и Куско, вернее их самые бедные районы, поскольку, согласно установкам председателя Гонсало, именно трущобы являются питательной средой революционной культуры:
«Трущобы рассматриваются как низовые организации, а пролетариат — как их руководитель!»
В соответствии с этими директивами «Светоносный путь» разделяет барачные городки-фавелы на участки, устраняя сопротивление непокорных. Его активисты внедряются в некоторые благотворительные организации, такие как Народная помощь Перу. По сути это означает стремление маоистской группы изгнать укоренившихся на городской почве левых — классических марксистов. Несколько попыток прибрать к рукам профсоюзы снова оканчиваются неудачей. В довершение всего на своем пути сендеристы натыкаются на преграду — MRTA (Революционное движение имени Тупака Амару). Столкновение противников отличается неслыханным кровопролитием. В 1990 году убиты 1584 представителя гражданского населения и 1542 повстанца. Потесненный движением MRTA и изрядно потрепанный армией, «Светоносный путь» постепенно клонится к закату.
12 и 13 сентября 1992 года арестованы Гусман и его заместительница Элен Ипаррагире. Несколько дней спустя в руки полиции попадает «активист номер три» — Оскар Альберто Рамирес. 2 марта 1993 года арестована военная руководительница «Светоносного пути» Марго Домингес (подпольная кличка Эдит). И наконец, в марте 1995 года службой безопасности разоружена колонна из тридцати сендеристов во главе с Мархье Клаво Перальтой. Несмотря на все это, продолжается рост численности организации.
2. Афрокоммунизм: Эфиопия, Ангола, Мозамбик Ив Сантамария
Мировое общественное мнение рассматривало связь между развивающимися странами и коммунистическим движением в зависимости от той поддержки, которую это движение оказало антиколониальной борьбе еще до того, как началась «холодная» война. Не соглашаясь с антиколониальной политикой Вашингтона, французская IV Республика[140] пыталась доказать, что любое отступление перед лицом туземных националистов становится ipso facto поощрением амбиций Москвы. Ведь согласно высказыванию, которое приписывается Ленину, с Востока кажется, что дорога на Париж проходит через Алжир. Так что установление просоветских режимов в бывших португальских колониях в Африке и Эфиопии стало подтверждением мысли о том, что зло не ограничивается геополитическими рамками.
Африканский вариант коммунизма
«Черные кхмеры» — такое прозвище еще в 1989 году, вскоре после падения Берлинской стены, дали бойцам Патриотического фронта Руанды (тутси), которые подозревались в симпатиях к полпотовскому режиму. Их руководителя, Поля Кагаме, получившего образование в Соединенных Штатах, французские чиновники, внимательно следившие за англосаксонскими происками на африканском континенте, прозвали «Американцем». Можно ли теперь сомневаться в «африканском коммунизме»? Даже мозамбикский президент Жоаким Чиссано без колебаний согласился, что в то время, как маятник Истории пошел вспять в Восточной Европе, «эта ситуация с марксизмом начинает нам создавать проблемы». И если для генерала де Голля СССР не переставал быть «дорогой и могучей Россией», почему бы Народному движению за освобождение Анголы (МПЛА) не стать воплощением «марксизма-ленинизма»? Что касается призывов отказать «красному негусу»[141] Менгисту в звании «коммуниста», то, как известно, в этом определении в среде ультралевых марксистов, где не последнюю роль играли троцкисты, в свое время неизменно отказывали и Сталину.
На самом деле, серьезность ссылок на Маркса со стороны государств и режимов, здесь названных, не оспаривалась в течение всего рассматриваемого периода (в основном 1974–1991 годы) ни самими действующими лицами, ни их противниками. Формально к коммунистическому лагерю принадлежало меньшинство; по советским оценкам, в 1939 году эта цифра составляла 5000 человек во всей Африке, затем в начале 70-х годов она увеличилась до 60 000. Однако многочисленные примеры, особенно европейские, должны напомнить, что по ленинской логике единственно важным считается, чтобы идеологии соответствовала власть (больше чем уклад жизни или форма государственного устройства), и что власть малочувствительна к предварительному насыщению общества коммунистической культурой. Придя к власти, новые руководители тут же символически поделили землю, умножая свидетельства разрыва с «африканским социализмом», который расцвел сразу же после завоевания независимости в 50–60-е годы. Уроки провала первой волны формулировались следующим образом: известно что, аграрная политика (юамаа), которую проводил в Танзании Джулиус Ньерере, не принесла нужных результатов, но, согласно как ФРЕЛИМО, так и эфиопским экспертам, произошло это потому, что партия ТАНЮ/АСП не была в достаточной степени «марксистско-ленинской». Принятие «научного социализма» позволяло руководящей элите нейтрализовать племенное единство, и, как его следствие, «незапланированную» крестьянскую солидарность. Соглашаясь с утверждением, что государство создает нацию, силы, находящиеся у власти, стремились войти с этой идеей в международное сообщество. Каждому должно было стать ясно, что, приземляясь в Мапуту, столице Мозамбика, он попадал в «свободную зону человечества».
Лозунг на фасаде аэропорта провозглашал два основных положения коммунистической программы: антиимпериализм перед лицом расизма Южной Африки и вступление вместе с социалистическими государствами в мировую коммунистическую систему. Страны «социалистической ориентации» — Мозамбик, Ангола и Эфиопия — заняли в ней свое место. Действительно, начиная со времен Хрущева, советские аналитики начали заботиться о том, чтобы сделать более тонкой их типологию: появление новых «прогрессивных» наций заставляло применять адекватную терминологию, приберегая место для тех из них, которые, сойдя с «капиталистического пути», не смогли заслужить ярлык «социалистических». Этот ярлык действительно означал определенные гарантии материальной и финансовой поддержки со стороны Советского Союза. Разумеется нельзя забывать и о военном сотрудничестве — «долге пролетарской помощи» со стороны Большого брата. В смысле поставок военной техники советская клиентура в Африке, конечно, не ограничивалась только Мозамбиком, Анголой и Эфиопией, но именно они извлекали максимум выгоды из сближения с СССР. Интеграция в мировую коммунистическую систему позволила их руководству пользоваться ее ресурсами: наряду с 8850 советскими советниками, действовавшими на континенте, в 1988 году отмечается присутствие 53 900 кубинцев, нельзя не упомянуть также восточно-германских специалистов, особенно в области госбезопасности.
Необходимо также упомянуть о «политике брюха» мафиозного типа, когда из-за отсутствия «класса буржуазии» использование государственного имущества становилось единственным источником личного обогащения.
Можно задаться вопросом, почему в идеологическом беспорядке XX века элита, дорвавшаяся до власти в этих государствах, делает свои идеологические ставки на марксизм-ленинизм? Конечно, важную роль здесь играет ослепление доктриной, открывающей неограниченные возможности для диктаторов. Но коммунизм в Африке является лишь эпизодом в долгой череде насилия, изучение которого начинается с попыток преодолеть противопоставление до-колониальной гармонии (или варварства), колониального порядка (или репрессий) и последующего беззакония, порожденного независимостью и/или неоколониальными притязаниями. Безусловно, коммунистическая Африка не была одиноким островком насилия: Нигерия во время войны с Биафрой и Руанда с геноцидом хуту внесли свой значительный вклад, достаточный, чтобы привести в отчаяние себе подобных. Однако, Эфиопия, Ангола и Мозамбик имеют свою преступную специфику, заключающуюся в процессе переделки структуры общества, например, в насильственном объединении в деревни сельского населения или в использовании голода в политических целях. Они также напоминают о знакомых явлениях, таких, как «чистка» партии, ликвидация левого движения или отношение к оппозиции — националистической, этнической, партизанской или религиозной.
Уже невозможно далее отрицать массовые убийства, и размеры преступлений африканского коммунизма вызывают к жизни всё новые оправдания: каждое начинание марксистско-ленинского государства представляется ими как реакция на наступление контрреволюционных сил. Старые споры по поводу террора Французской революции, воскрешенного революцией большевиков, призывы к «тирании, смягченной обстоятельствами», становятся в африканском контексте предметом ревностной защиты со стороны коммунистов. В этом смысле размах полемики, начавшейся на Западе именно в связи с Эфиопией, Анголой и Мозамбиком, оправдывает их выбор в качестве объектов нашего исследования.
Эфиопия — красная империя
12 сентября 1974 года исчезла империя, воплощенная в 82-летнем негусе Хайле Селассие I. Режим рухнул без больших потрясений: страна была ослаблена неуверенностью своего властелина (объяснявшейся как сомнениями в личности преемника, так и разразившимся нефтяным кризисом), пограничными войнами, недостатком продовольствия, что вызывало недовольство городской прослойки, стремившейся к модернизации общества. У руля государства встала армия — проводник геополитических амбиций свергнутого монарха, — покрывшая себя славой, сражаясь на стороне американцев в Корейской войне. 108 человек вошли в Дерг — Временный военно-административный совет (ВВАС), в котором, казалось, все идеологические разногласия отступили перед громким лозунгом «Эфиопия тыкдем» («Эфиопия прежде всего»). Однако очень скоро иллюзии рассеялись. Поставленный во главе правительства генерал Аман Андом, эритреец[142] по происхождению, герой войны с Сомали, был убит в ночь с 22 на 23 ноября. Через несколько часов пришла очередь еще 59 человек: либеральные политики подверглись той же участи, что и традиционалисты, связанные со старым режимом. Судьба остальных членов ВВАС отныне зависела от человека, которого они признали своим вождем еще в июле. Звали его Менгисту
