тоже прямо или косвенно выиграла от национал-социалистической экономической политики, хотя национал-социалисты и не выполнили обещаний 1933 года, а, напротив, стимулировали концентрацию и модернизацию экономики. И все же улучшилось положение не только служащих и чиновников, но также мелких ремесленников и крестьян. Это объясняется и общим оживлением конъюнктуры, и другими мероприятиями режима. Сюда относится, например, устранение евреев из профессиональной жизни и ограбление их имущества, что также прямо или косвенно привело к повышению доходов многих нееврейских врачей, адвокатов и ремесленников. Что касается крестьян, то они не только превозносились национал-социалистической пропагандой, но также получили по «государственному закону о наследственном крестьянском дворе» от 29 сентября 1933 года весомые материальные преимущества. Согласно этому закону, крестьянские дворы величиной не менее 7,5 гектара не могли быть проданы или принудительно отчуждены за долги. Впрочем, это не означало общего снятия долгов.
Наконец, и не в последнюю очередь, национал-социалистическая экономическая политика была полезна предпринимателям; они не должны были больше сражаться с притязаниями и требованиями чуждых им профсоюзов, и доходы их, вследствие конъюнктуры вооружения, чрезвычайно быстро росли. Далее, они в значительной степени выигрывали от грабительских и агрессивных войн, от ограбления немецкими войсками побежденных и оккупированных стран, а также от беспощадной эксплуатации «иностранных рабочих» и лагерных рабов. Однако это не значит, что они были ответственны за начало и ход войны, которая перешла в тотальную хищническую и расовую войну и неизбежно должна была завершиться полным поражением.
За исключением отдельных вмешательств, обусловленных автаркией и войной, национал-социалистическое государство отказалось от далеко идущих изменений капиталистической собственности; но все же в этом национал-социалистическом государстве предприниматели были, как правило, не в состоянии превратить оставшуюся у них экономическую власть в политическую. Предприниматели могли еще участвовать в планировании и проведении войн, но им не было дозволено сколько-нибудь существенно влиять на расовую войну. Освенцим невозможно объяснить и не следует объяснять вульгарно-марксистским тезисом об экономической выгодности. Так же обстояло дело и с тотальным способом ведения войны, примененным национал-социалистами и приведшим к полному поражению, к потере и разрушению также и большой части (24 %) частных производственных мощностей.
Уже в 1933 году многие антифашисты в Германии и за рубежом заявляли: «Гитлер идет к войне!» Но государственные деятели Западной и Восточной Европы повторили в области внешней политики ошибку тех консервативных политиков Германии, которые полагали, будто можно сдержать развитие национал-социализма политикой умиротворения и упорядочения. Они не только более или менее пассивно наблюдали за разрушением демократии в Германии и преследованием политических противников и евреев, но также терпели и принимали такие акты Гитлера, как вступление в демилитаризированную Рейнскую область и так называемый аншлюс Австрии, шаг за шагом уничтожавшие постановления Версальского договора. Высшей, но еще не конечной точкой этой политики «умиротворения» была аннексия Судетской области, явно одобренная Англией и Францией на Мюнхенской конференции 29 сентября 1938 года. Лишь после того, как Гитлер разгромил также «остаточную Чехию» в марте 1939 года и оккупировал принадлежавшую Литве Мемельскую область, британское и французское правительства нашли в себе силу гарантировать 31 марта 1939 года независимость Польши, которая была очевидным ближайшим объектом национал-социалистической агрессивной политики.
Тем самым завершился период западной политики умиротворения. На смену ей пришла политика, проводимая Советским Союзом, который заключил 23 августа 1939 года пакт о ненападении с Германией и создал, таким образом, важную предпосылку для немецкого нападения на Польшу. И в самом деле, 1 сентября 1939 года немецкие войска вторглись без объявления войны в Польшу, продвинувшись только до линии, предусмотренной секретным дополнительным протоколом к пакту Гитлера — Сталина. Советские войска оккупировали, кроме восточной части Польши, также часть Румынии и суверенные балтийские государства Эстонию, Латвию и Литву.
Несмотря на этот странный союз между фашистской Германией и коммунистической Россией, длившийся до нападения на Советский Союз 22 июня 1941 года, Вторая мировая война была также с самого начала войной мировоззрений: она была вызвана, прежде всего, идеологическими представлениями Гитлера, а затем уже — политическим и экономическим расчетом. Это не значит, что отдельные фазы и стадии войны протекали по «расписанию», изложенному Гитлером в книге «Моя борьба» и в других его программных высказываниях. Так, например, временный союз с Советским Союзом был, конечно, столь же мало предусмотрен им, как и война с Англией, которой Гитлер «на самом деле» хотел бы избежать. Нападение на Данию и Норвегию не объяснялось ни расистской, ни антикоммунистической идеологией, а только военно-стратегическими и экономическими требованиями флота и промышленности. Так же обстояло дело с походами в Грецию, Югославию и Северную Африку, тоже не запланированными, а возникшими вследствие непредвиденных военных и политических событий — слабости итальянских войск, провала пронацисткого путча в Югославии и т. п.
Но уже действия «айнцатцкоманд» в Польше, следовавших непосредственно за сражающимися войсками, чтобы наряду с подлинными или потенциальными политическими противниками захватить и уничтожить также евреев и представителей польского правящего класса, показали, что национал-социалисты с самого начала имели в виду нечто большее, чем империалистическую завоевательную войну.
Хотя немецкий и итальянский фашизм сравнимы между собой в их идеологии (за исключением расистски мотивируемой идеологии антисемитизма), в их внешнем облике и социальном составе, между ними были количественные различия — в масштабах, в унификации и в совершенстве террористического аппарата. Это проявилось в преследовании меньшинств, не говоря уже об уничтожении евреев. Эти количественные различия в унификации и гораздо более эффективная в Германии система террора, в конечном счете, привели к тому, что немецкое Сопротивление не смогло добиться таких успехов, как итальянское.
Испания
В 1920-е годы в Испании, раздираемой внутриполитическими конфликтами между правыми и левыми, возникло сразу несколько фашистских партий. К ним относилось, например, движение, называвшее себя «Союзами национально-синдикалистского наступления», основанное в феврале 1931 года в Мадриде студентом философии Рамиро Ледесмой Рамосом. В нее входили, наряду со студентами, офицерами и служащими, также и некоторые рабочие, вышедшие из анархо-синдикалистского движения. Рамос в самом деле пытался соединить националистические идеи с синдикалистскими. Кроме того, у испанских анархистов был перенят метод борьбы, называемый «прямым действием», то есть индивидуальный террор. Эта форма политического конфликта вскоре привела к первым жертвам.
Вторая фашистская партия, скорее католическо-традиционалистской окраски, была создана в Вальядолиде в июне 1931 года юристом Онесимо Редондо Ортегой и называлась «Кастильскими союзами испанского действия». В октябре 1931 года партия Ортеги объединилась с партией Ледесмы Рамоса. Объединенная таким образом партия продолжала борьбу против анархистов, социалистов и сепаратистов, вызывавшую жертвы с обеих сторон. Но ей не удалось изменить свое призрачное существование политически незначительной сектантской группы.
То же относилось и к третьей фашистской группировке, «Испанской фаланге», основанной 29 октября Хосе Антонио Примо де Ривера. Она привлекла большее внимание общественности по той причине, что ее лидер приобрел некоторую известность как депутат парламента от одной из монархических партий, опубликовавший несколько политико-философских статей. 13 февраля 1934 года Хосе Антонио Примо де Ривера удалось объединить три сектантских фашистских группы в «Испанскую фалангу союзов национально-синдикалистского наступления». Фаланга, как ее стали называть, организовала обмундированную и отчасти вооруженную партийную милицию; в идеологическом отношении она также ориентировалась на фашистскую Италию. Сюда относились ее националистические цели, касавшиеся главным образом внутренней политики — борьбы с сепаратистскими тенденциями басков и каталонцев; сюда же относились и «левые» пункты ее программы, куда входило ограничение экономического влияния иностранцев, учреждение «хозяйственных синдикатов» и отчуждение крупных предприятий, а также неиспользуемых или недостаточно используемых земель крупных помещиков. Последнее требование было, однако, недостаточно радикально для Рамоса, настаивавшего на отчуждении всей крупной земельной собственности; он вышел из партии. Первоначальные синдикалистские требования были ослаблены, а входившие в программу СНСН антиклерикальные пункты были почти полностью устранены; но, несмотря на это, в фалангу по-прежнему входили, наряду с интеллигенцией, студентами, офицерами и служащими, также и некоторые рабочие. В целом же фаланга сохраняла свой сектантский характер.
По этой причине она не была принята в избирательный союз правых, добившийся на выборах 19 ноября 1933 года большого успеха — 217 мест в парламенте, тогда как левые получили всего 93, а центр — 163 места. Фаланга не получила ни одного места, но она воспользовалась поляризацией политической жизни Испании. Снова и снова вспыхивали забастовки и восстания, такие, как восстание 1934 года в Астурии, которое гражданская гвардия и армия смогли подавить лишь после длительных и кровавых боев. После того как правое правительство распалось вследствие внутренних конфликтов, Народный фронт, объединивший левые партии и либералов, одержал на выборах 16 февраля 1936 года решительную победу. Правые получили всего 132 места, центр — 32, а Народный фронт — 277 мест. Сильнейшей партией были социалисты — 90 депутатов, — к которым принадлежал также ставший премьер-министром Асанья. Коммунисты провели в парламент 16 депутатов.
Победе на выборах Народного фронта больше всего содействовало решение анархистов отказаться от прежнего бойкота выборов, чтобы поддержать Народный фронт в его борьбе против «фашизма». Но единственной группировкой, которую в самом деле можно было назвать «фашистской», была фаланга, не получившая в парламенте ни одного места. Столь же неоправданным был доходивший до паники страх правых перед будто бы приближавшейся большевистской революцией. В действительности и Асанья, избранный в конечном счете президентом Испанской республики, и премьер-министр Касарес Кирога, и министр по социальным вопросам Ларго Кабальеро — как его часто называли, «испанский Ленин» — были заинтересованы не в революции, а в общественных реформах. Это — взаимное недоверие все больше разжигало конфликт, имевший, как и прежде, главным образом внутриполитический характер, поскольку влияние мирового экономического кризиса в Испании было относительно невелико. Кризисную ситуацию больше всего использовали фалангисты, которым всевозможные забастовки и насильственные действия сторонников Народного фронта давали повод бороться с правительством и его представителями методами индивидуального террора. После ряда покушений фашистов на республиканских политиков и служащих полиции 13 июля 1936 года полицейские убили лидера монархистов Кальво Сотело. Это дало повод нескольким генералам во главе с Франсиско Франко начать давно уже задуманный и тщательно подготовленный военный путч.
Этот военный путч, начавшийся 18 июля 1936 года, был не везде успешен. Республиканское правительство сумело сохранить или вернуть себе контроль над большей частью страны, причем его поддержали также некоторые верные республике офицеры, в особенности из военно-воздушных сил. Для восставших военных большая трудность состояла в том, что Франко был переведен правительством Народного фронта на Канарские острова. Правда, он сумел добраться оттуда до Испанского Марокко и подчинить своему командованию размещенные там марокканские войска и испанский Иностранный легион. Но он не мог переправить эти войска на континент, потому что не имел достаточного количества самолетов и судов. В этой ситуации он обратился
