в ходе борьбы, подчинить крестьянское население района партизанскому центру власти. На Кубе новая система власти, со своей юрисдикцией и командно-карательным механизмом, вступила в действие уже через полгода после начала военных действий30.
Э. Че Гевара специально обосновывает необходимость казней крестьян в случае их отхода от движения и сотрудничества с властями31.
Несмотря на то, что Че Гевара одинаково строго оценивает качества и городского и крестьянского пополнения32, крестьяне должны, по его мнению, составлять основу партизанской армии. Одним из обстоятельств, определяющих этот выбор, может быть более низкий уровень политических знаний, который делает крестьян более удобным материалом для создания «нового человека», носителя новых идей, «революционного способа мышления». Поскольку этот способ противоречит обыденной крестьянской психологии, большую роль в «перековке» сознания играет сам партизанский очаг — могучее средство воздействия на личность. Картина аскетической коммуны — отряда, нарисованная в «Партизанской войне», иллюстрирует путь решения проблемы внешних социальных влияний, «разлагающих» авангард, и позволяет О.Иванову сделать вывод о том, что «в концепции Э. Че Гевары исчезает социальный носитель идеологии: им становится каждый боец за независимость и справедливость»33.
Этот вывод нуждается в некоторой корректировке. Че Гевара продолжал считать, что сражается за интересы рабочего класса, выраженные в марксизме34. Воспитательная роль «очага» («фоко») позволяет форсировать переход к борьбе за эти идеалы уже на стадии вооруженных действий.
Все это как нельзя лучше соответствовало планам Че Гевары в Боливии.
Сама структура отряда по мысли Че Гевары способна определить характер будущих общественных отношений. Начав боевые действия, Че Гевара не спешит активизировать контакты с крестьянами. Предварительно необходимо было «превратить партизанский отрад в группу железной силы, в которой каждый новый человек будет чувствовать после прибытия позитивное влияние группы»35.
Это монолитное, чуждое бюрократизму36, но в то же время строго централизованное ядро должно было принять ожидавшийся приток крестьян и выковать из боливийцев «их офицеров, их будущих экономистов, их администраторов и т. д.»37 Для успешного выполнения этой задачи в партизанском лагере создается своего рода школа гармонично развитого человека38, где, однако, признана только одна точка зрения, политические дискуссии запрещаются39. Результатом такого «единомыслия» стало резкое ухудшение морального климата в отряде, закончившееся скандалом накануне боевых действий40. Первые три недели войны помогают команданте консолидировать отрад, после чего он решается, наконец, активизировать контакты с населением.41 В советской историографии высказывалось мнение о том, что крестьяне первоначально «держались настороженно, недоверчиво, часто даже враждебно»42. Это утверждение позволяет предположить, что отношения крестьян и партизан от месяца к месяцу устойчиво улучшались, и Че Геваре не хватило времени для вовлечения крестьян в борьбу. Однако дневник Че Гевары и других бойцов не дает оснований для таких выводов. 9 февраля Э. Че Гевара пишет: «Инти и Рикардо встретили несколько мальчишек и пошли в дом молодого крестьянина, у которого шестеро детей, он оказал им хороший прием и дал много информации»43. Крестьяне дают партизанам информацию (записи 9, 10, 13 февраля), продают продовольствие, не спешат сообщить о партизанах властям. Цели движения еще совершенно непонятны им.
Однако по мере разъяснительной работы партизан, касающейся, прежде всего, преимуществ социализма44, отношение крестьян остается прежним, а затем ухудшается. Долгое время команданте надеется на перелом в настроениях крестьян, но тщетно — в сентябре наступает прозрение, выразившееся в горькой фразе: «…крестьянская масса ни в чем нам не помогает, крестьяне становятся предателями»45.
В чем основные причины катастрофы? Были ли шансы на продолжение борьбы после сентября 1967 г.? На второй вопрос Э. Че Гевара отвечает положительно: «Наиболее важная задача — уйти отсюда и найти более благоприятные зоны. Кроме того, надо наладить контакты, хотя весь наш аппарат в Ла-Пасе разрушен, и там нам также нанесли тяжкие потери»46. Но зону, в которую в конце сентября вторгается Че Гевара, никак нельзя назвать более благоприятной с точки зрения поддержки крестьян, — это департамент Кочабамба, крестьянское самоуправление которого славилось давними связями с Р.Барьентосом. Но Че Гевара уже не делает ставку на крестьян. Он репрессирует крестьянских коррехидоров (старшин)47 и стремится прорваться на запад, где можно опереться на городские оппозиционные организации.
Этот поворот был связан с серьезным переосмыслением взглядов Че Гевары на роль крестьянской армии в революции. Еще на Кубе выступал против городских союзников партизанского руководства (как антибатистовской иммиграции, так и «равнинного» подполья)48, взаимоотношения с которыми по мнению команданте следовало строить на временной основе по принципу: «стратегию диктует тот, кто обладает силой»49. Было ясно, что в случае успеха равнинной тактики новый центр власти, сформированный в горах, не сможет установить контроль над всей страной. Заметно преувеличивала роль Повстанческой армии в победе революции на Кубе и концепция трех этапов войны, которой Че Гевара пытается придать универсальный характер. При переходе от этапа к этапу («кочевой», «оседлый», стратегическое наступление), Че Гевара учитывает различные факторы, но доминирующим считает фактор военных успехов крестьянской армии50. Заключительный этап войны рисуется Че Геварой как наступление регулярной повстанческой армии на линии фронта: «…возникает линия фронта, где происходят бои партизанской армии с войсками противника… Противник терпит поражение, приняв бой, навязанный ему партизанами на ими же продиктованных условиях. Перед угрозой полного поражения он капитулирует»51.
Эта картина серьезно расходится с реалиями Кубинской революции. К 1 января 1959 года повстанческая армия контролировала малую, хотя и важную часть страны, подобие фронта существовало в Орьенте и под Санта-Кларой, причем до самой Санта-Клары повстанцы добирались «на грузовиках и джипах», не встречая никакого фронта52. Из схемы Че Гевары, навеянной опытом китайской революции53, выпадают не только такие факторы, как разложение армии54, но даже всеобщая забастовка, которая, по признанию Ф.Кастро, «передала власть в руки революции»55.
Всеобщая забастовка и распад режима передали власть в руки широкой коалиции, в которой увенчанная победами Повстанческая армия хотя и находилась в преимущественном положении, но не была единственной силой. Это заставило Ф.Кастро пойти по пути постепенной трансформации возникшей коалиционной структуры в режим с одним центром власти. Постепенность этого процесса неминуемо оставляла на Кастровском режиме «родимые пятно» буржуазности, что не могло радовать Че. Создается впечатление, что в стратегической концепции Че Гевары больше китайского опыта, чем кубинского.
В Боливии Че Гевара пытается создать ситуацию, в которой революционное движение централизовано изначально. Для этого партизанскому отряду необходимо как можно меньше зависеть от союзников. На этом пути Че Гевара не останавливается перед разрывом с КПБ, когда ее руководитель М.Монхе начал претендовать на общее руководство движением56. По этой же причине команданте откладывает укрепление контактов с синдикалистским лидером Х.Лечином57, влияние которого в Боливии было велико.
Только после того, как ставка на собственные силы не удалась, Че Гевара начинает стремиться к установлению более прочных контактов с городом. Но время для возвращения к кубинской модели революции уже было упущено. Да и сама городская оппозиция после разгрома шахтерской милиции Р.Барьентосом в мае 1967 года вряд ли смогла бы помочь Че Геваре победить.
Как видим, этот просчет, которой Р.Дебре считает одной из главных причин гибели Э. Че Гевары58, вызван более принципиальными соображениями команданте, связанными с его стратегическими замыслами. Он стремился не просто к свержению диктатуры и дальнейшему постепенному, оппортунистичному движению от капитализма. Замысел Че отличался от кубинского пути принципиально. В горах следовало вырастить из недовольных крестьянских слоев распространяющуюся по всей Латинской Америке59 с партизанскими колоннами новую систему общественных отношений и власти60. Не трансформация капитализма в социализм, а замена существующего общества новым, выросшим в горах.
Но ради чего все это? Мы уже видели, что стратегической задачей команданте было построение нетоварного социализма, общества моральных стимулов. Но на пути этого идеала стояли не только «предрассудки» простых людей, но и вся империалистическая система.
Уничтожить ее можно, втянув империализм в непосильные для него войны, множество «вьетнамов». Одним из таких «вьетнамов» должна стать Латинская Америка. Этот план созревает у кубинских лидеров в самом начале 60-х годов, и уже в 1962 году Че Гевара пишет: «Знамя восстания должно быть поднято, и это знамя по исторической необходимости должно быть континентальным по характеру. Андским Кордильерам предназначено быть Сьерра-Маэстрой Америки, как сказал Фидель»61.
Некоторое время Че Гевара скрывает континентальный характер борьбы в Боливии. Даже руководство КПБ узнало о нем только в середине февраля 1967 года62. Окончательно континентальные задачи войны прояснились в июле: «Мало хорошего и в тех заявлениях, что сделали Дебре и Пеладо. Особенно это касается признаний относительно общеконтинентального характера партизанской борьбы, которых они не должны были бы делать»63. Впрочем, секрета в этом не было уже после опубликования в Гаване статьи Че Гевары «Призыв к Триконтиненталу».
Интернациональный характер отряда, антиимпериалистическая и антиамериканская агитация — все это не способствовало росту авторитета партизан среди крестьян, которые, по выражению Дебре, «никогда не видели янки в своей жизни»64. Местные кампесино вряд ли могли усмотреть в США источник своих бед, зато в партизанах могли видеть вполне конкретный пример иностранного вторжения. Партизаны, значительная часть которых прибыла из чужой страны, несли чуждую крестьянам культуру, чуждые идеи, да еще и не понимали их языка.
Язык кечуа, которым партизаны начали заниматься в лагере65, в этом районе мало употреблялся, в то время как основной язык местных пеонов — гуарани — в отряде знал лишь один человек66. В результате крестьяне воспринимали партизан не только как чуждых им людей, но и подчас просто не понимали, что они говорят67. Грубые просчеты в этой области также не были случайны. В «Призыве к Триконтиненталу» Че писал об «интернациональном американском типе, значительно более законченном, чем такие же образования на других континентах»68.
Разрыв с культурной средой театра военных действий, несомненно, стал важной причиной поражения, но сама эта причина обусловлена стратегией Че Гевары. Успех национально-освободительных лозунгов Ф.Кастро помог победе революции, но он же поставил партизанское руководство в зависимость от национальных социально-политических сил после 8 января 1959 года. Попытка Че создать новые общественные отношения как бы вне общества определяла разрыв со «старой» культурой страны. Поэтому поверхностным представляется высказанное Р.Дебре в 1970 году мнение о том, что «фундаментальным фактором, определившим поражение Че в Боливии была его недооценка национализма в привлечении поддержки повстанческого очага»69. Фундаментальной причиной провала Боливийской экспедиции явился сам принцип навязывания народу сверхцентрализованной «справедливой» модели бытия. Неприемлемость самой этой модели сказалась в ходе идейной борьбы за умы и сердца крестьян.
Помимо лозунгов и доводов в пользу революции, о которых говорилось выше, Че Гевара основывал свою агитацию на лозунге освобождения: «Фундаментальным элементом этого стратегического финала становится тогда реальное освобождение людей»70, — пишет Че в своем «Призыве к Триконтиненталу», напрямую связывая это освобождение с социалистической революцией. Но понятие «освобождение» означает лишь свободу от невидимых законов капитализма71, о которых команданте говорил в «Социализме
